Кикимора

Спонсор странички : Ростовая фигура уличная односторонняя

Содержание:

Словарь мифов языческой руси

Былички, бывальщины, легенды, поверья о духах - "ХОЗЯЕВАХ"

Нечистая сила С.В. Максимов

Древняя Русь в лицах

Энциклопедия суеверий

Энциклопедический словарь "Славянский мир"

Иллюстрированная энциклопедия "мужики и бабы"

Русские суеверия М. Власова.

В.И. Даль Поверья, суеверия и предрассудки русского народа

Краткая энциклопедия славянской мифологии

Русская народная мифологическая проза: истоки и полисемантизм образов: В З Т. Том первый: Былички, бывальщины, легенды, поверья о духах- "хозяевах".

Макс Фасмер

"Русский народный календарь" издательство "Метафора"  2004

 

Словарь мифов языческой Руси

КИКИМОРЫ — духи тревожных, беспокойных снов и ночных мечтаний и привидений. Живут в домах, будучи посланными туда на определенное время из преисподней. Являются послами и служителями Вия (Ния).
Существовало также поверье, что кикиморы — это умершие некрещеные или проклятые матерями дети, которых колдуньи сажают кому-нибудь в дом (здесь уже очевидно влияние христианства), или женщины, унесенные еще в младенчестве чертями, воспитанные нечистью и посылаемые на некоторый срок на житье к людям. Считалось, что посадить в дом кикимор могут и плотники, если им не заплатили за их работу.
Знают кикиморы все деревни, все поселочки, ведают про все грехи человеческие. Пробираются в избу незамеченные, поселяются за печкой неслышимо. Держат зло на уме на люд честной, замышляют выжить хозяев из дому. А к мужчинам настроены более враждебно, чем к женщинам. С теми и попрясть могут, только, правда, больше пряжи попутают.
По ночам кикиморы проказничают, беспокоят людей, шуршат в потемках, путают куделю и пряжу, гремят в печи вьюшками, воруют кур, выщипывают шерсть у овец — пакостят помалу. Вредят скоту и тем, что пересчитывают его, а считать-то умеют только до трех.
Всегда недовольны тем, что есть. И печь-то не так сложена, и стол-то не там поставлен, и лавка не там сделана. Всегда готовы на все брюзжать и во всем людям мешать. Но все же кикиморы, по сравнению с домовыми, считались менее беспокойными. Днем они не только невидимы, но и неслышимы — тихо сидят за печкою.
Кикиморы — чертихи. Представлялись они в виде неопрятных, с растрепанными, торчащими волосами, маленьких, тощих, с неприятным лицом с длинным носом, с занудливым характером женщин. Голова у кикиморы с наперсточек, а тело сравнимо с соломиной. От связи кикиморы с домовыми духами мужского пола идет продолжение рода и тех, и других. В иных местах считалось, что есть и лесные кикиморы — лешихи, лисунки. Больше всего кикиморы любят поселяться в жилищах, построенных в болотистой местности.
Кикимора не является очень уж опасным духом. Она, несмотря на все свое злопыхательство, не может причинить человеку большого зла. Она беспокоит, тревожит человека, старается нагнать на него страх, но вызывает к себе преимущественно лишь неприязненное отношение и насмешку.
Обряд изгнания кикимор из домов проводился 4 марта (стиль старый). Считалось, что в этот день они становятся тихими, смирными и ручными и что только в этот день от них можно избавиться. При изгнании кикиморы обметали печь и все углы, в избе, окуривали ее с приговором: «Выходи ты, кикимора-домовая, из горюнина дома скорее, а не то задерут тебя калеными прутьями, сожгут тебя огнем-полымем, зальют черною смолою. Слово мое твердо».

Былички, бывальщины, легенды, поверья о духах - "ХОЗЯЕВАХ"

Дух-пряха и предопределение судьбы. Образ домового в значительной степени сопряжен с образом божества судьбы. На основе представлений о персонаже, совмещающем функции того и другого, сформировались былички и бывальщины о прядущих мифических существах. В архаической севернорусской традиции домовой-пряха более известен в женской ипостаси: «Есть, говорят, суседиха-то. На пряснице она прядет. Было раз у меня. Я прясницу не перекрестясь поставила, она села и прядет, а веретешко так выговаривает: жар-р, жар-р».449 В качестве духа-пряхи судьбы в мифологических рассказах может быть изображен и домовой в мужской ипостаси: «А еще пряха он (домовой. — Н. К.). Спали я да Татаркиных сестра. Вместе лежим. Она мне и говорит: „(...} Слышишь, за пряхой шерсть прядут?". Пошли мы посмотреть. А суседко-то уже много на веретешко напрял. Намусолил сильно».450
Эквивалентом прядущему домовому в быличках, бы-валыцинах, поверьях, присловьях часто оказывается мара. О нерасчленимости этих образов свидетельствуют данные различных языков. Так, у русских мара — «дух, появляющийся в доме», «привидение»; у украинцев мара — «призрак, привидение, злой дух»; у сербов-хорватов мора — «домовой»; древнесеверное таrа — «домовой, дух-мучитель»; нижненемецкое диалектное mahr — «домовой»451 и т. д. О ее былом зооморфном (в данном случае: орнитоморфном) облике напоминает, в частности, загадка: «Вышла мара из-под печи, семьдесят одежек, а все гузно поло» (отгадка: курица).452 По белорусским поверьям, облик ее меняется в сторону усиления то животных, прежде всего птичьих, то человеческих признаков. Суммируя все известное об облике этого мифического существа, можно сказать, что мара подобна женщине ростом с недельного младенца; она голая или покрыта редкими, короткими перьями (как в севернорусской загадке, где мара — курица), иногда шерстью.453 В русских же поверьях мара редко наделяется зооморфным обликом (куриным, мышиным, змеиным). Чаще она выглядит как старое маленькое существо женского пола, по другим сведениям — как «малютка». Прядение и шитье — основные занятия этого «запечельного» («запечного») персонажа в лунную ночь: «Мара — как человек. Оставят прялку ночью, так мара прядет. Благословить, чтобы мара не пришла».454
В мифологических рассказах и поверьях мара отождествляется с кикиморой (шишиморой), которая иногда именуется женой домового. Так или иначе она преимущественно локализуется в жилище, хлеву, курятнике. Это образ неустойчивый, многозначный. Но связь и с домашними духами, и с божествами судьбы прослеживается достаточно определенно. Так же как и мара, кикимора обнаруживает некое «куриное» происхождение: она может локализоваться в курятнике, щипать перья у кур. Впрочем, она же выстригает шерсть у скота, особенно у овец, и даже волосы у хозяев. Этот женский персонаж может появиться и в облике другого животного, например кошки. Однако чаще кикиморой становится младенец, умерший некрещеным, мертворожденный, недоносок, или ребенок, проклятый своими родителями и вследствие этого похищенный «нечистой силой»,455 т. е. подвергшимся негативному переосмыслению домовым, или это дитя, зачатое девицей от огненного змея и, по слову родительского проклятия, пропавшее прямо из ее утробы,456 или же искусственно созданное колдуном (нередко плотником) и напущенное им на людей существо: оно возникает из сучка, отломанного от «коряжины» (дерева с корнем), когда она плыла по воде, а затем незаметно воткнутого за печку дома.457 Формула сотворения кикиморы в данном случае та же., что и челове¬ка:458 дерево (сучок от «коряжины») + вода («коряжина» плывет по воде) + огонь (очаг, печь).
По некоторым рассказам и поверьям, кикимора — это малютка-невидимка женского пола, обитающая в доме за печкой, где она по ночам не только прядет (или ткет, вяжет, плетет кружево), но и стучит, шумно ступает ногами, свистит, гремит посудой, звенит чашками,  бьет горшки и плошки, бросает в жильцов камнями, кирпичами, ломает мебель, выворачивает полы и печи. Впрочем, к утру все оказывается на своих местах целым и невредимым.459 Иногда у такой малютки голова с наперсток, а туловище — тонкое, как соломинка.460
Вместе с тем кикимора изображается и девушкой в белой рубахе или женщиной, одетой «по-бабьему», но с распущенными волосами, а то и вовсе старухой.461 Наружность старухи уродлива. Скрюченность, горбатость, хромота, сухощавость, малорослость, неопрятность, рваная одежда, лохмотья — все это признаки принадлежности данного мифического существа к хтоническому миру.
Кикимора, подобно домовому или маре, может ночью наваливаться на хозяев (детей или взрослых) и душить их. Она же, как и домовой или хлевник, заезживает по ночам лошадей, оставляя их к утру в яслях взмыленными. Но главное занятие этого мифического существа — прядение и вязание. И в этой роли кикимора оказывается в одном ряду с другими прядущими персонажами: домовым, марой, Мокошью, позднее — с Параскевой Пятницей и Богородицей.
Истоки образа кикиморы те же, что и других домашних духов. «В лице кикиморы мы имеем остаток какого-то низшего божества древних славян. Вера в них, вероятно, находится в связи с культом душ усопших предков»,462 — отмечает В. Н. Перетц. Однако в этом же персонаже, несомненно, есть признаки и божества судьбы. Не случайно кикимора наравне с другими семантически родственными персонажами столь тяготеет к прядению, плетению, вязанию, посредством чего программирует и предопределяет человеческую судьбу и жизнь. Магия рукоделия и семантика причастных к ней персонажей подробно рассмотрены мною в работе «Нить жизни...»463 и во втором томе данной монографии.


Нечистая сила С.В. Максимов

VI КИКИМОРА
Не столь многочисленные и не особенно опасные духи из нечисти, одолевающей суеверное и темное население, под настоящим своим именем «кикиморы» принадлежат исключительно Великороссии, хотя, по корням слова, оно общеславянского происхождения. В Белоруссии, сохранившей под шумок борьбы двух вероучений (православного и католического, окончившейся обезличенной унией) основы языческого культа в цельном виде, существует въяве так называемая Мара. Здесь указывают и те места, где она заведомо-живет (таких мест пишущему эти строки на могилевском Днепре и его притоках указали счетом до пяти), и повествуют о ее явлениях вживе. В северной лесной России о Маре сохранилось самое смутное представление, и то в очень немногих местах1, но слова, выражающие однородные понятия, находятся во всеобщем употреблении. Появляется в знойное лето сухой туман, называемый «маревом»; стоит он в виде мрачности при ясной погоде. Бывает и так, что на сотни верст от лесных пожаров воздух напитывается чадом и гарью: солнце превращается в шар, сделанный из красной фольги, на который можно смотреть безопасно; из болот поднимаются вредные испарения, сгущенные в обманчивую для глаз форму привидения, в образ древнего бога Мары. Начавшаяся засуха помогает необычайному распространению лесных пожаров и сверх всего, в довершение людских бедствий, вызывает скотские падежи и порождает повальные людские болезни. Неизбежно наступает смутное время суеверных пророчеств о грядущих бедствиях под неодолимым влиянием и обаянием грез, при полном обмане всех чувств, особенно зрения. В Малороссии явно таскают по улицам, при встрече весны (1 марта), с пением «веснянок», чучело, называемое марой или мареной, а великорусский морок — та же мрачность или темнота, зависящая от густоты воздуха,— вызвал особенную молитву на те случаи или времена хлебного урожая на полях, когда эта морока желательна или вредна . Если к самостоятельному слову «мор» приставить слово «кика», в значении птичьего крика или киканья, то получится тот самый дворовый дух, который полагается злым и вредным для домашней птицы. Эта кикимора однозначуща с «шишиморой»: под именем ее зачастую слывет во многих великорусских местностях. А в этом случае имеется уже прямое указание на «шишей» или шишигу — явную нечистую силу, живущую обычно в овинах, играющую свадьбы свои в то время,


1 Например, в Пошехонье, где Мару представляют красивой, высокой девушкой, одетой во всем белом, но зовут ее «полудницей», отнеся прямо к «полевым духам» (см. ниже).
2 Так, например, в конце июля, называемом «калиниками» (от мученика Калинина, 29 июля), на всем Русском Севере молят Бога калиники провести мороком, т. е. туманом, в спасение несчастья от проливных дождей, особенно же от градобоя. Если же на этот день поднимается туман, то рассчитывают на урожай яровых хлебов («Припасай закрому на овес с ячменем») Солнце садится в морок — всегда к дождю, И Проч.


когда' на1 проезжих дорогах вихри поднимают пыль столбом. Это те самые шиши, которые смущают православных и к которым посылают с сердцем в гневе докучных или неприятных людей, они же и чертики — «хмельные шиши» у людей, допившихся до белой горячки (и московские «епишки;» у загульных купцов).
Из обманчивого, летучего и легкого, как пух, призрака южной России, дух «мара» у северных практических великороссов превратился в грубого духа, в мрачное привидение, которое днем сидит «невидимкой» за печью, а по ночам выходит проказить. В иных избах она живет еще более в темных и сырых местах, каковы так называемые голбцы или подызбицы. Отсюда и выходит она опять-таки для того, чтобы проказить с веретенами, прялкой и. начатой пряжей1. Она берет то и другое и садится прясть (в вологодской стране, например) в любимом своем месте: в правом, от входа, углу, подле самой печи. Сюда обычно сметают сор, чтобы потом сожигать его в печи, а не выносить из избы на ветер и не накликать беды изурочья и всякой порчи. Впрочем, хотя кикимора и прядет, но от нее не дождешься рубахи, говорит известная пословица, а отсюда и насмешка над ленивыми: «Спи, девушка: кикимора за тебя спрядет, а мать выткет».
Одни говорят (в Новгородской губ.), что кикиморы шалят во все святки; другие дают им для проказ одну только ночь против Рождества Христова. Тогда они треплют и сжигают куделю, оставленную без крестного благословения у прялок. Бывает также, что они хищнически стригут овец. Во всех других великорусских губерниях проказам шишиморы-кикиморы отводится безразлично все годичное время. Везде и все уверены также и в том, что кикимора всеми способами старается скрываться от людей, по той причине, что, если иному удастся накинуть в это время на нее крест, она так и останется на том месте, где захвачена врасплох.

Твердо убежденным и крепко устойчивым в верованиях в злые силы обитательницам северных лесов (вроде вологжанок) кикимора-шишимора представляется вживе, и они имеют охоту и смелость рассказывать подробности подобных явлений.


1 В Калужской губ. (в Жиздринском уезде) это же привидение, которое видают в лунные ночи за самопрялкой или за шитьем, так и называют марой. Эта страшная, растрепанная мара сидит и гремит самопрялкой. Как Погремит, так и будешь одну куделю прясть целый день; пошьет у кого, тот одну рубашку в неделю не кончит все будет перепарывать; и т д.
 

Оделась она по-бабьему в сарафан, только на голове кики не было, а волосы были распущены. Вышла она из голбца, села на пороге подле двери и начала оглядываться. Как завидела, что все в избе полегли спать и храпят, она подошла к любимому месту — к воронцу (широкой и тол стой доске, в виде полки, на которой лежат полати), сняла с него прялку и села на лавку прясть. И слышат, как свистит у ней в руках веретено на всю избу и, знать, как крутятся нитки и свертывается с прялки куделя Сидит ли она, прядет ли, беспрестанно подпрыгивает на одном месте (такая уж у нее особая привычка). Кому привидится она с прялкой на передней лавке — быть в той избе покойнику. Перед бедой же у девиц-кружевниц (вологодских) она начинает перебирать и стучать коклюшка ми, подвешанными на кутузе — подушке. Кого не взлюбит — из той избы всех выгонит.
В тех же вологодских лесах (в Никольском уезде) в одной избе ходила кикимора по полу целые ночи и сильно стучала ногами, а того мало: гремела посудой, звонила чашками, била горшки и плошки. Избу из-за нее бросили, и стояло то жилье впусте, пока не пришли сергачи с плясуном-медведем. Они поселились в этой пустой избе, где кикимора, сдуру, не зная, с кем связываться, набросилась на медведя. Этот помял ее так, что она заревела и покинула избу. Тогда перебрались в нее и хозяева, потому что там совсем перестало «манить» (пугать). Через месяц подошла к тому дому какая-то женщина и спрашивает у ребят:
— Ушла ли от вас кошка?
Кошка жива, да и котят принесла,— отвечали ребята.
Кикимора повернулась, пошла обратно и сказала на ходу (ребята слышали):
— Теперь совсем беда: зла была кошка, когда одна жила, а с котятами-то теперь до нее и не доступишься
В тех же местах повадилась кикимора у мужика ездить по ночам на кобыле до того, что оставит ее в яслях всю в мыле. Изловчился хозяин устеречь ее рано утром на лошади:
«Сидит небольшая бабенка, и как быть следует, в шамшуре (головной убор — волосник, шапочка под платок), сидит и ездит вокруг яслей. Я ее по голове-то плетью,— соскочила и кричит во все горло:
— Не ушиб, не ушиб, только шамшурку сшиб»
Изо всех этих противоречий и путаных рассказов видно лишь одно, что образ кикиморы, как живого жильца в избах, начал обезличиваться, смешиваясь то с самим домовым, то под видом его жены (за каковую, между прочим, признают ее и в ярославском Пошехонье и в вятской стороне), а в Сибири водится еще и лесная кикимора — лешачиха1). Мало того, до сих пор не установилось понятие, к какому полу принадлежит этот дух (во всяком случае, злой и недоброжелательный); большей частью не относят его ни к какому и считают среднего рода, межеумком. Определеннее думают и прямее поступают там, где этого проказника поселяют в курятниках, в тех уголках хлевов, где садятся на насест куры. Здесь занятие кикимор прямее и самая работа виднее. Если куры от худого корма (например, такого, где недостает серы) сами у себя выщипывают буквально все перья, то обвиняют кикимору. Чтобы не вредила она, вешают под куриной нашестью лоскутья кумача или горлышко от разбитого глиняного умывальника, или отыскивают самого «куричьего бога». Это камень, нередко попадающийся в полях, с природного сквозною дырою. Его и прикрепляют на лыке к жерди, на которой садятся куры. Только при таких условиях не нападает на кур «вертун», когда они кружатся как угорелые и падают околевшими, и не бывает среди них недочетов (все налицо).
Когда на борьбу с темной языческой силой выставлено было такое сокрушительное и могущественное орудие, как святой крест, он и здесь явился на помощь орудием спасительным и поучающим на благое.
Не возьмет чужой прялки кикимора, не расклочет на ней кудели, не спутает ниток у пряхи, не навяжет ненужных узлов, не перемешает коклюшки и не оборвет начатого плетенья у кружевниц, если они с молитвой положили на место — и прялки с веретенами и кутузы с коклюхами.
На Сяможенских полях (Вологодской губ., Кадниковского уезда) в летнее время особенная кикимора сторожит гороховища. Она ходит по ним, имея в руках кален-
 


1 Вятские обруселые пермяки так называемого Зюздинского края, проходя мимо нечистого места, где живет их «кусьдядя» с женой — «кикиморой», слыхали в ночную пору детский плач и говор. Значит, живут они семьями.
В хлевах у этих вятчан, на место кикиморы, живет «стриж», который, поселившись среди овец, вместо всяких паразитов выстригает у нелюбимых животных почти всю шерсть догола. Представляют себе этого злодея в виде птицы-сыча с крыльями из мятой кожи, непокрытой перьями.

 

ную добела железную сковороду огромных размеров. Кого найдет из ночных посетителей чужого поля, засеянного горохом, того она на этой сковороде и изжаривает;
Такая острастка, навязанная деревенским ребятам в младенчестве, пригодится им потом и на возрасте. В этом, кажется, и вся нравственная руководящая услуга довольно выцветшего за многие годы и нехарактерного мифа о кикиморе. И этот старый бог, из мелких, сделался предметом насмешек, как и другие, подобные ему, выдвинутый когда-то не по заслугам из крайнего ничтожества и развенчанный теперь, когда спознали мнимые достоинства его по длинным признакам и приметам. Имя его обратилось даже в бранное и удобно послужило для укоризненных характеристик. Кикиморой охотно зовут нелюдимого домоседа, и особенно такого, который вечно сидит дома, и такую, которая очень прилежно занимается пряжей.
Имя шишиморы свободно и безопасно прилаживается ко всякому плуту и обманщику (курянами), ко всякому невзрачному по виду человеку (смоляками и калужанами), скряге и голышу (тверичами), прилежному, но кропотливому рабочему (костромичами), переносчику вестей и наушнику в старинном смысле тех исторических времен, когда шиши были лазутчиками и соглядатаями и когда «для шишиморства» (как писали в актах) давались (как, например, при Шуйских), сверх окладов, поместья за услуги, оказанные лазутничеством, и т. д.

Древняя Русь в лицах

Кикимора

Это вредоносное существо в женском облике принадлежит к низшей мифологической группе. Чаще всего кикимора предстает в виде безобразной, скрюченной старухи маленького роста. Одета она в лохмотья, без обуви, выглядит неряшливо. В некоторых описаниях подчеркиваются ее уродливые черты: голова с наперсток, туловище тоньше соломинки. Иногда же выглядит как обыкновенная женщина в обыкновенном наряде, с распущенными волосами, но злобного и мстительного нрава. Подобно домовому, кикимора — существо домашнее, однако она не обязательно обитает в доме (под или за печью, в подполе), но может жить невидимой и во дворе, в хлеву, в бане, откуда и является в дом. Иногда ее нарочно «подсаживают» в новое жилище, чтобы навредить хозяевам. Кикимора изредка способна на добрые дела — может испечь хлеб, помыть посуду, покачать детей. Чаще всего она норовит причинить хозяевам неприятности: берется допрясть за хозяйку — и рвет, путает, пачкает кудель, начинает стричь овец — портит шерсть, а то ощипывает кур, бьет горшки, портит хлеб. Или вдруг вздумает бросаться вещами, мешать спать детям. Особенно достается от кикиморы женщинам: прикоснется кикимора к начатому шитью — швея будет одну-единственную рубашку всю неделю шить да пороть, никак не закончит; попроказничает кикимора с прялкой — одну куделю хозяйка будет прясть целый день. Особенно любила кикимора так забавляться во время разгула всякой нечисти — на святки. Временами она до такой степени досаждала хозяевам, что те всерьез задумывались, не перебраться ли им на новое место.
Чтобы избавиться от кикимор, надо было положить где-нибудь в доме клок верблюжьей шерсти или пучок простой шерсти с ладаном сунуть под печной шесток. Еще был специальный заговор со словами: «Ах ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее». Чтобы уберечь от кикиморы кур, возле насеста вешали «куриного бога» — камешек с дыркой посередине (его еще называли «кики¬морой одноглазой»).
Считалось, что в день 4 марта (по старому стилю) — на Грачевники — кикиморы делаются смирными и тогда от них можно избавиться. Во все остальное время с ними сладить трудно. Обычно кикиморы невидимы, кто нечаянно
увидит кикимору, тот умрет. Никто, кроме ведьм, с кикиморами не водится.
О происхождении кикимор народная мифология дает такую версию: будто бы «заклятых» (проклятых бабушкой, матерью, не желанных) детей нечистая сила уносит после их рождения за тридевять земель: там по прошествии семи недель их называют кикиморами, они вырастают и возвращаются на белый свет «людям добрым на пагубы».
Откуда же у них столь странное название? Ученые полагают, что вторая часть слова восходит к славянскому «мара» со значениями: «дух, появляющийся в доме», «привидение», «кошмар» и др. По поводу же первой части единого и достаточно убедительного толкования нет.

Энциклопедия суеверий


КИКИМОРА
"Кикимору народ представляет в виде крохотной старушки. Днем она сидит за печкой, а по ночам выходит проказить с веретеном, прялкой и начатой пряжей. Она берет то и другое и садится прясть, чаще всего на голубце*. Ночью можно слышать, как свистит у кикиморы в руках веретено и как свертывается с прялки куделя. В то время как прядет она, кикимора постоянно подпрыгивает на одном месте. Видеть кикимору удается редко, и если кто из домашних увидит кикимору, то в доме будет непременно несчастие — чаще всего умрет кто-нибудь из домашних. Иногда кикимора и озорничает над домашними: она по целым ночам расхаживает по полу, стучит ногами, гремит посудой, иногда бьет горшки и т. д.
Очень часто кикимора выщипывает у кур перья" . (См. КУРИЦА).
"Кикиморами называют некрещеных или проклятых во младенчестве матерями дочерей, которых уносят черти, а колдуны сажают их к кому-нибудь в дом; кикиморы хотя бывают невидимы, но с хозяевами говорят и обыкновенно по ночам прядут. Они, если не делают живущим в доме вреда, то производят такой шум, что пугают и беспокоят. Говорят, что некоторые плотники и печники, осердясь на того хозяина, который долго не отдает заработанных денег, сажают ему кикимор в доме, отчего происходит такой шум и разного рода дурачество невидимой силы, что хоть беги из дома. Но лишь только домохозяин рассчитается, все прекратится само собою [см. ДОМ].
Шишиморы, шишиги — это беспокойные духи, которые стараются созорничать над человеком в то время, когда тот торопится и что-либо делает без молитвы" .
В Калужской губ., в Жиздринском у. рассказывают, что растрепанная кикимора в лунную ночь "сидит и гремит самопрялкой. Как погремит, так и будешь одну куделю прясть целый день; пошьет у кого — тот одну рубашку в неделю не кончит: всё будет перепарывать и т. д." .
"Одни говорят (в Новгородской губ.), что кикиморы шалят во все святки; другие дают им для проказ одну только ночь против Рождества Христова. Тогда они треплют и сжигают куделю, оставленную без крестного благословения у прялок. Бывает также, что они хищнически стригут овец. Во всех других великорусских губерниях проказам шишиморы-кикиморы отводится безразлично все годичное время" .
Поскольку кикимора — это оборотень, то при определенных обстоятельствах ей можно вернуть прежний человеческий облик. Так, "в народе есть поверье, что если такого рода оборотню или кикиморе выстричь крестообразно волосы на темени, то он делается настоящим человеком, лишившись силы превращения, и тогда его можно окрестить" .
Существует поверье, что 17 марта, в день Св. Герасима-грачевника "кикиморы делаются смирными и ручными и что только в этот день можно их уничтожать...
Если где поселится кикимора, то поселяне на Грачевники призывают знахарей, которые только за великие посулы решаются изгнать нечистую силу" .
См. ДОМ.

Энциклопедический словарь "Славянский мир"

КИКИМОРА, шишимора — в восточнославянской мифологии злой дух дома, маленькая женщина-невидимка (иногда считается женой домового). По ночам беспокоит маленьких детей, путает пряжу (сама любит прясть или плести кружева — звуки прядения К. в доме предвещают беду); враждебна мужчинам. Может вредить домашним животным, в частности курам. Основными атрибутами (связь с пряжей, сырыми местами — подызбицами, темнотой) К. схожа с мокушей, злым духом, продолжающим образ славянской богини Мокоши. Название «К.» — сложное слово, вторая часть которого — древнее имя женского персонажа мары, моры.

Иллюстрированная энциклопедия "мужики и бабы"


КИКИМОРА (ШИШИМОРА). Женский мифологический персонаж, известный преимущественно в северно-русском регионе. По поверьям, являлся в облике маленькой девочки-бродяжки либо старушки, но чаще обнаруживал себя необъяснимыми звуками, слышимыми в доме (воем, свистом, плачем, скрипом, звуком крутящегося веретена), а также пропажей и падением с полок, печи, полатей разных предметов (лука, подушек и пр.) или спутанной пряжей, которую хозяйка оставляла на ночь на прялке. Следствием появления в доме К. считались ссоры и внезапное разорение хозяев, пожар, болезни и гибель кур.
В народных верованиях К. связана с комплексом представлений о детях, умерших некрещеными или проклятых матерью (см. Материнское проклятие). Всех новорожденных принято было крестить, а слабых, нежизнеспособных крестила сама бабка-повитуха сразу после появления на свет. Некрещеными хоронили младенцев, вытравленных из утробы или тайно умерщвленных матерью сразу после родов. Как правило, это были внебрачные дети, сам факт появления которых мать старалась скрыть. Души некрещеных детей долго не находили упокоения, превращаясь в К. и являясь людям, в первую очередь матери. Появление К. в доме считалось результатом материнского греха (изгнания плода, детоубийства или проклятия ребенка), совершенного одной из женщин. Не обязательно это была сама хозяйка, так как К. могла наслать в чужой дом соседка или другая недоброжелательница.
Места появлений К. совпадают с традиционными местами захоронения некрещеных детей, которых нельзя было хоронить на кладбище, а потому их зарывали под порогом дома, под печью, в подполье, курятнике, в огороде, у перекрестков дорог или бросали в болото. По поверьям, К. являлись не только в доме, но и бродили в облике детей у дорог, пугая путников. Люди дорог — странники или пришлые плотники — могли «подсадить» (наслать) К. в дом, если хозяйка им чем-то не угодила: не напоила прохожего водой, плохо угостила плотников, пожадничала при расчетах.
Чаще всего К. проявляла себя как домовой дух (иногда считается женой домового), ей приписывали влияние прежде всего на женскую сферу деятельности: она спутывает оставленную неубранной на ночь кудель, бьет посуду, гоняет и ощипывает кур. На севере Костромской обл. этот персонаж, известный под именем «шишимора», по местным верованиям, ощипывает шеи курам. В других местах Костромской обл., а также в соседних районах Вологодской обл., на Вятке, в Заонежье (Карелия) подобная активность приписывалась К. Для защиты от нее у входа в курятник вешали камень с отверстием, известный как «куриный бог» или «урочный камень», а также горшок без дна, горлышко от разбитого кувшина (в наши дни — от бутылки). В Заонежье цыплят, чтобы предохранить от К., пропускали сквозь хомут, железный обруч или под расставленными лезвиями ножниц для стрижки овец. Оберегами от К. служили вещи с отверстиями или «пронимание» (протаскивание, прохождение) через отверстие, которые в народных верованиях служили устойчивыми символами материнства (см. Материнская защита).
В Никольском у. Вологодской губ. были отмечены поверья о К. как помощнице прилежных хозяек, которым она по ночам будто перемывала посуду и баюкала маленьких детей. Нерадивым же хозяйкам она всячески мешала и вредила: портила горшки и кринки, так что молоко в них приобретало неприятный запах, щекотала и пугала детей. В этом случае нужно было вымыть горшки и кринки горьким корнем папоротника.
К. сближали иногда с другим мифологическим образом — лихорадкой, являвшейся в виде растрепанной, страшной старухи, либо девицы, либо двенадцати страшных сестер, бродивших по дорогам и напускавших болезни. В ярославских говорах болезнь лихорадка прямо называлась «К.». Примечательно, что оберегами против лихорадки, как и против К., служили предметы с отверстиями и «пронимание» сквозь отверстие: больного лихорадкой пропускали в «воротца», образованными двумя березовыми сучками и связанными над его головой; протаскивали также между ребер палой скотины. У русских в Эстонии оберегом против лихорадки служил свиной пятачок — высушенный кусочек кожи с двумя отверстиями.
 

Русские суеверия М. Власова.

КИКИМОРА, КИКИМОР, КИКИМОРКА, КУКИМОРА (ШИШИМОРА) — дух в облике женщины, появляющийся в доме, на подворье, в пустых постройках.
«А у них там ботинки были связаны, старшей-то сестры. Никто не знал, где они и лежали. А кикимора имя — раз! — тещу по голове. Не знаю, пошто» (В.Сиб.); «Спи, девушка, мать за тебя вычтет, а кикимора спрядет»; «От кикиморы не дождешься рубахи» <Даль, 1881>; «Герасим грачевник грача на Русь ведет, а со святой Руси кикимору гонит» <Ермолов, 1901 >; «От нас-то близко она была, кикимора. Где магазин, мы тамака жили» (В.Сиб.).
Образ кикиморы в поверьях — один из самых многоплановых и «неуловимых». Как и многие другие духи дома и крестьянского подворья, кикимора редко показывается людям. Оставаясь невидимой, она дает знать о себе шумом, различными проделками.
Кикимору обычно представляют существом небольшого роста — крохотной старушкой (Яросл.), девочкой (В.Сиб.) или маленькой женщиной: «В каждой избе хозяйка есть — кикимора. Вышла из подполья, маленького роста, с причетами» (Волог.); кикимора так мала, что не появляется на улице из боязни быть унесенной ветром (Волог.).
Кикимора может иметь облик обычной женщины {Волог., Олон., В.Сиб.); нагой девушки с длинной косой {В.Сиб.). Крестьяне Вологодчины представляли кикимору очень уродливой, неряшливой; в этой же губернии рассказывали, что кикимора — девушка в белой рубахе (или в другой одежде).
В крестьянских повествованиях кикимора представляется и одетой в рвань, лохмотья, и в обычную женскую одежду; и с распущенными волосами, и с бабьим повойником на голове: «Повадилась кикимора у мужика ездить по ночам на кобыле и бывало загоняет ее до того, что оставит в яслях всю в мыле. Изловчился хозяин устеречь ее рано утром на лошади.
Сидит небольшая бабенка, в шамшуре [головном уборе — волоснике], и ездит вокруг яслей. Я ее по голове-то плетью. Соскочила и кричит во все горло: „Не ушиб, не ушиб, только шамшурку сшиб!"» {Волог.).
В поверьях ряда районов России кикиморой иногда именуется кукла (обрубок дерева, щепка). Она помещается в разных уголках дома и, «оживая», появляется в обличье девочки, девушки, «мохнатого старика», мужика, попа, поросенка, собаки, быка, зайца, утки {В.Сиб.): «Напротив нас дом был. Старинная печка там с целом стояла. <...> Вдруг стало из-за печки понужать. Как трахнет — старику попало в голову. <...> То из-за печки вдруг заяц выскочит, то щенок. Тогда один богатый дед говорит: „Тут клад есть". Они тогда выкорчевали и стали печку рушить. И в той печке кукла оказалась, как живая, смотрит. Привели тогда попа, иконы поставили, давай везде служить. Тогда утка вылезла, закрякала и ушла» {Читин.).
Кикимора может обитать в хлеву, во дворе, в бане, в курятнике, в кормовом сарае, на чердаке {Новг., Волог., Олон.), в бане {Костр.), на гумне {Волог.), в кабаке {Самар.), в пустых постройках {Том.); кикиморка забирается в пустые избы {Вятск.). В Перми существовал даже «дом кикиморы»: «На главной площади, еще не так давно, стоял высокий каменный дом, никем не обитаемый; дом этот известен был у горожан под именем „дома кикиморы"... По крайней ли бережливости или скупости, по другим ли уважительным причинам, домостроитель вздумал дополнить покупной строительный материал даровыми плитами и камнями с кладбища. <...> Дом выстроился, начинали в нем и жить. Но страстишка подшутить, при случае, над своим собратом уносится людьми, как видно, и в могилу. Покойники откомандировали в дом, на житье, самую взбалмошную кикимору, которая и не замедлила выжить из дома жильцов и остаться, навсегда и безраздельно, владелицею дома. <...> Так и чудилось, когда идешь, бывало, ночью мимо дома, что внутри его мертвецы, отыскивающие в грудах камней свою собственность. Даже пожар 1842 года не осмелился коснуться заколдованного дома» <Мухачев, 1861 >.
В записи из Вологодской губернии местообитание кикиморы как будто бы связывается с водой: «Крещение в Кадниковском уезде зовется „водокрещение". В этот день крестят рукой или ножом по воздуху окна и двери в избе, а также ставят кресты мелом, краской или углем. Это делается во избежание того, чтобы не вошли кикиморы и нечистые духи, так как и те и другие во время освящения воды кидаются всюду» <Иваницкий, 1890>.

Появляясь в доме, кикимора выходит из подполья, помещается за печью, на печи или в голбце, ср.: кикимора днем сидит за печкой, ночью — на голбце (Яросл.).
В некоторых районах России были уверены, что кикиморы существуют только в Святки (Новг., Волог.) или «одну ночь против Рождества» (перед Рождеством) (Новг.). Кикимора — дух, имеющий вид девушки в белой рубахе, «живет в гумнах до Святок, а после Святок куда-то уходит. Видеть ее случается очень редко» (Волог.).
На Вологодчине считали, что кикиморы во время Святок рожают: их дети называются «шуликуны», они вылетают через трубу на улицу и живут там до Крещения (19 января).
Наиболее распространено представление о постоянном пребывании кикиморы в доме. Обычно невидимая, она обнаруживает свое присутствие главным образом ночью. Поселившись в пустом доме, она бросает во входящих камнями из развороченной печи (Том.); в жилых избах кикимора растворяет двери и перебегает из комнаты в комнату; тревожит скотину (Перм.); топает, свистит и пляшет, стонет, стучит, гремит посудой, бьет ее, кидается из подполья луковицами, проказит с печной вьюшкой, мешает спать детям, щиплет перья у кур (Арх., Олон., Волог., Новг., Яросл., Вятск., В.Сиб.). Кикимора мучит по ночам животных, стрижет на Святках овец (Новг.); беспокоит, гоняет скотину (Перм., В.Сиб.); гладит скот, ухаживает за ним, но, рассердившись, стрижет овец, выстригает шерсть у скота, волосы хозяев (Арх., Олон., Волог.).
«Метящая» таким образом скот кикимора напоминает мокушу северных поверий, покровительствующую, по мнению ряда исследователей, овцеводству, прядению, «бабьему хозяйству». Любовь к прядению и ночным проказам сближает образы кикиморы и мары, а также ночной, полуночницы (последнее прослеживается в поверьях менее явно) (см. МОКОША, МАРА, НОЧНАЯ, ПОЛУНОЧНИЦА)
В некоторых районах России кикимору представляют помогающей по хозяйству, но чаще всего ее проделки вредны. Согласно вятским поверьям «присутствие кикиморки не особенно приятно для хозяев» <Васнецов, 1908>. По рассказу одного из жителей Читинской области, кикимора (или схожее с ней существо) всю ночь не дает покоя взводу партизан, остановившемуся на ночлег в доме, «где чудится»: «...ребята захрапели сразу, а я не успел. Слышу (а темно, свету-то нету), слышу, музыка заиграла, пляска поднялась! <...> Прямо чечетку выбивают, пляшут, такую штуку в этом дому!
Но я теперь сразу — одного, другого... Но, все насторожились, значит, слушам: играт музыка, да прямо так громко, и пляска така, говорит, идет! <...> Чиркнул спичку — нету никого, все спокойно. Потом он нам таку мигулечку, лампу, дал хозяин: на случай, говорит, зажгете... <...>
Зажгли эту светилку. Вот я лег. Потом расстроился -- уснуть-то не можем. Вот пока эта светилка горит — ниче, все спокойно, никого нет. Как только угасим светилку, лягем — опеть така штука!»
Проделки кикиморы не только доставляют мелкие неприятности, но могут буквально изгнать хозяев из дома: «В Сарапульском уезде Вятской губернии во вновь построенном доме оказалась „кикимора : никого не видно, а человеческий голос стонет; как ни сядут за стол, сейчас же кто-то и скажет: „Убирайся-ка ты из-за стола-то!", а не послушают — начнет швырять с печи шубами или с полатей подушками; так и выжила кикимора хозяев из дому» <3еленин, 1916>.
Кикимора ночью невидимо прядет в избе (Новг.); прядет, сидя на голбце (Яросл.); перед бедой она плетет кружева в подполье и дает знать об этом громким стуком коклюшек (Волог.); иногда она может «упрясть за хозяйку», но обычно мусолит, путает, рвет и жжет пряжу, которую оставили не перекрестив, не благословив (Олон., Волог.). Шишимора прядет чаще всего под праздники, но путая (Костр.); кикимора выходит по ночам прясть — «свист веретена раздается по всей избе», «но себя она мало когда показывает» (Новг., Белоз.) (особый, громкий, пронзительный звук веретена кикиморы нередко подчеркивается в рассказах о ней).
Все это проделки незримой кикиморы. Видеть ее нежелательно, показывается она к несчастью (Яросл., Волог.), к переменам в доме.
Одно из наиболее традиционных занятий кикиморы, за которым она становится видимой, — прядение. Она прядет, предвещая изменения в судьбах обитателей дома; может появиться из голбца и сесть на пороге возле двери (Волог.) или прясть, сидя на лавке. Если кикимора прядет на передней лавке, то это к смерти кого-либо из домочадцев <Максимов, 1903>. В быличке из Новгородской области пряха (персонаж, по-видимому, идентичный кикиморе) показывается «к плохому»: «Я только легла спать, слышу, моя прялка прядет, даже щелкат. Так жутко стало. Встану — нет никого. Как только прилягу — опять защелкат. Как схватила подушку, кинула, сказала: „Ой, Господи, что такое". Бога-то помянула, она и исчезла. Это уж к плохому было: похоронна пришла от мужа» <Черепанова, 199б>.
Доможириха, схожая с кикиморой, «сидит у кросон перед прибытком»: «Вот я раз ночью выйтить хотела, встала, смотрю, месяц светит, а на лавки у окоска доможириха сидит и все прядет, так и слышно нитка идет: „дзи" да „дзи", и меня видала, да не ушла. А я сробела, поклонилась ей да и говорю: „Спаси Бог, матушка!"
А потом вспомнила, как меня мать учила относ делать. Взяла шанечку да около ей и положила. А она ницего — все прядет. А собою как баба, и в повойнике. Только смотреть все-таки страх берет. А она ницего — все прядет. И много у нас тот год шерсти было...» (Арх.)
По некоторым поверьям, кикимора прядет не совсем обычным способом: она подпрыгивает (Яросл.) или сучит нитки «наоборот» (Костр.).
Подобное прядение (не только в поверьях о кикиморе) может иметь особый смысл. В частности, «наотмашь», наоборот, «от себя» невеста накануне свадьбы сучила, пряла суровую нитку — оберег от колдунов (Сарат.). «В Великий четверг нужно встать до света и напрясть ниток: этою ниткою перевязывают больную голову, и она помогает также от всех болезней; при венце ею перевязывают невесту от дурного глаза» (Ворон.) <Селиванов, 1886>.
Изготовленные в праздники (под праздники) «оборотные нитки» играли важную роль в домашнем обиходе, обрядности. Так, в Великий четверг бабы
сучили нитки «наобоко» и перевязывали ими затем в случае болезней руки и ноги (Сиб.); «четвергового нитью» (напряденной при вращении веретена в обратную сторону) перевязывали руки при острой боли в предкистном сухожилии (Влад., Новг.); при опахивании от повальных болезней из «засученных от себя» ниток делали вожжи (Влад.). В ночь на Великий четверг крестьянка «прядет шерстяную нить и конопляную нить, а затем берет равной длины две нити шерстяных и одну конопляную и „ссыкает", то есть скручивает и сучит все три нити в одну нить, при этом поставляется в обязательное условие, чтобы все нити — шерстяная и конопляная — прялись не на правую сторону... а в обратную сторону, то есть в левую, и таким же способом следует „ссыкать" нити» — «четверговая нить» (шнурок), которой опоясывались по голому телу и наглухо завязывали, предохраняла «от порчи, испуга, озевища, уроков и призоров» (Тобол.) <Городцов, 1916> (согласно верованиям многих районов России, «четвергов шнурок», надетый на поясницу или запястья, предотвращал болезни и защищал от вредоносных действий колдунов).
Посредством «оборотных ниток» гадали: привязывали изготовленные необычным образом нити (вместе с лоскутками) в Егорьев день на дерево и задумывали желание, которое должно было непременно исполниться (Новг.). Пряли в Святки «наопак» (наоборот) две нити (одну для жениха, другую для невесты) и пускали их недалеко друг от друга в воду, налитую на сковороду, следя, сойдутся они или разойдутся (разойдутся — свадьбе не бывать, ср. выражение «связать свою судьбу») (Олон., Влад.) <Криничная, 1995>. В Великий четверг пряли левой рукой несколько нитей и привязывали к березе — на каждого члена семьи по нити: у кого пропадет нить, тот умрет (Новг.).
Само прядение, особенно в большие годовые праздники, могло влиять на здоровье людей, животных, на благосостояние дома: «Прядение шерсти с произнесением заговоров» служит «для чарования скота и всего дома», ср.: «Как это веретено крутится, пусть скот и овцы выкручиваются из дома моего господина, чтоб стал пустой» <3апольский, 1890>. «Чародейственное значение» имело и веретено: «Так, в 1742 году в Дубенском магистрате обвинена была в чародействе мещанка Параска Янушевская за то, что она явилась в церковь в Маккавеев день освящать, согласно с обычаем, разные травы, среди которых она спрятала для освящения веретено, перевязанное красною лентою» <Антонович, 1877>. В загадках Рязанской губернии «птицей Веретеном» именуется смерть; «...образ веретена участвует в символике годового времени, прежде всего дней, что очевидно из следующей загадки:
Стоит дом в двенадцать окон, В каждом окне по четыре девицы, У каждой девицы по семь веретен, У каждого веретена разное имя.
<...> Как выясняет Л.В.Савельева, само слово „веретено" является однокорен-ным с древнерусским веремя (время) и означает „то, что вертится", „вечная вертушка"» <Криничная, 1995>.
В.Н.Добровольский отмечает: «Часто выводится в песне прядущая, снующая и ткущая богатырша; она выполняет свою работу посредством огромных и необычайных инструментов» <Добровольский, 1909> (с веретеном и прялкой в обрядовой лирике могут изображаться и весна, деревья).
По тому, как она навивает на веретено нити, могли судить о будущей жизни девицы, ср.: «Если девица, прядя лен, туго и правильно вьет на веретено нитки, то будет хорошо жить со своим мужем; если девица худо вьет свою пряжу на веретено и крестами, то будет худо жить и с мужем; если девица слабо вьет пряжу на веретено, то оба, и муж и жена, будут жить нехорошо» (Яросл.).
«Веретено (вретно) в руке женщины - древний символ, засвидетельствованный в рисунках и исторических источниках»; в росписи Софийского собора (г. Киев) с веретеном в руке изображена Богородица <Нидерле, 1965>.
Запреты для людей прясть и ткать по большим праздникам (или в дни, посвященные ведающим рукоделием божествам и духам) указывают на небытовой, сакральный смысл этих занятий, ибо в «поворотные», «переходные» моменты (полночь, Рождество, Святки и т.п.) мир может быть правильно (или неправильно) «свит, сплетен или спряден, соткан». «О Святки не метают вечером ниток, чтобы рожь не смоталась» (Волог.). «О Святках гнутой работы не работают (например, не гнут дуг, не делают колесных ободьев и т.п.); а то приплода скоту не будет» <Ермолов, 1901 >; беременным нельзя в праздники шить, перематывать нитки, а то ребенок родится обмотанным пуповиной (Том.); летом на закате солнца не мотают ниток, чтоб не продлилась дорога в морском пути — за противными ветрами (Арх.), и т.п.
Кикимора, в отличие от людей, иногда прядет только в Святки, в те двенадцать дней января, которые определяют ход всего будущего года. В связи с «сезонным» прядением кикиморы находится, по-видимому, и святочный обычай рядиться кикиморами, шишиморами (старухами с прялками), отмеченный в разных районах России (в некоторых губерниях сходно рядились на масленицу) <Громыко, 1975>; ср. также вывод В.Н.Добровольского о том, что «песни и обряды, относящиеся к пряхе», приурочиваются большей частью к Святкам <Добровольский, 1909>.
Очевидно, прядение кикиморы — это прядение «нитей судьбы» дома и его обитателей. Она персонифицирует судьбу, рок: «...на Руси вещая пряха известна под именем кикиморы, о которой старинная пословица, взятая мною из одной рукописи прошлого столетия, говорит: „От кикиморы рубашки не дожидаться"» < Буслаев, 1861>.
Действиями кикиморы-судьбы, не только прядущей, объясняли и болезни скота, и различные заболевания кур, а также несчастья, неполадки в доме и хозяйстве, причины которых непонятны.
В восточносибирской быличке кукла-кикимора (правда, напущенная, наколдованная) губит парня: «...И вот, были вечерки раньше, собирали на вечер дома и девок и парней, всех... На балалайках играют, пляшут, вальс танцуют — по старинке.
Кончилось это в двенадцать часов уже, идти домой надо. Идет мой парень, племянник-то. <...> Дошел до ворот и стал. <...> Видит: кукла пляшет. <...> Как пройти домой? Кукла пляшет и все. Как она жива! Он: — Аи, черт побери! Че она мне, эта кукла-то?! — Ворота-то открыл, только пошел — она стук ему сюда! В голову. Пришел домой, лег спать. У него жар поднялся. Вот заболел, заболел. <...> Высох он, и вот уже осталось ему два дня или три, как помереть. Он сказал:
— Мама! Я умру — вы вот этот столб выкопайте и посмотрите, что там есть. Меня кукла раз в голову тут ударила, может, я из-за этого и хвораю...
Он умер. Они <...> столб-то выкопали, там кукла. <...> Мать-то потом узнала, вот, это наколдовали, это по злобе».
Кикимора именуется иногда «женой домового» (ср.: «у домового жена -кикимора, волосы у нее растрепаны, живет под полом, выходит по ночам прясть» — Волог.), но скорее всего кикимора — исходно вполне самостоятельный мифологический персонаж.
«Своенравная, как судьба», кикимора не столько помогает, сколько вредит. Так, например, хотя на Вологодчине камень с отверстием («куриный бог») и называли кикиморой одноглазым, подвешивали его в курятнике именно для охраны птиц от кикиморы.
Кикимора не только персонифицированная судьба. В ее облике прослеживаются и черты покойника, проклятого, отсуленного нечистой силе. «Кикиморы -суть женщины, унесенные в младенчестве чертями и посаженные на несколько лет колдунами кому-нибудь в дом», — отмечал в конце XVIII в. М. Д. Чулков <Чулков, 1786>. И. Сахаров полагал, что кикимора — проклятая (или родившаяся от девушки и огненного змея) девушка; она быстро бегает, далеко видит, не стареет, все знает <Сахаров, 1849>. В.Даль также считал, что кикиморы -девки-невидимки, но ими могут быть и умершие некрещеными дети <Даль, 1880>. Представления о кикиморе — неотпетом покойнике или проклятом человеке — прослеживаются в поверьях Вятской губернии, Поволжья.
Подобно всем проклятым, заклятым, кикимора может стать человеком: «.. .стоит только подойти и на кикимору накинуть крест, как она тут и останется» (Новг., Белоз.). В симбирской быличке кикимора — проклятый родителями младенец; став взрослым, он невидимо обитает в кабаке, отцеживая по ночам вино и выживая целовальников до тех пор, пока не заключает договор с одним из них, оказавшимся самым смелым и «знающим». (Через год, по окончании договора, проклятый и целовальник прощаются; на прощание проклятый показывается чернобровым, черноглазым молодцем — «в щеках как будто розовые листочки врезаны».)
Кикимору — с особыми «наговорами» — могли напустить колдуны, а также насадить обиженные хозяином при расчете плотники, печники, ср.: кикимор часто садят плотники, «когда хозяева скупы на угощение» (Вятск.) <Васнецов, 1908>; «кикимору может напустить на человека враг, преимущественно знахарь, шептунья, наговорщица»; ее «можно привезти в бутылке, например из Казани, нередко „поставщиками" кикимор считают приезжих татар» {Вятск.) <Алексеевский, 1914>. «Кикимора есть проявление силы колдовства, одухотворяющей  неодушевленные предметы. Кикимору пускают в дом по злобе. Для того чтобы напустить кикимору, кладут с особым наговором и незаметно в доме куклу или игральную карту с изображением фигуры, или, нагнав на лодке плывущую по воде „коряжину" (дерево с корнем), отламывают от нее сучок, затем возвращаются молча, чтобы никто не заметил, и втыкают этот сучок за печку дома, в который хотят впустить кикимору. Напущенная таким образом кикимора с наступлением сумерек начинает стучать, свистеть, переворачивать мебель, разворачивать полы и печи, бросать в жильцов кирпичами или другими предметами, которые „фунча" (свистя) пролетают мимо. Однако ночная работа не оставляет вещественных следов: посуда, мебель, печи оказываются утром на своих местах и целыми» (Забайк.) <Логиновский, 1903>.
Кикимора — кукла (куколка), щепка, ножик (даже желтая тапочка (В. Сиб.) 1980) может обнаружиться под печкой, под матицей, в переднем углу, в подполье, в бревнах сруба, в поленнице. Следствия ее присутствия — шум, беспорядок, странные и страшные видения, не дающие покоя хозяевам дома: «Дом был у одних тут, все девка в доме ходила. Все помогала. Оне уйдут, она чугунки просты возьмет и в печку затолкат. А то и молоть помогала. <...> А ходила нага. И все делала. А спали раньше на полатях. И вот хозяйка пробудилась, рукой повела и ее учухала. А у ней, у девки, коса така длинна! Вреда-то не делает им, но опасно! Оне боятся. И давай дом разбирать. И вот нашли куклу в матке... Дом перетащили, после этого ничего не стало» (В. Сиб.). В сходном сюжете кикиморы Акулька и Дунька, «насаженные» старичком странником, всячески вредят и в конце концов выгоняют хозяев из дома. Из-за «насаженной куклы-кикиморы» в избе «маячит» — чудятся то поросенок, то заяц, то собака и даже бык; раздается свист, плач ребенка («аж за душу тянет»); слышатся песни и танцы: «Вот, гыт, лягем спать вечером — то табуретки запляшат, прямо, гыт, запляшат, то столы запляшат, значит» {В.Сиб.). Еще в одном восточносибирском сюжете кикимора «разговаривает» с людьми, отзываясь на вопросы стуком: «Приезжали с Заводу, партизаны приезжали. Не верили же, что за кикимора. <...> Как-то узнавала, сколько чужих, сколько наших. Вот спросят:
— Сколько чужестранных, из чужой деревни-то, здесь? — Стукнет — точно!
— А сколько наших? — То же само.
А дядя Вася, папкин-то свояк, чудной был:
— Но, ты бы хоть взыграла „краковяк" или „коробочку". <...>
„Располным-полна коробочка..." — выигрывала, стуком на половицах-то».
Кикимора, особенно смешиваемая с марой (духом в доме, привидением), иногда предстает и своеобразным призраком, «ночным божеством сонных мечтаний» <Чулков, 1786>; «ужасным привидением» <Кайсаров, 1804>.
Многозначность образа кикиморы отражена в самом ее имени, двусложном (кики-мора) и трактуемом различно. Первая его часть, возможно, возникла из звукоподражания, ставшего названием и птичьих криков, и самих птиц, а также причитания, плача: «кикать», «кикнуть» означает «кричать» (о птицах), «плакать, причитать» (о людях); «кикарика» — это и крик петуха, и сам петух; кроме того, «кика», «кикиболка» — «женский головной убор», в ряде губерний России напоминающий своей формой птицу.
Вторая часть названия — «мора», «мара» — может быть и наименованием самостоятельного мифологического персонажа (мара — дух в доме, привидение, домовой) (см. МАРА).
Таким образом, в двусложном имени кикиморы отразились представления о ней как о существе, связанном с птицами (о курином боге? о куриной смерти?), и, возможно, о существе плачущем, причитающем перед бедой, а также о привидении, ночном кошмаре, персонифицированной судьбе, смерти (заслуживает внимания и то, что один из дней «на стыке» зимы и весны1 марта — в крестьянском календаре именуется днем Маремьяны праведной или Маремьяны-кикиморы).
Одна из трактовок этого образа принадлежит Д.К.Зеленину. Он полагает, что кикимора — щепка, кукла — трансформация специально изготавливаемого вместилища (лекана), куда должен вселяться (переселяться) дух, необходимый или вредоносный: «Наличие лекана почти с необходимостью предполагает и наличие духа. У русских жителей Алтая зложелатель, при перестройке дома, вкладывал в паз вместе со мхом куклу, обрубок дерева или даже щепку, „и этого было достаточно, чтобы в доме поселилась злая кикимора" (Том.). Понимать это нужно так: в лекан обязательно вселится дух, лекан не останется пустым» <3еленин, 1936> (антропоморфные леканы у ряда народов Сибири могли иметь вид женских фигурок — покровительниц семьи, рода, «хозяек» дома; человекообразную фигурку изображал иногда и куриный бог — «кикимора одноглазый» — у русских).
Многозначность, некоторая расплывчатость представлений о кикиморе обнаруживается и в том, что кикиморой (шишиморой) может называться и лешачиха, лесовая русалка (Волог., Лен., Сиб.), и водяная «хозяйка» (Вятск.), и дух, сходный с полудницей, который охраняет поля, держа раскаленную добела сковороду («кого поймает — изжарит») (Волог.); и антропоморфная фигура, сжигаемая на масленицу (Яросл.), и лихорадка (Яросл.), и дух, вызывающий кликушество (Перм.). В поверьях Вятской губернии кикимора — «бес более легкого порядка, входящий в кликушу»; «в Орловском уезде (Вятской губернии) кликуши, по имени сидящего беса, называются кикиморами» <Попов, 1903>. В Олонецкой губернии болезни олицетворяются в виде женщин-кикимор, «которых почитают или стараются прогнать угрозами; с лихорадкой надо, говорят, поступать серьезнее, с оспою же — ласковее» <Демич, 1899>.
В историко-литературных памятниках о кикиморе упоминается начиная с XVII в., ср. свидетельство в делах московских приказов о том, что в начале XVII в. в Галицком уезде крестьянин Митрошка Хромой имел сношение с нечистым, «а словет нечистой дух по их ведовским мечтам кикимора» <Черепнин, 1929>. Предполагается также, что «предшественницей» кикиморы может считаться упоминаемая в заговорах качица (катица) <Черепанова, 1983>, а кикимора-мара — «древнейшее имя домового» <3еленин, 1991> (см. ДОМОВОЙ, КАЧИЦА).
Кикимора-судьба — существо достаточно непредсказуемое, поэтому в поверьях отмечено мало способов задобрить ее или вступить с нею в договорные отношения. Если кикимора начинала греметь посудой или бить ее, крынки 
перемывали водой, настоянной на папоротнике (считая, что кикимора после этого оставит посуду в покое).
От проказ кикиморы помогали подвешенные в курятнике «куриный бог», горлышко разбитого кувшина, горшок без дна, старый лапоть, кусочек кумача: «Крестьяне Мещовского уезда имеют обыкновение вешать в курятниках под застреху, над самой насестью, отбитое от кувшина горло для того, чтоб кикимора (так называется иногда привидение, домовой) не причинила курам никакого вреда. Есть поверье, что если не будет принято такого предохранения, то ежедневно увидят недочет в курах, которых поедает привидение. Кувшинное горло вешают не на веревке, но на мочалах. Так заведено исстари» {Калуж.) <Ляметри, 1862>.
Оберегая от кикиморы скот, в хлеву (под ясли) клали «свинобойную» палку. В доме, остерегаясь кикиморы, держали у полатей в воронце верблюжью шерсть, не оставляли неблагословленными пряжу, веретена, прялки, коклюшки.
«Напущенную», «насаженную» кикимору-куклу отыскивали, изгоняли с помощью колдунов; старались задобрить «насадивших» ее мастеров-строителей (найденную кикимору необходимо было сжечь, бросив в огонь наотмашь) (В.Сиб.).
Изгнать кикимору можно было и окропив дом святой водой, и с помощью заговоров. В некоторых губерниях России кикимору «для профилактики» выпроваживали из дома 17 марта, в день Герасима Грачевника. Изгнание кикиморы сопровождалось приговорами типа: «Ах ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, не то задерут тебя калеными прутьями, сожгут огнем-полымем и черной смолой зальют» (Ю. Сиб.).
По поверьям ряда районов России, кикимора, как и домовой, боялась медведя и убегала от него: «В одной избе ходила кикимора по полу целые ночи и сильно стучала ногами. Но и того ей мало; стала греметь посудой, звонить чашками, бить горшки и плошки. Избу из-за этого бросили, и стояло то жилье впусте, пока не пришли сергачи с плясуном-медведем. Они поселились в этой пустой избе, и кикимора, сдуру, не зная, с кем связываться, набросилась на медведя. Медведь помял ее так, что она заревела и покинула избу. Тогда перебрались в нее и хозяева, потому там совсем перестало „манить" (пугать). Через месяц подошла к дому какая-то женщина и спрашивает у ребят:
— Ушла ли от вас кошка?
— Кошка жива да котят принесла, — отвечали ребята.
Кикимора повернулась и пошла обратно и сказала на ходу: „Теперь совсем беда: зла была кошка, когда она одна жила, а с котятами до нее и не досту-пишься"» <Максимов, 1903>.
В поверьях XIX в. и особенно XX в. образ кикиморы часто обезличен: кикиморами могут именоваться самые разнообразные опасные, неприятные и нелюдимые существа.


В.И. Даль Поверья, суеверия и предрассудки русского народа

КИКИМОРА
Кикимора (об.) — род домового, который по ночам прядет; он днем сидит невидимкою за печью, а проказит по ночам, с веретеном, прялкою, воробами и вьюшкою. Спи, девушка: кикимора за тебя спрядет, а мать выткет! Есть и лесная кикимора — лешачиха, лопаста. От кикиморы не дождешься рубахи, хотя он прядет. Чтобы кикимора кур не воровал, вешают над насестью, на лыке, отшибенное горло кувшина либо камень с природного сквозною дырою.
Владимир Даль.
«Толковый словарь живого
великорусского языка»

Кикимора
Не столь многочисленные и не особенно опасные духи из нечисти, одолевающей суеверное и темное население, под настоящим своим именем «кикиморы» принадлежат исключительно Великороссии, хотя, по корням слова, оно общеславянского происхождения. В Белоруссии, сохранившей под шумок борьбы двух вероучений (православного и католического), окончившейся обезличенной унией, основы языческого культа в цельном виде,— существует въяве так называемая Мара. Здесь указывают и те места, где она ведомо живет (таких мест пишущему эти строки на могилевском Днепре и его притоках указали счетом до пяти и повествовали об ее явлениях вживе.
В северной лесной России о Маре сохранилось самое смутное представление, и то в очень немногих местах38, но слова, выражающие однородные понятия, находятся во всеобщем употреблении. Появляется в знойное лето сухой туман, называемый «маревом»; стоит он в виде мрачности при ясной погоде, Бывает и так, что на сотни верст от лесных пожаров воздух напитывается чадом и гарью: солнце превращается в шар, сделанный из красной фольги, на который можно смотреть безопасно; из болот поднимаются вредные испарения, сгущенные в обманчивую для глаз форму привидения, в образ древнего бога Мары. Начавшаяся засуха помогает необычайному распространению лесных пожаров и сверх всего, в довершение людских  бедствий, вызывает скотские падежи и порождает повальные людские болезни. Неизбежно наступает смутное время суеверных пророчеств о грядущих бедствиях под неодолимым влиянием и обаянием грез, при полном обмане всех чувств, особенно зрения.
В Малороссии явно таскают по улицам при встрече весны (1 марта) с пением «веснянок» чучело, называемое марой или мареной, а великорусский морок — та же мрачность или темнота, зависящая от густоты воздуха,— вызвал особенную молитву на те случаи или времена хлебного урожая на полях, когда эта морока желательна или вредна39.
Если к самостоятельному слову «мор» приставить слово «кика», в значении птичьего крика или киканья, получится тот самый дворовый дух, который полагается злым и вредным для домашней птицы. Эта кикимора однозначаща с «шишиморой»; под именем ее зачастую слывет во многих великорусских местностях. А в этом случае имеется уже прямое указание на «шишей» или шишигу — явную нечистую силу, живущую обычно в овинах, играющую свадьбы свои в то время, когда на проезжих дорогах вихри поднимают пыль столбом. Это те самые «шиши», которые смущают православных и к которым посылают с сердцем в гневе докучных или неприятных людей; они же и чертики — «хмельные шиши» у людей, допившихся до белой горячки (и московские «епишки» у загульных купцов).
Из обманчивого, летучего и легкого, как пух, призрака Южной России дух «мара» у северных практических великороссов превратился в грубого духа, в мрачное привидение, которое днем сидит «невидимкой» за печью, а по ночам выходит проказить. В иных избах она живет еще более в темных и сырых местах, каковы так называемые голбцы или подызбицы. Отсюда и выходит она, опять-таки, для того чтобы проказить с веретенами, прялкой и начатой пряжей40. Она берет то и другое и садится прясть (в Вологодской стороне, например) в любимом своем месте: в правом от входа углу, подле самой печи. Сюда обычно сметают сор, чтобы потом сожигать его в печи, а не выносить из избы на ветер и не накликать беды изурочья и всякой порчи. Впрочем, хотя кикимора и прядет, но от нее не дождешься рубахи, говорит известная пословица, а отсюда и насмешка над ленивыми: «Спи, девушка: кикимора за тебя спрядет, а мать выткет».
Одни говорят (в Новгородской губернии), что кикиморы шалят во все Святки; другие дают им для проказ одну только ночь против Рождества Христова. Тогда они треплют и сжигают куделю, оставленную без крестного благословения у прялок. Бывает также, что они хищнически стригут овец. Во всех других великорусских губерниях проказам шишиморы-кикиморы отводится безразлично все годичное время. Везде и все уверены также и в том, что кикимора всеми способами старается скрываться от людей, по той причине, что, если иному удастся накинуть в это время на нее крест, она так и останется на том месте, где захвачена врасплох.
Твердо убежденным и крепко устойчивым в верованиях в злые силы обитательницам северных лесов (вроде вологжанок) кикимора-шишимора представляется вживе, и они имеют


38 Например, в Пошехонье, где Мару представляют красивой, высокой девушкой, одетой во всем белом, но зовут ее «полудницей», относя прямо к «полевым духам» (см. ниже).
39 Так, в конце июля, называемом «калиниками» (от мученика Калинина, 29 июля), на всем русском севере молят Бога калиники пронести мороком, т. е. туманом, в спасении несчастья от проливных дождей, особенно от градобоя. Если же на этот день поднимается туман, то рассчитывают на урожай яровых хлебов («припасай закрому на овес с ячменем»). Солнце садится в морок — всегда к дождю.
40 В Калужской губернии (в Жиздринском уезде) то же привидение, которое видают в лунные ночи за самопрялкой или за шитьем, так и называют марой. Эта страшная, растрепанная мара сидит и гремит самопрялкой. Как погремит — так и будешь одну куделю прясть целый день; пошьет у кого — тот одну рубашку в неделю не кончит: все будет перепарывать и т. д.
 

охоту и смелость рассказывать подробности подобных явлений.
Оделась она по-бабьему в сарафан, только на голове кики не было, а волосы, были распущены. Вышла она из голбца, села на пороге подле двери и начала оглядываться. Как завидела, что все в избе полегли спать и храпят, она подошла к любимому месту — к воронцу (широкой и толстой доске в виде полки, на которой лежат полати), сняла с него прялку и села на лавку прясть. И слышат, как свистит у ней в руках веретено на всю избу и, знать, крутятся нитки и свертывается с прялки куделя. Сидит ли она, прядет ли, беспрестанно подпрыгивает на одном месте (такая уж у ней особая привычка). Кому привидится она с прялкой на передней лавке — быть в той избе покойнику. Перед бедой же у девиц-кружевниц (вологодских) она начинает перебирать и стучать коклюшками, подвешенными на кутузе-подушке. Кого невзлюбит — из той избы всех выгонит.
В тех же вологодских лесах (в Никольском уезде) в одной избе ходила кикимора по полу целые ночи и сильно стучала ногами, а того мало: гремела посудой, звонила чашками, била горшки и плошки. Избу из-за нее бросили, и стояло то жилье впусте, пока не пришли сергачи с плясуном-медведем. Они поселились в этой пустой избе, где кикимора сдуру, не зная, с кем связывается, набросилась на медведя. Этот помял ее так, что она заревела и покинула избу. Тогда перебрались в нее и хозяева, потому что там совсем перестало «манить» (пугать). Через месяц подошла к тому дому какая-то женщина и спрашивает у ребят:
— Ушла ли от вас кошка?
Кошка жива, да и котят принесла,— отвечали ребята. Кикимора повернулась, пошла обратно и сказала на ходу (ребята слышали);
— Теперь совсем беда: зла была кошка, когда одна жила, а с котятами-то теперь до нее и не доступишься.
В тех же местах повадилась кикимора у мужика ездить по ночам на кобыле до того, что оставит ее в яслях всю в мыле. Изловчился хозяин устеречь ее рано утром на лошади:
«Сидит небольшая бабенка, а как быть следует, в шамшуре (головном уборе — волоснике, шапочке под платок), сидит и ездит вокруг яслей. Я ее по голове-то плетью — соскочила и кричит во все горло:
— Не ушиб, не ушиб, только шамшурку сшиб!
Изо всех этих противоречий и путаных рассказов видно лишь одно, что образ кикиморы как живого жильца в избах, начал обезличиваться, смешиваясь то с самим домовым, то под видом его жены (за каковую, между прочим, признают ее и в ярославском Пошехонье, и в Вятской стороне), а в Сибири водится еще и лесная кикимора — лешачиха41. Мало того, до сих пор не установилось понятие, к какому полу принадлежит этот дух (во всяком случае, злой и недоброжелательный); большей частью не относят его ни к какому и считают среднего рода, межеумком.
Определеннее думают и прямее поступают там, где этого проказника поселяют в курятниках, в тех уголках хлевов, где са-


41 Вятские обруселые пермянки так называемого Зюздинского края, проходя мимо нечистого места, где живет их «кусьдядя» с женой — «кикиморой», слыхали в ночную пору детский плач и говор. Значит, живут они семьями.
В хлевах у этих вятчан, наместо кикиморы, живет «стриж», который, поселившись среди овец, вместо всяких паразитов выстригает у нелюбимых животных почти всю шерсть догола. Представляют себе этого злодея в виде птицы-сыча с крыльями из мягкой кожи, не покрытой перьями.

 

дятся на насест куры. Здесь занятие кикимор прямее и самая работа виднее. Если куры от худого корма (например, такого, где недостает серы) сами у себя выщипывают, буквально, все перья, то обвиняют кикимору. Чтобы не вредил он, вешают под куриной нашестью лоскутья кумача или горлышко от разбитого глиняного умывальника или отыскивают самого «куричьего бога». Это камень, нередко попадающийся в полях, с природного сквозною дырою. Его и прикрепляют на лыке к жерди, на которой садятся куры.
Только при таких условиях не нападает на кур «вертун», когда они кружатся как угорелые и падают околевшими,— и не бывает среди них недочетов (все налицо).
Когда на борьбу с темной языческой силой выставлено было такое сокрушительное и могущественное орудие, как святой крест, он и здесь явился на помощь орудием спасительным и поучающим на благое.
Не возьмет чужой прялки кикимора, не расклочет на ней кудели, не спутает ниток у пряхи, не навяжет ненужных узлов, не перемешает коклюшки и не оборвет начатого плетенья у кружевниц, если они с молитвой положили на место и прялки с веретенами, и кутузы с коклюхами.
На Сяможенских полях (Вологодской губернии Кадников-ского уезда) в летнее время особенная кикимора сторожит гороховища. Она ходит по ним, имея в руках каленную добела железную сковороду огромных размеров. Кого найдет из ночных посетителей чужого поля, засеянного горохом, того она на этой сковороде и изжаривает.
Такая острастка, навязанная деревенским ребятам в младенчестве, пригодится им потом и на возрасте. В этом, кажется, и вся нравственная, руководящая услуга довольно выцветшего за многие годы и нехарактерного мифа о кикиморе. И этот старый бог, из мелких, сделался предметом насмешек, как и другие, подобные ему, выдвинутый когда-то не по заслугам из крайнего ничтожества и развенчанный теперь, когда спознали мнимые достоинства его по подлинным признакам и приметам. Имя его обратилось даже в бранное и удобно послужило для укоризненных характеристик. Кикиморой охотно зовут нелюдимого домоседа, и особенно такого, который вечно сидит дома, и такую, которая очень прилежно занимается пряжей.
Имя шишиморы свободно и безопасно прилаживается ко всякому плуту и обманщику (курянами), ко всякому невзрачному по виду человеку (смоляками и калужанами), скряге и голышу (тверичами), прилежному, но копотливому рабочему (костромичами), переносчику вестей и наушнику в старинном смысле тех исторических времен, когда шиши были лазутчиками и соглядатаями и когда «для шишиморства» (как писали в актах) давались (как, например, при Шуйских), сверх окладов, поместья за услуги, оказанные лазутничеством, и т. д.
Сергей Максимов. «Нечистая сила»


Кикимору иногда старались не запугать или прогнать, а задобрить. Так, считалось, что кикимора очень любит папоротник, поэтому, если она вдруг начинала буйствовать, хозяева перемывали все в доме настойкой из корней папоротника, полагая, что после этого кикимора перестанет греметь и бить посуду, ломать вещи и досаждать домочадцам. Для того чтобы уберечь себя и хозяйство от злого влияния кикиморы, обычно старались также соблюдать некоторые запреты и правила поведения, например, не оставляли без благословения пряжу, веретена, прялки, коклюшки и т.п.
Н. С. Шапарова. «Краткая энциклопедия славянской мифологии»



Из «Народного дневника»
4 марта по старому стилю (Грачевники). Кикиморы
Наши поселяне уверены, что на грачевники кикиморы делаются смирными и ручными и что только в этот день можно их уничтожать. Верование в кикимор нашего народа началось с незапамятных времен и принадлежит к особенному мифу русской демонологии. По понятиям нашего народа, кикиморы представляют собою миф чисто физический, особенный род духов, населяющих воздух, ужасных для семейной жизни, невидимых и мстительных. Вот рассказы нашего народа о происхождении кикимор.
«Живет на белом свете нечистая сила сама по себе; ни с кем-то она, проклятая, не роднится: нет у ней ни родного брата, ни родной сестры; нет у ней ни родного отца, ни родимой матери; нету ней ни двора, ни поля, а пробивается, бездомовая, где день, где ночь. Без привету, без радости глядит она, нечистая, на добрых людей: все бы ей губить да крушить, все бы ей назло идти, все бы миром мутить.
Есть между ними молодые молодцы, зазорливые. А и те-то, молодые молодцы, прикидываются по-человечьему и по-змеиному. По поднебесью летят они, молодые молодцы, по-змеиному, по избе-то ходят они, молодцы, по-человечьи. По поднебесью летят, на красных девушек глядят; по избе-то ходят, красных девушек сушат. Полюбит ли красну девицу-душу, загорит он, окаянный, змеем огненным, осветит он, нечистый, дубровы дремучие. По поднебесью летит он, злодей, шаром огненным; по земле рассыпается горючим огнем, во терем красной девицы становится молодым молодцем несказанной красоты. Сушит, знобит он красну девицу до истомы.
От той ли силы нечистой зарождается у девицы детище некошное. Со тоски, со кручины надрывается сердце у отца с матерью, что зародилось у красной девицы детище некошное. Клянут, бранят они детище некошное клятвой великою: не жить ему на белом свете, не быть ему в урост человеч; гореть бы ему век в смоле кипучей, в огне негасимом. Со той ли клятвы то детище заклятое без поры без времени пропадает из утробы матери. А и его-то, окаянного, уносят нечистые за тридевять земель в тридесятое царство. А и там-то детище заклятое ровно чрез семь недель нарекается Кикиморой.
Живет, растет Кикимора у кудесника в каменных горах; поит-холит он Кикимору медяной росой, парит в бане шелковым веником, чешет голову золотым гребнем. От утра до вечера тешит кикимору кот-баюн, говорит ей сказки заморские про весь род человеч. Со вечера до полуночи заводит кудесеник игры молодецкие, веселит Кикимору то слепым козлом, то жмурками. Со полуночи до бела света качают Кикимору во хрустальчатой колыбельке. Ровно через семь лет вырастает Кикимора. Тоне-шенька, чернешенька та Кикимора; а голова-то у ней малым-ма-лешенька — со наперсточек, а туловища не спознать с соломиной. Далеко видит Кикимора по поднебесью, скорей того бегает по сырой земле. Не стареется Кикимора целый век


Может поселиться в доме и совеем уже вредное существо — кикимора. Выглядит она, как маленькая горбатая старушка в лохмотьях. Вырастает из некрещеного или проклятого ребенка. Или недобрые люди (обычно печники либо плотники, не поладившие с хозяевами) вселяют ее в дом, запрятав в нем особую куколку. Полтергейст — основное занятие кикиморы: бить посуду, всячески шуметь, являться в виде животных и т.п. Еще любит она прясть и шить, но неумело, никогда не доводя до конца. Избавиться от нее удается с трудом, с помощью особых обрядов. Живет она также в болоте. При всем этом кикимора может и помогать хорошим хозяевам, а плохим вредит особенно усердно.
Близка к кикиморе общеславянская мора (змора), давящая людей по ночам.
Д.М.Дудко. «Матерь Лада»
 


без одежи, без обуви бродит она лето и зиму. Никто-то не видит Кикимору ни середь дня белого, ни середь темной ночи. Знает-то она, Кикимора, все города с пригородками, все деревни с приселочками; ведает-то она, Кикимора, про весь род человеч, про все грехи тяжкие. Дружит дружбу Кикимора со кудесниками да с ведьмами. Зло на уме держит на люд честной. Как минут годы уреченные, как придет пора законная, выбегает Кикимора из-за каменных гор на белый свет ко злым кудесникам во науку. А и те-то кудесники люди хитрые, злогадливые; опосылают они Кикимору ко добрым людям на пагубы.
Входит Кикимора во избу никем не знаючи, поселяется она за печку никем не ведаючи. Стучит, гремит Кикимора от утра до вечера; со вечера до полуночи свистит, шипит Кикимора по всем углам и по лавочкам; со полуночи до бела света прядет кудель конопельную, сучит пряжу пеньковую, снует основу шелковую. На заре-то утренней она, Кикимора, собирает столы дубовые, ставит скамьи кленовые, стелит ручники кумачные для пира неряженого, для гостей незваных. Ничто-то ей, Кикиморе, не по сердцу: а и та печь не на месте, а и тот стол не во том углу, а и та скамья не по стене. Строит Кикимора печь по-своему, ставит стол по нарядному, убирает скамью запонами шидяными.
Выживает она, Кикимора, самого хозяина, изводит она, спаянная, всяк род человеч. А и после того она, лукавая, мутит миром крещеным: идет ли прохожий по улице, а и тут она ему камень под ноги; едет ли посадский на торг торговать, а и тут она ему камень в голову. Со той беды великие пустеют дома посадские, зарастают дворы травой-муравой».
Если где поселяется Кикимора, то поселяне на Грачевники призывают знахарей, которые за великие посулы решаются только изгнать нечистую силу. В этот день, с утра, поселяется знахарь в опустелый дом, осматривает все углы, обметает печь и читает заговоры. К вечеру объявляет в услышание всех, что Кикимора изгнана из дома на времена вековечные.
Иван Сахаров
«Сказания русского народа»
«Народный дневник»


Кикимора
Рассказ русского крестьянина на большой дороге
— Вот, видите ли, батюшка барин, было тому давно, я еще бегивал босиком да играл в бабки... А сказать правду, я был мастер играть: бывало, что на кону ни стоит, все как рукой сниму...
— Ты беспрестанно отбиваешься от своего рассказа, любезный Фаддей! Держись одного, не припутывай ничего стороннего, или, чтобы тебе было понятнее: правь по большой дороге, не сворачивай на сторону и не режь колесами новой тропы по целику и пашне.
— Виноват, батюшка барин!.. Ну, дружней, голубчики, с горки на горку: барин даст на водку... Да о чем, бишь, мы говорили, батюшка барин?


Кикимора — мифическое существо женского пола в славянской мифологии. Кикиморы бывают двоякого происхождения: или это младенцы, умершие некрещеными, мертворожденные, недоноски, выкидыши, уродцы без рук и без ног; или это дети, проклятые своими родителями и потому похищенные нечистой силой. Народ представляет себе кикимор в виде безобразных карликов или малюток, у которых голова с наперсток, а туловище — тонкое, как соломинка. Кикиморы любят шутить с людьми и иногда появляются в виде покинутого на пути ребенка; подобранные и пригретые людьми, они убегают, насмеявшись над ними. По сродству с домовыми духами, кикиморы живут за печкой и порой надоедают хозяевам шумом и возней. Они обладают способностью быть невидимыми, быстро бегать и видеть на далекое расстояние.
Энциклопедия Брокгауза и Ефрона


— Вот уже добрые полчаса, как ты мне обещаешь что-то рассказать о Кикиморе, а до сих пор мы еще не дошли до дела.
— Воистину так, батюшка барин; сам вижу, что мой грех. Изволь же слушать, милостивец!
Как я молвил глупое мое слово вашей милости, в те поры был я еще мальчишкой, не больно велик, годов о двенадцати. Жил тогда в нашем селе старый крестьянин, Панкрат Пантелеев, с женою, тоже старухою, Марфою Емельяновною. Жили они как у бога за печкой, всего было довольно: лошадей, коров и овец — видимо-невидимо, а разной рухляди да богатели и с сором не выметешь. Двор у них был как город: две избы со светелками на улицу, а клетей, амбаров и хлебных закромов столько, что стало бы на обывателей целого приселка. И то правда, что у них своя семья была большая: двое сыновей, да трое внуков женатых, да двое внуков-подростков, да маленькая внучка, любимица бабушки, которая ее нежила, холила да лелеяла, так что и синь пороху не даст, бывало, пасть на нее. Все шло им в руку; а все крестьяне в селении готовы были за них положить любой перст на уголья, что ни за стариками, ни за молодыми никакого худа не важивалось. Вся семья была добрая и к Богу прибежная: хаживала в церковь Божию, говела по дважды в год, работала, что называется, изо всех сил, наделяла нищую братию и помогала в нужде соседям. Сами хозяева дивились своей удаче и благодарили Господа Бога за его Божье милосердие.
Надобно вам сказать, барин, что, хотя они и прежде были людьми зажиточными, только не всегда им была такая удача, как в ту пору: а та пора началась от рождения внучки, любимицы бабушкиной. Внучка эта, маленькая Варя, спала всегда со старою Марфой, в особой светелке. Вот когда Варе исполнилось семь лет, бабушка стала замечать диковинку невиданную: с вечера, бывало, уложит ребенка спать, как малютка умается, играя, с растрепанными волосами, с запыленным лицом, поутру старуха посмотрит — лицо у Вари чистехонько, бело и румяно, как кровь с молоком, волосы причесаны и приглажены, ин-да лоск от них, словно теплым квасом смочены; сорочка вымыта белым-бело, а перина и изголовье взбиты, как лебяжий пух. Дивились старики такому чуду и между собою тишком толковали, что тут-де что-то не гладко. Перед тем еще старуха не раз слыхала по ночам, как вертится веретено и нитка жужжит в потемках; а утром, бывало, посмотрит — у нее пряжи прибавилось вдвое против вчерашнего. Вот и стали они подмечать: засветят, бывало, ночник с вечера и сговорятся целою семьею сидеть у постели Вариной всю ночь напролет...
Не тут-то было! Незадолго до первых петухов сон их одолеет, и все уснут кто где сидел; а поутру, бывало, смех поглядеть на них: иной храпит, ущемя нос между коленами; другой хотел почесать у себя за ухом, да так и закачался сонный, а палец и ходит взад и вперед по воздуху, словно маятник в больших барских часах; третий зевнул до ушей, когда нашла на него дрема, не закрыл еще рта — и закоченел со сна; четвертый, раскачавшись, упал под лавку, да там и проспал до пробуду. А в те часы, как они спали, холенье и убиранье Вари шло своим чередом: к утру она была обшита и обмыта, причесана и приглажена, как куколка.
Кикимора может обитать в хлеву, во дворе, в курятнике, в кормовом сарае, на чердаке, в пустых постройках, в бане, в кабаке. Чаще всего она появляется в доме (выходит из подполья), помещается за печью, на печи или в голбце.
«Дом был у одних тут, все девка в доме ходила, все помогала. Оне уйдут, она чугунки просты возьмет и в печку затолкает. А то и молоть помогала <...> А ходила нага. И все делала, а спала раньше на полатях. И вот хозяйка пробудилась, рукой повела и ее учухала. А у ней, у девки, коса така длинна! Вреда-то не делает им, но опасно! И давай дом разбирать. И вот нашли куклу в матке... Дом перетащили, после этого ничего не стало».
М. Власова. «Новая абевега русских суеверий»

 

Стали допытываться от самой Вари, не видала ли она чего по ночам? Однако ж Варя божилась, что спала каждую ночь без просыпу; а только чудились ей во сне то сады с золотыми яблочками, то заморские птички с разноцветными перышками, которые отливались радугой, то большие светлые палаты с разными диковинками, которые горели, как жар, и отовсюду сыпали искры.
Днем же Варюша видала, когда ей доводилось быть одной в большой избе, что подле светелки,— превеликую и претолстую кошку, крупнее самого ражего барана, серую, с мелкими белыми крапинами, с большою уродливою головою, с яркими глазами, которые светились, как уголья, с короткими толстыми ушами и с длинным пушистым хвостом, который, как плеть, обвивался трижды вокруг туловища. Кошка эта, по словам Варюши, бессменно сидела за печкой, в большой печуре, и когда Варе случалось проходить мимо ее, то кошка умильно на нее поглядывала, поводила усами, скалила зубы, помахивала хвостом около шеи и протягивала девочке длинную, мохнатую свою лапу со страшными железными когтями, которые, как серпы, высовывались из-под пальцев. Малютка Варя признавалась, что, несмотря на величину и уродливость этой кошки, она вовсе не боялась ее и сама иногда протягивала к ней ручонку, и брала ее за лапу, которая, сдавалось Варе, была холодна как лед.
Старики ахнули и смекнули делом, что у них в доме поселилась Кикимора; и, хотя не видели от нее никакого зла, а все только доброе, однако же, как люди набожные, не хотели терпеть у себя в дому никакой нечисти. У нас был тогда в деревне священник, отец Савелий, вечная ему память. Нечего сказать, хороший был человек: исправлял все требы как нельзя лучше и никогда не требовал за них лишнего, а еще и своим готов был поступиться, когда видел кого при недостатках; каждое воскресенье и каждый праздник просто и внятно говаривал он проповеди и научал прихожан своих, как быть добрыми христианами, хорошими домоводцами, исправно платить подати государю и оброк помещику; сам он был человек трезвенный и крестьян уговаривал отходить подальше от кабака, словно от огня. Одно в нем было худо: человек он был ученый, знал много и все толковал по-своему.
— А разве крестьяне ему не верили?
— Ну, верили, да не во всем, батюшка барин. Бывало, расскажут ему, что ведьма в белом саване доит коров в таком-то доме, что там-то видели оборотня, который прикинулся волком либо собакой; что в такой-то двор к молодице летает по ночам огненный змей; а батька Савелий, бывало, и смеется, и учнет толковать, что огненный змей — не змей, а... не припомню, как он величал его: что-то похоже на мухомор; что это-де воздушные огни, а не сила нечистая; напротив-де того, эти огни очищают воздух; ну, словом, разные такие затеи, что и в голову не лезет. Это и взорвет прихожан; они и твердят между собою: батька-де наш от ученья ума рехнулся.
— Глупцы же были ваши крестьяне, друг Фаддей!
— Было всякого, милосердый господин: ум на ум не приходит; были между ними и глупые люди, были и себе на уме. Все же они держались старой поговорки: отцы-де наши не глупее нас были, когда этому верили и нам передали свою старую веру.


Шишига, как и другие наименования с корнем «шиш»,— родовое, обобщающее название нечистой силы, которое может быть отнесено и к нечистому духу неопределенного облика, и к подпольнику, баннику, лешему и т. п.; шишига — злой дух в подполье дома, нечистая сила в бане.
По мнению В. Даля, шишига — «нечистый, бес», а также «злой кикимора или домовой, нечистая сила, которого обычно поселяют в овине; овинный домовой».
М. Власова. «Новая абевега русских суеверий»

 

— Вижу, что благомыслящий священник не скоро еще вобьет вам в голову, чему верить и чему не верить. Об этом надобно б было толковать сельским ребятам с тех лет, когда у них еще молоко на губах не обсохло; а старым бабам запретить, чтоб они не рассевали в народе вздорных и вредных суеверий.
— Как милости вашей угодно,— проворчал Фаддей и молча начал потрогивать вожжами.
— Что ж ты замолчал? рассказывай дальше.
— Да, может быть, мои простые речи не под стать вашей милости, и у вас от них, как говорится, уши вянут?.. Мы, крестьяне, всегда спроста соврем что-нибудь такое, что барам придется не по нутру.
— И, полно, приятель: видишь, я тебя охотно слушаю, и ты славно рассказываешь. Неужели ты доброю волею отступишься от гривенника на водку, который я тебе обещал?
— Ин быть по-вашему, батюшка барин,— промолвил Фаддей веселее и бодрее прежнего.— Вот видите ли, старики и взмолились отцу Савелью, чтоб он отмолил дом их от Кикиморы. А отец Савелий и давай их журить: толковал им, что и старикам, и девочке, и всей семье только мерещилось то, чему они будто бы сдуру верили, что Кикимор нет и не бывало на свете и что те попы, которые из своей корысти потворствуют бабьим сказкам и народным поверьям, тяжко грешат перед Богом и недостойны сана священнического. Старики, повеся нос, побрели от священника и не могли ума приложить, как бы им выжить от себя Кикимору.
В селении у нас был тогда управитель, не ведаю, немец или француз, из Митавы. Звали его по имени и по отчеству. Вот-он Иванович, а прозвища его и вовсе пересказать не умею. Земский наш Елисей, что был тогда на конторе, в барском доме, называл его еще господин фон-барон. Этот фон-барон был великий балагур: когда, бывало, отдыхаем после работы на барщине, то он и пустится в россказни: о заморских людях ростом с локоть, на козьих ножках, о заколдованных башнях, о мертвецах, которые бродят в них по ночам без голов, светят глазами, щелкают зубами и свистом пугают прохожих, о жар-птице, о больших морских раках, у которых каждая клешня по полуверсте длиною и которых он сам видал на краю света...
Да мало ли чего он нам рассказывал: всего не складешь и в три короба. Говорил он по-русски не больно хорошо: иного в речах его, хоть лоб взрежь, никак не выразумеешь; а начнет, бывало, рассказывать — так и сыплет речами: инда уши развесишь и о работе забудешь; да он и сам на тот раз нескоро, бывало, о ней вспомнит. Крестьяне были той веры, что у Вот-он Ивановича было много в носу; что до меня, я ничего не заметил, кроме табаку, который он большими напойками набивал себе в нос из старой закоптелой тавлинки. Он, правда, выдумывал на барском дворе какие-то машины для посева и для молотьбы хлеба; только молотильня его чуть было самому ему не размолотила головы, и сколько ни бились над нею человек двенадцать — ни одного снопа не могли околотить; а сеяльная машина на одной борозде высеяла столько, сколько и на целую десятину в нее было засыпано. Однако же крестьяне все по-прежнему думали, что в нем сидит бесовщина и что его недостанет только на путное дело. К нему-то на воскресной мир-


Кикимора, шишимора — в восточнославянской мифологии злой дух дома, маленькая женщина- невидимка (иногда считается женой домового). По ночам беспокоит маленьких детей, путает пряжу (сама любит прясть или плести кружева — звуки прядения кикиморы в доме предвещают беду: может выжить хозяев из дому) враждебна мужчинам. Может вредить домашним животным, в частности курам. Основными атрибутами (связь с пряжей, сырыми местами, темнотой) Кикимора схожа с мокушей, злым духом, продолжающим образ славянской богини Мокоши. Название «Кикимора» — сложное слово, вторая часть которого — древнее имя женского персонажа мары, моры.
С. В. Максимов.
«Нечистая, неведомая
и крестная сила»

 

ской сходке присоветовали старому Панкрату идти с поклоном и просьбою, чтоб он избавил его дом от вражьего наваждения.
Пантелеич с старухою пустились на барский двор, где жил тогда Вот-он Иванович, и принесли ему, как водится, на поклон барашка в бумажке, да того-сего прочего, примером сказать, рублей десятка на два. Наш иноземец было и зазнался: «Сотна рублоф, менши не копейка». Насилу усовестили его взять за труды беленькую, и то еще — отдай ему деньги вперед. Да велел он старикам купить три бутылки красного вина: его-де Кикиморы боятся; да штоф рому и голову сахару — опрыскивать и окуривать избу с наговором. Нечего было делать; старик отправил самого проворного из своих внуков на лихой тройке за покупками, и к вечеру как тут все явилось. Пошли с докладом к Вот-он Ивановичу, он и приплелся в дом к Панкрату, весь в черном. Сперва начал отведывать вино, велел согреть воды, отколол большой кусок сахару, положил в кипяток и долил ромом; и это все он отведывал, чтоб узнать, годятся ли снадобья для нашептыванья.
Вот как выпил он бутылку виноградного да осушил целую чашку раствору из рому с сахаром,— и разобрала его колдовская сила. Как начал он петь, как начал кричать на каком-то неведомом языке,— ну, хоть святых вон неси. Велел подать четыре сковороды с горячими угольями, всыпал в каждую по щепотке мелкого сахару и расставил по всем четырем углам; после того шептал что-то над бутылками и штофом, взял глоток рому в рот, пустился бегать по избе да прыскать на стены, ломаться да коверкаться, кричать изо всей силы, инда у всех волосы дыбом стали. Так он принимался до трех раз; после сказал, что все нашептанные снадобья должно вынесть из дому в новой скатерти и никогда ничего этого не вносить снова в дом; что с ними-де вынесется из дому Кикимора; велел подать скатерть, положил в ее бутылки, штоф и сахар, поздравил хозяев с избавлением от Кикиморы и понес скатерть с собою, шатаясь с боку на бок — надобно думать, от усталости
— Что же, Кикимора больше не оставалась в доме Панкратовом?
— Вот то-то и беда, сударь, что вышло наоборот. Видно, что колдовство нашего фон-барона было не в добрый час, или он кудесник только курам на смех, или просто хотел надуть добрых людей и полакомиться на чужой счет; только вышло, как я вам сказал, наоборот. Доселе Кикимора делала только добро, ходила ребенка да пряла на хозяйку, никто ее за тем ни видал, ни слыхал; а с этих пор, видно, ее раздразнили шептаньем да колдовством, она стала по ночам делать всякие проказы. То вдруг загремит и затрещит на потолке, словно вся изба рушится; то впотьмах подкатится клубом кому-либо из семьян под ноги и собьет его, как овсяный сноп; то, когда все уснут, ходит по избе, урчит, ревет и сопит, как медвежонок, то средь ночи запрыгает по полу синими огоньками... Словом, что ночь, то новые проказы, то новый испуг для семьи. Одну только маленькую Варю она и не трогала; и ту перестала обмывать и чесать, а часто на рассвете находили, что ребенок спал головою вниз, а ногами — на подушках.
Так билась бедная семья круглый год. В один день пришла к ним в дом старушка нищая, вся в лохмотьях, и лицо у нее сжалось и сморщилось, словно сушеная груша или прошлогоднее


Кикимора, шишимора, шишига — злой дух дома, божество ночных кошмаров. В некоторых местах кикиморой могли называть не только демоническое существо, обитающее в доме и вредящее хозяйству, но и других женских демонических персонажей: лесную русалку, лешачиху, водяницу, лихорадку; женского духа, сходного с полудницей, охраняющего поля огромной сковородой; женщину-кликушу и духа, вызывающего кликушество; чертовку, шишигу и т.п. Кикиморой именовали и антропоморфную фигуру, сжигаемую на масленицу, и некоторых святочных ряженых. По некоторым поверьям, кикимора — жена домового или лешего. Однако в большинстве поверий кикимора — это злой дух, который поселяется в доме и устраивает беспорядки, иногда даже вынуждая хозяев покинуть жилище.
Н. С. Шапарова. «Краткая энциклопедия славянской мифологии»

 

яблоко от морозу. Тетка Емельяновна, как вы уже слышали, сударь, была старуха добрая и любила наделять нищую братию.
Посадила она божью странницу за стол, накормила, напоила, дала ей денег алтын пять и наделила ее платьишком. Вот нищая и начала молить Бога за всю семью, а после молвила: «Вижу, православные христиане, что Господь Бог наградил вас своею милостью: дом у вас как полная чаша; только не все у вас в дому здорово».— «Ох! Так-то нездорово, что и не приведи бог! — отвечала тетка Марфа.— Посадили к нам, знать, недобрые люди из зависти окаянную Кикимору; она у нас по ночам все вверх дном и ворочает».— «Этому горю можно помочь; у вас не без старателей. Молитесь только Богу да сделайте то, что я вам скажу: все как рукою снимет».— «Матушка ты наша родная! — взмолилась ей Емельяновна.— Чем хочешь поступимся, лишь бы эту нечисть выжить из дому».— «Слушайте ж, добрые люди! Сегодня у нас воскресенье. В среду на этой неделе, ровно в полдень, запрягите вы дровни... Да, дровни; не дивитесь тому, что нынче лето; этому так быть надобно... Запрягите вы дровни четом, да не парой...» — «Как же этому можно быть, бабушка? — спросил середний внук Панкратов, молодой парень лет семнадцати и, к слову сказать, большой зубоскал.— Ведь что чет, что пара — все равно!» — «Велик парень вырос, да ума не вынес,— отвечала ему старухе нищая,— не дашь домолвить, а слова властно с дуба рвешь. Вот как люди запрягают четом, да не парой: в корень впрягут лошадь, а на пристяжку корову или наоборот: корову в корень, а лошадь на пристяжку. Сделайте же так, как я вам говорю, и подвезите дровни вплоть к сеням; расстелите на дровнях шубу шерстью вверх. Возьмите старую метлу, метите ею в избе, в светлице, в сенях, на потолке под крышей и приговаривайте до трех раз: «Честен дом, святые углы, отметайтеся вы от летающего, от плавающего, от ходящего, от ползущего, от всякого врага, во дни и в ночи, во всякий час, во всякое время, на бесконечные лета, отныне и до века. Вон, окаянный!» Да трижды перебросьте горсть земли чрез плечо из сеней к дровням, да трижды сплюньте; после того свезите дровни этою ж самою упряжью в лес и оставьте там и дровни, и шубу: увидите, что с этой поры вашего врага и в помине больше не будет». Старики поблагодарили нищую, наделили ее вдесятеро больше прежнего и отпустили с Богом.
В эти трое суток, от воскресенья до середы, Кикимора, видно, почуяв, что ей не ужиться дольше в том доме, шалила и проказила пуще прежнего. То посуду столкнет с полок, то навалится на кого в ночи и давит, то лапти все соберет в кучу и приплетет их одни к другим бичевками так плотно, что их сам бес не распутает; то хлебное зерно перетаскает из сушила на ледник, а лед из ледника на сушило. В последний день и того хуже: целое утро даже не было никому покою. Весь домашний скарб был переворочен вверх дном, и во всем доме не осталось ни кринки, ни кувшина неразбитого.
Страшнее же всего было вот, что вдруг увидели, что маленькая Варя, которая играла на дворе, остановилась середи двора, размахнув ручонками, смотрела долго на кровлю, как будто бы там кто манил ее, и, не спуская глаз с кровли, бросилась к стене, начала карабкаться на нее, как котенок, взобралась на самый гребень кровли и стала, сложа ручонки, словно к смерти приго-


Имя кикиморы двусложно (кикимора) и трактуется различно. Первая его часть, возможно, возникла из звукоподражания, ставшего названием как птичьих криков, так и самих птиц, а также причитания, плача: так, «кикать», «кикнуть» означает «кричать» ( о птицах) и «плакать, причитать» (о людях); «кика-рика» — это и крик петуха, и сам петух; «кика, кикиболка» — это название женского головного убора, нередко напоминающего своей формой птицу. Вторая часть — «мора», «мара» — это наименование самостоятельного мифологического персонажа: марой называли привидение, злого духа, связанного со смертью, а также туманами и темнотой, мороками (морок — это, собственно, и есть туман, темнота, мрачность). В Южной России дух под названием «мара» обычно представлялся обманчивым, летучим и легким, как пух, схожим с туманом; так могли называть и полудницу (красивую высокую девушку, оде¬тую в белое и появляющуюся в поле в полдень), и существо, схожее по своим занятиям с кикиморой (так, мара, по поверьям, пребывает в доме помимо домового и прядет по ночам на прялке, которую забыли благословить, рвет куделю, путает пряжу и т.д.). На севере же России этот летучий дух, очевидно, транс¬формировался в «грубого духа, в мрачное привидение, которое днем сидит невидимкой за печью, а по ночам выходит проказить».
Н. С. Шапарова. «Краткая энциклопедия славянской мифологии»

 

воренная. У всей семьи опустились руки; все, не смигивая, смотрели на малютку, когда она, подняв глаза к небу, стояла как вкопанная на самой верхушке, бледна как полотно, и духу не переводила. Судите же, батюшка барин, каково было ее родным видеть, что малютка Варя вдруг стремглав полетела с крыши, как будто бы кто из пушки ею выстрелил! Все бросились к малютке: в ней не было ни дыхания, ни жизни; тело было холодно как лед и закостенело; ни кровинки в лице и по всем суставам; а никакого пятна или ушиба заметно не было.
Старуха бабушка с воем понесла ее в избу и положила под святыми; отец и мать так и бились над нею; а старик Панкрат, погоревав малую толику, тотчас хватился за ум, чтоб им доле не терпеть от дьявольского наваждения. Велел внукам поскорее запрягать дровни, как им заказывала нищая, и подвезти к сеням; а сам приготовил все, как было велено, и ждал назначенного часа. На старика и внуков его, бывших тогда на дворе, сыпались черепья, иверни кирпичей и мелкие каменья; а женщин в избе беспрестанно пугал то рев, то гул, то вой, то страшное урчанье и мяуканье, словно со всего света кошки сбежались под одну крышу. То потолок начинал дрожать: так и перебирало всеми половицами, и сквозь них на голову сеяло песком и золою. Все бабы, лепясь одна к другой, сжались около тела маленькой Вари и дух притаили.
Так прошло не ведаю сколько часов. Вот на барском дворе зазвонили в колокол. Это бывало всегда ровно в полдень, когда садовых работников сзывали к обеду. Пантелеич опрометью кинулся в избу, схватил метлу — и давай выметать да твердить заговор, которому нищая его научила. Проказы унялись; только мяуканье, и фырканье, и детский плач, и бабий вой раздавались по всем углам. Скоро и этого не стало слышно: обе избы, светлицы, потолки и сени были выметены; старик трижды бросил через плечо землю горстями, трижды плюнул и велел двоим внукам взять лошадь и корову под уздцы да вести их с дровнями со двора, вон из деревни, через выгон и к лесу. На дворе и по улице столпились крестьяне целой деревни — все, от мала до велика, и провожали Кикимору до самого леса...
— И ты был тут же?
— Как не быть, батюшка барин. И теперь помню, что меня в жаркую пору такой холод пронял со страху, что зуб на зуб не попадал; а за ушами так и жало, словно кто стягивал у меня кожу со всей головы.
— Да видел ли ты Кикимору?
— Нет, грех сказать, не видал. Видел только дровни, а на них тулуп овчиной вверх; больше ничего.
— Кто ж ее видел?
— Да бог весть! Сказывала мне, правда, тетка Афимья, спустя после того годов с десяток, будто она слышала от соседки, а та от своей золовки, что была у нас тогда в селе одна старуха, про которую слава, что она мороковала колдовством и часто видала то, чего другие не видели; и что эта-де старуха видела на дровнях большую-пребольшую серую кошку с белыми крапинами; что кошка эта сидела на тулупе, сложа все четыре лапы вместе и ощетиня шерсть, сверкала глазами и страшно скалила зубы во все стороны. Как бы то ни было, только с сей поры ни

 

Представлялась кикимора маленькой тоненькой женщиной («сама тонешенька, малешенька, голова с наперсточек, а тулово не толще соломинки»), девкой с длинными черными волосами, белым лицом и черными глазами или сгорбленной безобразной старухой маленького роста, одетой в лохмотья, неряшливой и чудаковатой. Иногда кикимору представляли одетой в обычную женскую одежду, с бабьим повойником на голове и т.п. Кикимора могла иногда не показываться прямо, а «мерещиться», представать в облике смутной тени, неясного призрака, «ночного божества сонных мечтаний». Вообще, повсюду считалось, что обычно кикимора невидима и обнаруживает себя своими проделками, голосом и т.п.; показывается же она крайне редко. Она, как и многие другие персонажи, нечистой обладает способностью стремительно передвигаться с места на место, исчезать в одном месте и показываться в другом; кроме того, она «далеко видит, не стареет, все знает».
Н. С. Шапарова. «Краткая энциклопедия славянской мифологии»

 

в Панкратовом доме, ни в целой деревне и слыхом не слыхали больше про Кикимору.
— Радуюсь и поздравляю вашу деревню... А что ж было с малюткою Варей?
— Бедняжка все лежала как мертвая. Старики и вся семья поплакали над нею и хотели ее похоронить. Позвали отца Савелия. Он посмотрел на тело и сказал, что малютке сделался младенческий припадок, словно от испугу, и ни за что не хотел ее хоронить до трех суток. Через три дня, в воскресенье, та же старушка нищая постучалась у окна в Панкратовом доме; ее впустили. Емельяновна рассказала ей всю подноготную и повела ее в светлицу, где лежало тело Варюши. Нищая велела его переложить со стола на лавку, поставила икону подле изголовья, затеплила свечку, села сама у изголовья, положила голову ребенка к себе на колени и обхватила ее обеими руками. После того выслала она всю семью из светлицы и даже вон из избы. Что она делала над ребенком, она только сама знает; а через несколько часов Варя очнулась, как встрепанная, и к вечеру играла уже с другими детьми на улице.
— Ну, что же далее?
— Да больше ничего, сударь. Все пошло с тех пор подобру-поздорову.
— Благодарствую, друг мой, за сказку: она очень забавна.
— Гм! Какая вам, сударь, сказка; а бедной-то семье вовсе не было забавно во время этой передряги.
— Но послушай, приятель: ведь ты сам не видал Кикиморы?
— Нет. Я уж об этом докладывал вашей милости.
— И Петр, и Яков, и все крестьяне вашей деревни тоже ее не видали?
— Вестимо, так!
— Что же рассказывал о ней сам старик Панкрат?
— Ничего, до гробовой своей доски. Еще, бывало, и осердится, старый хрен, как поведут об этом слово, и вскинется с бранью: «Вздор-де вы, ребята, мелете, только на мой дом позор кладете!» И детям, и внукам, видно, заказал об этом говорить: ни от кого из них, бывало, не добьешься толку... Так она, проклятая, напугала старика.
— Так я тебе объясню все дело; слушай. Старые бабы или завистники Панкратовы взвели на дом его небылицу, потому что на семью его нельзя было выдумать какой-либо клеветы. Эту небылицу разнесли они по всей деревне; вам показалось то, чего на самом деле не видели, а поверили чужим словам. Молва эта удержалась у вас в селении; старухи твердят ее малым ребятам, и таким образом она переходит от старшего к младшему... Вот и вся история твоей Кикиморы.
— Моей, сударь? Упаси меня Бог от нее...
Тут Фаддей перекрестился и вслед за тем прикрикнул на лошадей, замахал кнутом и помчал во весь дух. Со всем моим старанием я не мог от него добиться более ни слова. В таком упрямом молчании довез он меня до следующей станции, где также молчаливо поблагодарил меня поклоном, когда я отдал ему условленные сверх прогонов деньги.
Орест Сомов. «Были и небылицы»


В день Герасима-грачевника (17 марта) в связи с прилетом грачей начинают исчезать нечистые силы.
Верование в кикимор нашего народа началось с незапамятных времен.
Живет на белом свете нечистая сила (кикиморы) сама по себе; ни с кем-то она, проклятая, не роднится; нет у ней ни родного брата, ни родной сестры; нет у ней ни родимого отца, ни родимой матери; нет у ней ни двора, ни поля, а пробивается, бездомовая, где день, где ночь. Селяне верили, что в кикимор превращались дети, проклятые матерями или убитые в материнском чреве, после чего их души попадали к чертям. За это и мстили кикиморы недобрым хозяйкам и предавшим их матерям. Входит кикимора во избу, никем не знаючи, поселяется она за печку, никем не ведаючи. Стучит, гремит кикимора от утра до вечера; со вечера до полуночи свистит, шипит кикимора по всем углам и по лавочкам... Со той беды великие пустеют дома посадские, зарастают дворы травой-муравой.
Если где поселяется кикимора, то поселяне на Грачевники призывают знахарей, которые за великие посулы решаются только изгнать нечистую силу. В этот день, с утра, поселяется знахарь в опустелый дом, осматривает все углы, обметает печь и читает заговоры. К вечеру объявит ко всеобщему услышанию, что изгнана она из дома на времена вековечные.
«Народный календарь»


Моряны
Моряны, огняны и ветряны есть у других славянских племен; но русские, кажется, ничего об этом не знают. Праздник Купала и другие в честь огня или воды суть явно остатки язычества и не представляют ныне, впрочем, олицетворения своего предмета. Лад, Ярило, Чур, Авсен, Таусен и прочие сохранились в памяти народной почти в одних только песнях или поговорках, как и дубыня, горыня, полкан, пыжики и волоты, Кощей Бессмертный, Змей Горыныч, Тугарин-Змеевич, Яга-баба, кои живут только еще в сказках, или изредка поминаются в древних песнях. Народ почти более об них не знает. О Бабе-яге находим более сказок, чем о прочих, помянутых здесь лицах. Она ездит или летает по воздуху в ступе, пестом погоняет или подпирает, помелом след заметает. Вообще, это создание злое, несколько похоже на ведьму; Баба-яга крадет детей, даже ест их, живет в лесу, в избушке на курьих ножках и прочее.
Кикимора также мало известна в народе и почти только по кличке, разве в северных губерниях, где ее иногда смешивают с домовым; в иных местах из нее даже сделали пугало мужеского пола, тогда как это девки-невидимки, заговоренные кудесниками и живущие в домах, почти как домовые. Они прядут, вслух проказят по ночам и нагоняют страх на людей. Есть поверье, что кикиморы — младенцы, умершие некрещеными. Плотники присвоили себе очень ловко власть пускать кикимор в дом хозяина, который не уплатил денег за срубку дома.
Игоша — поверье еще менее общее и притом весьма близкое к кикиморам: уродец без рук, без ног, родился и умер некрещенным; он под названием игоши проживает то тут, то там и проказит, как кикиморы и домовые, особенно, если кто не хочет признать его, невидимку за домовика, не кладет ему за столом ложки и ломтя, не выкинет ему из окна шапки или рукавиц и прочее.
Жердяй (от жерди) — предлинный и претоненький, шатается иногда ночью по улицам, заглядывает в окна, греет руки в трубе и пугает людей. Это какой-то жалкий шатун, который осужден век слоняться по свету без толку и должности. Об нем трудно допроситься смыслу; но едва ли поверье это не в связи с Кощеем Бессмертным, которого, может быть, тут или там пожаловали в жердяи. Чтобы избавиться от всех этих нечистых, народ прибегает к посту и молитве, к богоявленной воде, к свечке, взятой в Пятницу со страстей, которою коптят крест на притолке в дверях; полагают также, вообще, что не должно ставить ворота на полночь, на север, иначе всякая чертовщина выживет из дома.
Владимир Даль.
«О поверьях, суевериях и
предрассудках русского народа»


Кикиморы не носят ни одежды, ни обуви, вечно молоды, малы и неугомонны. Любимое занятие кикимор — тканье и пряжа. В ночь под Рождество они треплют и жгут кудель, оставленную без молитвы рассеянными пряхами на прялках. В тихие ночи бывает слышно, как они прядут и сучат нитки. Иногда в припадке шаловливости они, подобно домовым, наваливаются на хозяев и душат их по ночам. Существует поверье, что кикимор насылают на хозяев плотники, недовольные или обиженные при расчете за постройку. В лице кикимор мы имеем остаток какого-то низшего божества древних славян. Вера в них, вероятно, находится в связи с культом душ усопших предков.
Энциклопедия Брокгауза и Ефрона


Кикиморы, шишиморы, шишиги
Так называются, по народному суеверию, духи низшего раз¬ряда, принадлежащие к разряду домашних духов.
У древних славян кикимора считалась ночным божеством сонных мечтаний. Потом кикимрами, или кикиморами, называли, как правило, некрещеных или проклятых матерями во младенчестве дочерей, которых уносят черти. Колдуны сажают их к кому-нибудь в дом. Говорят, что некоторые плотники и печники, сердясь на того хозяина, который долго не дает заработанных денег, сажают ему кикимор в доме. От этого происходит такой шум и дурачество невидимой силы, что хоть беги из дома. Но как только хозяин рассчитается, все прекратится само собой.
Шишиморы, шишиги,— это беспокойные духи, которые стараются созорничать над человеком в то время, когда тот торопится и что-либо делает без молитвы. Сюда также относят игош, то есть безрукого, безногого, невидимого духа, который тоже признается большим озорником, которому клали за столом лишнюю ложку и кусок хлеба.
М. Забылин.
«Русский народ. Его обычаи, предания, обряды и суеверия»


На Рождество кикимора рождает шуликунов. Эти демоны (от татарск. «шульган» — водяной) известны лишь на русском Севере. Они живут в воде и заняты тем, что на Святки бегают толпами и всячески пакостят людям, после чего исчезают.
Д.М.Дудко. «Матерь Лада»


«Кикимора (Кикимор, Кикиморка, Кукимора) — дух в облике женщины, появляющийся в доме, на подворье, в пустых постройках.
Образ кикиморы в поверьях — один из самых многоплановых и неуловимых. Как и многие другие духи дома и крестьянского подворья, кикимора редко показывается людям. Оставаясь невидимой, она дает знать о себе шумом, различными проделками.
Кикимору обычно представляют существом небольшого роста — крохотной старушкой или маленькой женщиной: «В каждой избе хозяйка есть -— кикимора. Вышла из подполья, маленького роста, с причетами». Кикимора так мала, что не появляется на улице из боязни быть унесенной ветром.
Кикимора может иметь облик обычной женщины, нагой девушки с длинной косой, быть очень уродливой, неряшливой. Она представляется и одетой в рвань, лохмотья и в женскую крестьянскую одежду, и с распущенными волосами, и с бабьим повойником на голове. «Повадилась кикимора у мужика ездить по ночам на кобыле и, бывало, загоняет ее до того, что оставит в яслях всю в мыле. Изловчился хозяин устеречь ее рано утром на лошади.
Сидит небольшая бабенка, в шамшуре (головном уборе — волоснике), и ездит вокруг яслей. Он ее по голове-то плетью. Соскочила и кричит во все горло: «Не ушиб, не ушиб, только шамшурку сшиб!»


В некоторых районах России были уверены, что кикиморы существуют только в Святки или «одну ночь против Рождества» (перед Рождеством); кикимора — дух, имеющий вид девушки в белой рубахе... живет до Святок в гумнах, а после Святок уходит, видят ее редко. На Вологодчине считали, что кикиморы во время Святок рожают: их дети — шуликуны — вылетают через трубу на улицу и живут там до Крещения (19 января)».

М. Власова.
«Новая абевега
русских суеверий»
Близка к кикиморе общеславянская мора (змора), давящая людей по ночам.
Д.М.Дудко. «Матерь Лада»


Краткая энциклопедия славянской мифологии

КИКИМОРА, шишймора, шишига — злой дух дома, божество ночных кошмаров. В некотрых местах кикиморой могли называть не только демоническое существо, обитающее в доме и вредящее хозяйству, но и других женских демонических персонажей: лесную русалку, лешачиху, водяницу, лихорадку; женского духа, сходного с полудницей, охраняющего поля с огромной сковородой; женщину-кликушу и духа, вызывающего кликушество; чертовку, шишигу и т.п. Кикиморой именовали и антропоморфную фигуру, сжигаемую на масленицу, и некоторых святочных ряженых. По некоторым поверьям, кикимора — жена домового или лешего. Однако в большинстве поверий кикимора — это злой дух, который поселяется в доме и устраивает беспорядки, иногда даже вынуждая хозяев покинуть жилище.
Имя кикиморы двусложно (кики-мора) и трактуется различно. Первая его часть, возможно, возникла из звукоподражания, ставшего названием как птичьих криков, так и самих птиц, а также причитания, плача: так, «кикать», «кикнуть» означает «кричать» (о птицах) и «плакать, причитать» ,(о людях); «кикарика»
— это и крик петуха, и сам петух; «кика, кикиболка»
— это название женского головного убора, нередко

напоминающего своей формой птицу. Вторая часть названия — «мора», «мара» — это наименование самостоятельного мифологического персонажа: марой называли привидение, злого духа, связанного со смертью, а также туманами и темнотой, мороками (морок - это, собственно, и есть туман, темнота, мрачность). В южной России дух под названием «мара» обычно представлялся обманчивым, летучим и легким, как пух, схожим с туманом; так могли называть и полудницу (красивую высокую девушку, одетую в белое и появляющуюся в поле в полдень), и существо, схожее по своим занятиям с кикиморой (так, мара, по поверьям, пребывает в доме помимо домового и прядет по ночам на прялке, которую забыли благословить, рвет куделю, путает пряжу и т.д.). На севере же России этот летучий дух, очевидно, трансформировался в «грубого духа, в мрачное привидение, которое днем сидит невидимкой за печью, а по ночам выходит проказить».
Представлялась кикимора маленькой тоненькой женщиной («сама тонешенька, малешенька, голова с наперсточек, а тулово не толще соломинки»), девкой с длинными черными волосами, белым лицом и черными глазами или сгорбленной безобразной старухой маленького роста, одетой в лохмотья, неряшливой и чудаковатой. Иногда кикимору представляли одетой в обычную женскую одежду, с бабьим повойником на голове и т.п. Кикимора могла иногда не показываться прямо, а «мерещиться», представать в облике смутной тени, неясного призрака, «ночного божества сонных мечтаний». Вообще повсюду считалось, что обычно кикимора невидима и обнаруживает себя своими проделками, голосом и т.п.; показывается же она крайне редко. Она, как и многие другие персонажи нечистой силы, обладает способностью стремительно передвигаться с места на место, исчезать в одном месте и показываться в другом; кроме того, она «далеко видит, не стареет, все знает».
В кикимор, по поверью, превращаются девочки, проклятые матерью в утробе или в младенчестве до крещения, а также девочки, родившиеся у женщины от огненного змея. Считалось, что таких детей похищает (часто прямо из материнской утробы) и уносит к себе нечистая сила; через семь лет эти дети превращаются в кикимор. В кикимор могли превратиться и умершие некрещеными дети.
Согласно поверьям, кикимора чаще всего поселяется в домах, построенных на «нечистом» месте (на меже плитам, где был погребен самоубийца). Появление ее в доме могло быть следствием злого воздействия колдунов; так, нередко считалось, что «кикиморы — суть женщины, унесенные в младенчестве чертями и посаженные на несколько лет колдунами кому-нибудь в дом». Кроме колдунов, кикимору могли «напустить» в дом при строительстве плотники или печники. Так, во многих местах рассказывали, как плотники, обиженные хозяевами при расчете, с наговором закладывали под матицу (главную балку) или в переднем углу дома  какую-нибудь щепку или чурку, а иногда даже специально сделанную из щепок и тряпок куклу, после чего в новом доме поселялась кикимора.
Считалось, что в доме кикимора обычно обитает за печкой, в голбце, в подполье, на чердаке; кроме того, она может жить в бане, на гумне, в хлеву или в курятнике, в сараях или же в заброшенных строениях. О своем присутствии кикимора дает знать обычно по ночам, чаще всего в период святок или только в ночь перед Рождеством; так, например, в некоторых местах полагали, что «кикимора — дух, имеющий вид девушки в белой рубахе... живет до святок в гумнах, а после святок уходит». Кроме того, по некоторым поверьям (особенно глухих лесных мест), на святки, в ненастную погоду, кикимора со страшными стонами и воем рожает детей (шушканов, шуликунов), которые сразу вылетают через трубу и остаются на земле до Крещения.
Согласно поверьям, кикимора обычно невидима, даже когда бедокурит в доме; она может разговаривать, но голос ее раздается словно из пустого места («Во вновь построенном доме оказалась кикимора: никого не видно, а человеческий голос стонет; как ни сядут за стол, сейчас же кто-то скажет: «Убирайся-ка ты из-за стола-то!», а не послушают — начнет швырять с печи шубами или с полатей подушками»). Увидеть же кикимору можно преимущественно ночью за работой: в это время она показывается тенью, неясным призраком или маленькой женщиной.
Повсюду считалось, что кикимора любит прясть или плести кружева, однако только портит работу («От кикиморы не дождешься рубахи»); она может прясть за хозяйку оставленною без благословения кудель, но при этом мусолит, рвет и путает нить, жжет пряжу или кудель. Согласно народным поверьям, работать кикимора может в голбце или в подполье, однако чаще выходит из голбца и садится прясть на порог возле двери или на лавку в правом от входа углу, возле печки (туда обычно сметали сор, чтобы потом сжечь его в печи, а не выносить из избы на ветер «и не накликать тем беды изурочья и всякой порчи»). Во время работы кикимора беспрестанно подпрыгивает на месте; нитки она сучит «наоборот», «наотмашь».
В некоторых местах верили, что прядет кикимора только во время святок, в те двенадцать дней января, которые, по народному убеждению, определяют ход всего будущего года. Вероятно, в это время кикимора как бы «прядет» судьбы дома и его обитателей (поэтому и увидеть ее за прядением в это время — к перемене судьбы). Вероятно, в этих поверьях прослеживается связь кикиморы, прядущей по ночам, с древ-' ней славянской богиней Макошью, прядущей нити судьбы. Образ Макоши, связанной с прядением и водой, а также с человеческой судьбой, при христианстве вполне мог трансформироваться в образ мары и кикиморы, злого домашнего духа. На это указывает и то, что самый близкий к кикиморе мифический персонаж — мокуша (злой дух, связанный, как и кикимора,  с пряжей, с сырыми местами и темнотой), явно продолжает образ богини Макоши.
В народных поверьях кикимора — преимущественно злой дух; она может приносить и предвещать несчастья. Так, считалось, что она выходит из подполья и плачет перед бедой, показывается перед смертью кого-либо из членов семьи и т.п. Если кикимора выходит из голбца и садится прясть — это к переменам в судьбах обитателей дома; если она плетет кружева в подполье и дает об этом знать громким стуком коклюшек — это к беде; если же она садится прясть на передней лавке, то это к смерти кого-либо из домочадцев. Вообще появление кикиморы в доме или хозяйственных постройках предвещало беду, так как кикимора, поселившись в доме, приносит всяческий вред, и избавиться от нее очень сложно.
Кикимора, по поверьям, особенно враждебна мужчинам и вредит в первую очередь им, хотя нередко досаждает и женщинам или детям. Поселившись в пустом доме, кикимора никого в него не впускает: бросает во входящих камни из развороченной печи, мусор и т.п. Поселившись в жилой избе, кикимора обычно начинает всячески досаждать хозяевам: пугает людей по ночам, беспокоит маленьких детей, швыряется подушками и посудой, выдергавает волосы у людей, мешает в работе, шумит, топает, гремит посудой или бьет ее, кидается из подполья луковицами, бегает из комнаты в комнату и растворяет двери, проказит с печной вьюшкой, выстригает или путает волосы у спящих и т.п. Из-за кикиморы в избе «маячит» — чудятся то заяц, то собака, то поросенок или даже бык; раздается свист, плач ребенка, стук или топоток; слышатся песни и танцы. Своими «проказами» кикимора способна выжить людей из дому, если те не смогут вовремя избавиться от нее.
Кикимора может вредить не только людям, но и домашним животным и птицам. Так, считалось, что особенно кикимора досаждает курам: насылает на них «вертун», отчего они кружатся до изнеможения и падают околевшими; по ночам дергает у них перья и т.д. Кроме того, кикимора нередко стрижет шерсть у овец или выстригает шерсть у скота; иногда она катается на лошадях и загоняет их до того, что они к утру оказываются все в мыле и едва живые. По некоторым поверьям, кикимора также способна причинять вред скоту, пересчитывая его (но умеет считать только до трех).
Иногда считалось, что кикимора, подобно домовому или дворовому, может мучить и заезжать лошадей. Так, в одной из быличек Вологодчины мужик, заметив, что одна из его кобыл к утру оказывается вся в мыле, едва живая, решил постеречь ее; рано утром зашел в стойло и увидел, как на кобыле вокруг яслей ездит маленькая бабенка в шамшуре (головном уборе — волоснике, шапочке под платок); мужик не растерялся и ударил бабенку по голове плетью, а она соскочила и крикнула во все горло: «Не ушиб, не ушиб, только шамшурку сшиб!»
По поверьям некоторых мест (например, Вологодской губернии), в летнее время кикимора сторожит гороховища или вообще поля. Она ходит по ним, держа в руках раскаленную добела железную сковороду огромных размеров, и «кого поймает на чужом поле, того и изжарит».
В некоторых местах полагали, что кикимора иногда может не только вредить, но и приносить пользу; очевидно, такие поверья о благожелательной к людям кикиморе связаны с поверьями о домахе, жене домового, духе — хозяйке дома, с которой иногда отождествляли кикимору. Так, например, по поверьям Вологодчины (особенно лесных ее районов), кикимора нередко помогает и покровительствует умелым и старательным хозяйкам: «убаюкивает по ночам маленьких ребят, невидимо перемывает кринки и оказывает разные другие услуги по хозяйству, так что при ее содействии и тесто хорошо взойдет, и пироги будут хорошо выпечены, и прочее». Иногда считалось, что она может заботиться о скоте и вообще домашних животных. Однако ленивых баб кикимора, по народному убеждению, ненавидит: желая досадить им, она «щекочет малых ребят так, что те целые ночи ревут благим матом, пугает подростков, высовывая свою голову с блестящими, навыкате глазами и с козьими рожками, и вообще всячески вредит».
Избавиться от кикиморы, по народному убеждению, очень сложно. Для того, чтобы избавиться от «насаженной» кикиморы, следовало найти куклу, с помощью которой она была напущена, и удалить эту куклу из дома. Для этой цели старались задобрить людей, которые, по мнению хозяев, напустили кикимору, и уговорить их убрать из дома ту вещь, с которой кикимора была «посажена». Иногда куклу старались найти и удалить из дома сами; при этом иногда разбирали весь дом, перебирали его и даже переставляли на другое место («... давай дом разбирать. И вот нашли куклу в матке... Дом перетащили, после этого ничего не стало»). Кроме того, кикимору нередко старались изгнать из дома с помощью заговоров, а также молитв или же святой воды, освященных предметов и т.д.; изгонять кикимору обычно приглашали знахарей или колдунов, реже — священников. Так, на Герасима-грачевника (17.III) знахари выгоняли кикимору из дома со словами: «Ах ты, той еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, не то задерут тебя калеными прутьями, сожгут огнем-полымем и черной смолой зальют», и т.п.
От злого влияния кикиморы старались защититься с помощью оберегов. Лучшим оберегом от кикиморы считался «куриный бог» (камень с естественным отверстием или горлышко разбитого кувшина с лоскутом кумача): его вешали на лыке на насесте или над ним (чтобы кикимора не мучила кур), а также в хлеву (чтобы защитить скот), носили при себе и т.д. Реже применялись другие обереги. Так, в некоторых местах, если кикимора сильно проказила в доме, хозяева обвязывали солонки пояском из можжевельника (по  некоторым поверьям — для того, чтобы кикимора не могла посолить кусок хлеба своему мужу-домовику). Для защиты скота от кикиморы в хлеву под яслями клали иногда «свинобойнуго» палку. Считалось также, что от кикиморы помогает верблюжья шерсть: «когда суседка (тож кикимора) давит, класть под шесток верблюжью шерсть с рясиым ладаном».
В некоторых местах иногда использовали не только верблюжью, но и медвежью шерсть, полагая, что кикимора боится медведя и убегает от него. Так, в одном из рассказов Вологодчины, кикимору выгоняют из дому с помощью медведя: «...В одной избе ходила кикимора по полу целые ночи и сильно стучала ногами, а того ей мало: гремела посудой, звонила чашками, била горшки и плошки. Избу из-за нее бросили, и стояло жилье впусте, пока не пришли сергачи с плясуном-медведем. Они поселились в этой пустой избе, и кикимора, сдуру, не зная, с кем связывается, набросилась на медведя. Этот помял ее так, что она заревела и покинула избу. Тогда перебрались в нее хозяева, потому что там совсем перестало манить (пугать). Через месяц подошла к дому какая-то женщина и спрашивает у ребят: "Ушла ли от вас кошка?"; те ей и ответили: "Кошка жива да и котят принесла". Кикимора повернулась, пошла обратно и сказала на ходу: "Теперь совсем беда: зла была кошка, когда она одна жила, а с котятами-то теперь до нее и не доступишься" ».
В некоторых местах также полагали, что кикимора всегда старается любыми способами скрываться от людей, потому что если кому-нибудь удастся накинуть на нее крест, она так и останется на том месте, где была захвачена врасплох. Очевидно, это поверье связано с представлениями о кикиморе как о проклятой девушке: так, по народному убеждению, если на проклятого и похищенного нечистой силой человека набросить крест (т.е. как бы заново окрестить его), то он снова станет обычным человеком и вернется к людям.
Кикимору иногда старались не запугать или прогнать, а задобрить. Так, считалось, что кикимора очень любит папоротник, поэтому, если она вдруг начинала буйствовать, хозяева перемывали все в доме настойкой из корней папоротника, полагая, что после этого кикимора перестанет греметь и бить посуду, ломать вещи и досаждать домочадцам. Для того, чтобы уберечь себя и хозяйство от злого влияния кикиморы, обычно старались также соблюдать некоторые запреты и правила поведения, например, не оставляли без благословения пряжу, веретена, прялки, коклюшки и т.п.
 

Русская народная мифологическая проза: истоки и полисемантизм образов: В З Т. Том первый: Былички, бывальщины, легенды, поверья о духах- "хозяевах".

Эквивалентом прядущему домовому в быличках, бывальщинах, поверьях, присловьях часто оказывается мара. О нерасчленимости этих образов свидетельствуют данные различных языков. Так, у русских мара — «дух, появляющийся в доме», «привидение»; у украинцев мара — «призрак, привидение, злой дух»; у сербов-хорватов мора — «домовой»; древнесеверное тага — «домовой, дух-мучитель»; нижненемецкое диалектное mahr — «домовой»451 и т. д. О ее былом зооморфном (в данном случае: орнитоморфном) облике напоминает, в частности, загадка: «Вышла мара из-под печи, семьдесят одежек, а все гузно поло» (отгадка: курица).452 По белорусским поверьям, облик ее меняется в сторону усиления то животных, прежде всего птичьих, то человеческих признаков. Суммируя все известное об облике этого мифического существа, можно сказать, что мара подобна женщине ростом с недельного младенца; она голая или покрыта редкими, короткими перьями (как в севернорусской загадке, где маракурица), иногда шерстью.453 В русских же поверьях мара редко наделяется зооморфным обликом (куриным, мышиным, змеиным). Чаще она выглядит как старое маленькое существо женского пола, по другим сведениям — как «малютка». Прядение и шитье — основные занятия этого «запечельного» («запечного») персонажа в лунную ночь: «Мара — как человек. Оставят прялку ночью, так мара прядет. Благословить, чтобы мара не пришла».454
В мифологических рассказах и поверьях мара отождествляется с кикиморой (шишиморой), которая иногда именуется женой домового. Так или иначе она преимущественно локализуется в жилище, хлеву, курятнике. Это образ неустойчивый, многозначный. Но связь и с домашними духами, и с божествами судьбы прослеживается достаточно определенно. Так же как и мара, кикимора обнаруживает некое «куриное» происхождение: она может локализоваться в курятнике, щипать перья у кур. Впрочем, она же выстригает шерсть у скота, особенно у овец, и даже волосы у хозяев. Этот женский персонаж может появиться и в облике другого животного, например кошки. Однако чаще кикиморой становится младенец, умерший некрещеным, мертворожденный, недоносок, или ребенок, проклятый своими родителями и вследствие этого похищенный «нечистой силой»,455 т. е. подвергшимся негативному переосмыслению домовым, или это дитя, зачатое девицей от огненного змея и, по слову родительского проклятия, пропавшее прямо из ее утробы,456 или же искусственно созданное колдуном (нередко плотником) и напущенное им на людей существо: оно возникает из сучка, отломанного от «коряжины» (дерева с корнем), когда она плыла по воде, а затем незаметно воткнутого за печку дома.457 Формула сотворения кикиморы в данном случае та же, что и человека:458 дерево (сучок от «коряжины») + вода («коряжина» плывет по воде) + огонь (очаг, печь).
По некоторым рассказам и поверьям, кикимора — это малютка-невидимка женского пола, обитающая в доме за печкой, где она по ночам не только прядет (или ткет, вяжет, плетет кружево), но и стучит, шумно ступает ногами, свистит, гремит посудой, звенит чашками, бьет горшки и плошки, бросает в жильцов камнями, кирпичами, ломает мебель, выворачивает полы и печи. Впрочем, к утру все оказывается на своих местах целым и невредимым.459 Иногда у такой малютки голова с наперсток, а туловище — тонкое, как соломинка.460
Вместе с тем кикимора изображается и девушкой в белой рубахе или женщиной, одетой «по-бабьему», но с распущенными волосами, а то и вовсе старухой.461 Наружность старухи уродлива. Скрюченность, горбатость, хромота, сухощавость, малорослость, неопрятность, рваная одежда, лохмотья — все это признаки принадлежности данного мифического существа к хтоническому миру.
Кикимора, подобно домовому или маре, может ночью наваливаться на хозяев (детей или взрослых) и душить их. Она же, как и домовой или хлевник, заезживает по ночам лошадей, оставляя их к утру в яслях взмыленными. Но главное занятие этого мифического существа — прядение и вязание. И в этой роли кикимора оказывается в одном ряду с другими прядущими персонажами: домовым, марой, Мокошью, позднее — с Параскевой Пятницей и Богородицей.
Истоки образа кикиморы те же, что и других домашних духов. «В лице кикиморы мы имеем остаток како¬го-то низшего божества древних славян. Вера в них, вероятно, находится в связи с культом душ усопших предков»,462 — отмечает В. Н. Перетц. Однако в этом же персонаже, несомненно, есть признаки и божества судьбы. Не случайно кикимора наравне с другими семантически родственными персонажами столь тяготеет к прядению, плетению, вязанию, посредством чего программирует и предопределяет человеческую судьбу и жизнь. Магия рукоделия и семантика причастных к ней персонажей подробно рассмотрены мною в работе «Нить жизни...»463 и во втором томе данной монографии.

 

Макс Фасмер

кикимора

"ночное привидение, домовой". Первая часть не ясна; возм., к кика "чуб, коса" или кикать (см. Бернекер 1, 676) или к лит. kaũkas "домовой, гном". Вторая часть — к укр. мора "нечистый дух", сербохорв.-цслав. мора "maga", болг. мора, морава "ночной кошмар", сербохорв. мòра "домовой, кошмар", словен. móra, чеш. můra "ночная бабочка; ночной кошмар", польск. mora, zmora, mara "кошмар", в.-луж. murava, н.-луж. morava. Родственны, вероятно, лтш. mârnîtiês "навязываться" (М.—Э. 2, 584), ирл. morrīgain "королева духов", д.-в.-н., др.-англ. mara "кошмар, привидение"; см. Бернекер 2, 76; Маценауэр, LF 8, 164; Стоке 211; KZ 38, 468; Сольмсен, Jagić-Festschr. 581; Траутман, BSW 122. Абсолютно ошибочны фин.-угорск. сравнения Маркова (РФВ 73, 102) и выведение -мора из герм. (Хирт, РВВ, 23, 335); см. Бернекер, там же.

"Русский народный календарь" издательство "Метафора"  2004

 

   1 марта Странное, казалось бы, название дано в народном календаре первому дню весны. Хотя то, что покровительницей его является святая праведница Мариамна, наверняка понятно каждому, ну а Маремьяна Кикимора, не беспокойтесь, никакого отношения к ней не имеет. Просто, согласно бытующему в народе мнению, она в этот день просыпалась, справляя на радостях свои Кикиморовы именины, чем страшно досаждала хозяевам дома, в котором проживала без всякого на то согласия домочадцев. Впрочем, если уж очень холодным и неприветливым оказывался первый весенний день, Кикимора позволяла себе подремать еще недельку-другую.

 

17 марта— Герасим Грачевник


    Герасим, согласно поверью, не только грачами распоряжался, он еще и Кикимору со Святой Руси гнал. Она к этому времени уже столько успевала накуролесить, что те, в чьем доме поселялась эта беспокойная особа, ждали святого Герасима с нетерпением, надеясь на его помощь и поддержку, без которых им с Кикиморой и вовек не справиться было.
   Кикиморой называли в народе недобрый дух, поселившийся в избе. Откуда он брался, никто толком не знал. Одни говорили, что это души проклятых родителями малых детей, другие считали, что Кикимора рождается от красной девицы и Змея Огненного, а потому проклятой становится еще до своего рождения. С виду Кикимора была нескладна и очень тоща, а ростом до того мала, что боялась лишний раз из дома на двор выйти — как бы ветром ненароком не унесло. Хотя и домоседкой ее тоже назвать трудно было, потому что любила Кикимора при случае к своей товарке забежать или в кабак заглянуть. Пошуметь, погреметь посудой, а то и в ногах у пьяного мужичка покрутиться, чтобы, не дойдя до дома, тот свалился по пути и, будучи не в силах подняться, проспал до утра.
Впрочем, и в хозяйском доме, куда ее никто на жительство не приглашал, но и не обижал особенно, она находила, чем людям напакостить. И не из-за злобного ненавистного характера, а ради развлечения. То решит Кикимора тарелки переставить да и побьет все, то начнет луком из подполья кидаться, то вдруг затеет хозяйским деткам волосы чесать да и повыдергает половину. Но любимым ее развлечением было путать и рвать пряжу, оставленную хозяйкой без благословления. Кто ее знает, зачем она это делала, может быть, от зависти. Ведь, говорят, Кикимора и прясть и кружева плести умела, забираясь в подпол и оставаясь невидимой для человека. Ну и пусть бы себе работала, все дело. Но нет. Давно замечено было: пока озорничает в избе Кикимора, все, в общемто, неплохо идет, не считая мелких неприятностей, конечно. А только стоит ей делом заняться, застучать коклюшками из-под пола — в скором времени непременно с кем-нибудь беда приключится.
А сколько неприятных минут должен был пережить человек, которого Кикимора невзлюбила за что-то. Бывало, так заморочит ему голову, так замучает своими проказами, что хоть из дома беги.
   Хотя иногда она и сама из дома уходила, чтобы в овчарне или курятнике пожить. С этого времени ни овцы, ни куры покоя не знали. У одних она шерсть клоками выдирала: на пряжу, мол. Другие без хвостов по деревне бегали, жалуясь на такое разнесчастное житье в родном курятнике. Но внимательные хозяева, заметив, что у любимого кочета перьев в когда-то роскошном хвосте недостает, тут же подвешивали к насесту «куриного бога» — камушек-амулет с дырочкой посередине, а то и старым лаптем или горлышком от разбитой бутылки обходились. И ничего, говорят, помогало, переставала Кикимора кур мучить.
   В доме, стараясь обезопасить от «забот» хозяйственной Кикиморы посуду, все чашки и блюдца перемывали крепким настоем корня папоротника, а полные горшки на ночь «закрещивали». Но самым надежным средством считалась помощь Герасима Грачевника, у которого с Кикиморой, по-видимому, были свои счеты, иначе почему же она его как огня боялась. В общем, приходил этот мартовский день, собирались в избе, где Кикимора озорничала, самые старые и уважаемые жители деревни и с именем святого Герасима на устах изгоняли Кикимору, приговаривая: «Ой ты, гой еси! Кикимора домовая! Выходи из горюни-на дома скорее, не то задеру тебя каленым прутом, сожгу огнем-полымем да смолой черной залью». После этого Кикимору год не видели и не слышали, наслаждаясь покоем и благополучием.
Но приходила новая весна, а вместе с ней и Кикимора возвращалась. Хотя еще задолго до этого могла она и своих «нечистых» ребятишек в облюбованную ею избу пристроить. Называли их в народе Шуликунами и не очень-то жаловали. Рождались Шуликуны на Святки и отличались таким же неуживчивым неспокойным характером, как у мамаши был. Говорят, любили Шуликуны бегать по улицам с горящими углями на железных сковородах. И мало кто мог с ними справиться, хотя сами они с вершок были, на ногах имели конские копыта и носили кафтанчики домотканые да остроконечные шапки. А из-за махонького своего росточка разъезжали Шуликуны по деревне на ступах или печах, пугая ночных прохожих и дразня собак.

 

Реклама :

            &nbbsp;          Сайт музея мифов и суеверий русского народа      

Все опубликованные материалы можно использовать с обязательной ссылкой на сайт:     http://sueverija.narod.ru/   

Домой   Аннотация   Виртуальный музей   Каталог   Травник   Праздники   Обряды   Библиотека   Словарь   Древние Боги   Бестиарий   Святые   Обереги   Поговорки  Заговоры  Как доехать

   152615 Ярославская обл. город Углич. ул. 9-го января д. 40. т.(48532)4-14-67, 8-962-203-50-03 

Гостевая книга на первой странице                                                                                      Написать вебмастеру                

Hosted by uCoz