| Содержание:
"Древняя Русь в лицах боги, герои, люди" Б. Путилов - СПб, Азбука, 1999.
Энциклопедический словарь "Славянский мир I-XVI века" В. Д. Гладкий,
Москва Центрополиграф 2001 г.
Пропп В. Я. Русский
героический эпос
Проф. А. П. СКАФТЫМОВ. ПОЭТИКА И
ГЕНЕЗИС БЫЛИН ОЧЕРКИ
"Древняя Русь в лицах боги, герои, люди" Б. Путилов - СПб, Азбука, 1999.
«Сильный богатырь Алешка Попович». Русский лубок, XVII в.
Алеша Попович
Из славного Ростова, красна города,
Как два ясные сокола вылетывали.
Выезжали два могучие богатыри,
Что по именю Алешенька Попович млад
А со молодом Екимом Ивановичем.
Гуляя в чистом поле, богатыри наезжают на камень,
указывающий на три дороги: одна в Муром, другая в Чернигов, третья в
Киев. Алеша предлагает:
Лучше нам ехать ко городу ко Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
Так еще один богатырь, из дальней Ростовской земли, включается в
состав киевского богатырства. Во многих былинах он упоминается вслед за
Ильей Муромцем и Добрыней Никитичем. Главный его подвиг — поединок с
Тугарином.
Алеша Попович и Тугарин Змеевич. Художник Н. Кочергин
В некоторых версиях Тугарина зовут Змеевичем, и он изображается как
чудовище:
В вышину ли он, Тугарин, трех сажен,
Промеж плечей косая сажень,
Промежу глаз калена стрела,
Конь под ним — как лютый зверь,
Из хайлища пламень пышет.
Из ушей дым столбом стоит.
Это явно мифологический персонаж, но, что характерно для
былин, он действует в обстановке исторического Киева. Он выступает как
чужеземный захватчик. Владимир с княгиней Апраксией, с князьями и
боярами встречают его с почетом — они бессильны ему сопротивляться. Его
несут двенадцать слуг на раззолоченной доске. Когда принесли лебедь
белую, Тугарин проглотил ее целиком. Единственный, кто без всякого
уважения и страха наблюдает за Тугарином, — это Алеша. Он сидит на печи
и надсмехается:
У нас, у дядюшки, была собака старая,
Да охоча собака да
по пирам ходить,
Да и костью собака да задавилася,
Да
тебе-то, Тугарин,
будет така же смерть.
Взбешенный этими словами, Тугарин бросает в Алешу булатный нож, но
Алеша «ухватчив был» и сумел схватить нож. Вслед за этим между ними
происходит поединок — уже в чистом поле. Тугарина окружают змеи
огненные. У его коня — крылья, а в некоторых версиях и сам Тугарин имеет
за плечами крылья, правда, почему-то бумажные. Алеша прежде всего
молится Богу, чтобы тот принес дождь, который вымочил бы крылья. Так и
происходит, и Тугарин не может подняться в небо, а на земле у него сила
уже не та. Алеша прибегает к хитрости — он заставляет Тугарина
обернуться назад («Что за силу ты с собой ведешь?») и мгновенно наносит
удар. Он возвращается в Киев, держа на острие копья голову Тугарина. В
былинах, записанных в XVIII—XIX веках, есть подробности, выставляющие в
очень невыгодном свете князя Владимира и особенно княгиню Апраксию.
Владимир выглядит совершенно беспомощным и трусоватым, Тугарин унижает
его, и он молча все терпит. А для княгини Тугарин — «друг милый», и она
бранит богатыря за то, что тот разлучил ее с ним. Не решаемся
утверждать, что эти же мотивы в текстах былин более раннего времени
выражались столь же отчетливо. В характере былинного Алеши Поповича есть
и богатырская храбрость, и юношеское безрассудство, и хитрость, резкость
поступков и высказываний.
В Древней Руси верили в то, что жил в действительности богатырь Алеша.
Под именем «храбра» Александра Поповича он упоминается в летописях как
историческое лицо. Он родом из Ростова, успешно бьется с различными
противниками, участвует в княжеских междоусобицах и гибнет вместе с
другими «храбрыми» в битве на реке Калке.
 Алеша
Попович. Художник В. Васнецов. Фрагмент картины «Богатыри», 1898 г.
Энциклопедический словарь "Славянский мир I-XVI
века" В. Д. Гладкий, Москва Центрополиграф 2001 г.
АЛЕША ПОПОВИЧ — один из героев русского эпоса, богатырь. Отождествляется
с ростовским «храбром» (витязем) Александром Поповичем, упоминаемым в
русских летописях под разными годами 11— 13 вв. (между прочим в перечне
погибших в битве с татарами при Калке в 1224). В течение многовекового
существования русского былинного эпоса поэтический образ А. П. подвергся
значительному изменению. Из богатыря «храбра», отличавшегося и смелостью
и
ловкостью, каковым он представлен в былинах «О бое Алеши Поповича с
Тугарином» (отождествляемым исследователями с половецким ханом 11 в.
Тугарха-ном), «О выезде богатырей из Ростова», «Как перевелись богатыри
на Руси», А. П. постепенно превратился в лгуна и обманщика, «бабьего
пересмешника» (в былинах-новеллах «Добрыня на свадьбе своей жены с
Алешей Поповичем», «Алеша Попович и сестра братьев Петровичей»).
Впоследствии А. П. был наделен чертами легкомыслия, лжи и жадности.
Однако эти позднейшие привнесения не заслонили образа А. П. как одного
из могучих богатырей, охранявших Русь от внешних врагов.
Пропп В. Я. Русский героический эпос
АЛЕША И ТУГАРИН
АЛЕША ПОПОВИЧ И ЕЛЕНА ПЕТРОВИЧНА
Былина о бое Алеши с Тугариным тесно примыкает к былине о
змееборстве Добрыни. Родство это настолько близкое, что одна не может
быть понята без другой.
Как мы видели, бой Добрыни со змеем происходит дважды. Мы отметили
тенденцию к разделению этой песни на две с одним боем в каждой из них.
Один бой происходит вне Киева и киевской орбиты, —
Добрыня выезжает из
Рязани и наталкивается на змея, — второй бой происходит уже по повелению
Владимира. Нечто подобное мы имеем и здесь: Алеша тоже борется со змеем
два раза, и тоже в первый раз по дороге в Киев, после выезда из дому, во
второй же раз уже в самом Киеве, выручая из беды Владимира. Но эти два
боя, как правило, не совмещаются в одну песню. Соответственно и нет
пощады врагу: он убивается с первой встречи, вторая встреча с ним
делается невозможной. Два разных боя представляют собой две разные
версии этой песни; в кратчайшем изложении они имеют следующий вид:
Первая версия. Алеша Попович с парубком Екимом выезжает из Ростова.
У распутья трех дорог они избирают дорогу на Киев. По дороге они
наезжают на змея Тугарина. Алеша поражает его в бою, а голову его
привозит в Киев.
Вторая версия. Так же, как и в первой версии, Алеша с парубком
выезжает из Ростова и у камня избирает
207
дорогу на Киев. Он прибывает в Киев без всяких дорожных встреч и
приключений. На пиру у Владимира он видит Тугарина, который там
обжирается и держит себя вольно с княгиней. Алеша вызывает его на бой и
убивает.
Применяя выводы из изучения былины о Добрыне и змее к былине об
Алеше и Тугарине, мы должны поставить вопрос о том, не представляет ли
собой первая версия древнейшую, докиевскую форму сюжета, а вторая —
позднейшую, киевскую. Анализ былины должен будет либо подтвердить, либо
опровергнуть такое предположение.
Уже беглый взгляд на материал показывает, что эти две версии
взаимоисключаются. Тем не менее соединение их встречается, но оно лишено
смысла. Так, у Кирши Данилова Алеша по дороге в Киев убивает Тугарина, а
дальше оказывается, что Тугарин как ни в чем не бывало сидит в Киеве, и
Алеша бьется с ним вторично. Певец, увлеченный своим пением (а детали в
этой записи художественно очень ярки), забывает, что Тугарин уже убит.
Здесь в одном тексте встретились две версии. С этим текстом иногда
дословно совпадает запись, сделанная Марковым от Аграфены Матвеевны
Крюковой (Марк. 47). Как показала А. М. Астахова, Крюкова знала тексты
Кирши Данилова по перепечаткам в антологии А. В. Оксенова «Народная
поэзия».1 Параллельное сличение текста А. М. Крюковой с
текстом Кирши Данилова не оставляет никаких сомнений в том, к какому
источнику восходит этот текст, хотя Крюкова внесла ряд изменений и
отбросила всю вторую половину, как не вяжущуюся с первой.
К книжному же источнику восходят три записи былины о Тугарине в
сборнике Астаховой, где также имеется соединение первой и второй версий.
Несуразность избегнута тем, что здесь Алеша встречает в первый раз (по
дороге в Киев) не Тугарина, а какого-нибудь другого врага (Неодолище);
враг иногда изображается великаном и напоминает
Святогора или сближается
с Соловьем-разбойником. Эти записи говорят уже о вырождении сюжета: два
из них переданы сказочной прозой, один — испорченным стихом. Версия о
встрече Алеши с Тугариным — древняя, редкая и вырождающаяся.2
Вторая версия представлена свыше 20 записями различного достоинства
и характера. Эта версия известна во всех районах, где имеется эпос,
кроме Беломорья, где известна только первая версия. Количество записей,
падающих на каждый район,
Сноски к стр. 207
1 А. М. Астахова. Русский былинный эпос на Севере, стр. 281 и сл., стр.
286, 294.
2 К. Д. (первая половина песни); Гильф. 99; Марк. 47; Крюк. I, 29; Сок.
13; Аст. II, 125 (строки 1—72), 198 (первая половина рассказа), 212
(тоже).
208
невелико. Интересно отметить, что относительно наибольшее количество
записей падает на Сибирь (5 текстов). Кроме того, имеются сказки и
отрывок старинной рукописной повести.1 Эти данные показывают,
что былина идет на вымирание. Как мы увидим ниже, первая версия была
вытеснена второй, киевской, а сама она была вытеснена былиной на
аналогичный сюжет, а именно былиной об
Илье Муромце и Идолище, которая
никаких признаков увядания не обнаруживает. В Сибири былинное творчество
было менее интенсивным, и потому там данная былина сохранилась лучше,
тогда как былины об Илье и Идолище там нет.
Герой этой былины — Алеша Попович. Первую научную и в основном
правильную попытку понять и определить этот образ сделал Белинский.
Текст Кирши Данилова, единственный, бывший в руках Белинского,
принадлежит по своей композиции к самым неудачным из всех записей этой
былины. Как уже указывалось, здесь Тугарин убивается дважды. Этим
объясняется, что Белинский не мог признать в этой песне (вернее — в
данном варианте ее) мысли, хотя он признает в ней «поэзию», «смысл» и
«значение». Алеша Попович, по определению Белинского, совершенно
национальный русский герой, нисколько не похожий на западноевропейских
рыцарей. «Тут не было рыцарского посвящения; не ударяли по плечу шпагою,
не надевали серебряных шпор». Алеша бьется не за даму сердца, «не за
красоту». По мнению Белинского, Алеша «богатырь более хитрый, чем
храбрый». Как мы увидим, это мнение требует весьма существенных
поправок. Ошибается Белинский также, считая Тугарина русским. Зато он
прав, когда устанавливает, что Алеша «более находчивый, чем сильный».
Белинский подчеркивает его хитрость в бою с Тугариным: он, например,
прикидывается глухим, подзывает врага к себе и прочее. Но Белинский не
делает из этого выводов, в какой бы то ни было степени опорочивающих
моральный облик Алеши. Наоборот, Белинский подчеркивает непримиримость
Алеши к врагам. «Тугарин предлагает ему побрататься, но не на таковского
напал: Алеша не дастся в обман, по великодушию рыцарскому». Алеша
уничтожает более сильного врага, побеждая его хитростью. Высокий
моральный облик Алеши определяется также тем, что борьба, которую он
ведет против Тугарина, по мнению Белинского, есть борьба против того
«холодного цинического разврата», представителем которого является
Тугарин.2
Сноски к стр. 208
1 Перечень вариантов см. А. М. Астахова. Былины Севера, т. II, стр. 697.
См. также Верх. сборн., стр. 303; Егоров, стр. 141, № 4; Аф. 177;
Зеленин, Вятск. ск. 100; Сок. Белоз., стр. 301, № 1; Тумилевич, 6.
2 В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. V, стр. 363—364.
209
Белинский был прав, когда исходил из рассмотрения облика
самого героя. В настоящее время облик Алеши может быть обрисован более
полно и более точно, чем это смог сделать Белинский при состоянии
материалов того времени.
Из трех героев русского эпоса Алеша самый молодой. Он наделяется не
только всеми достоинствами героя, но и некоторыми недостатками,
свойственными молодости. Если, как мы еще увидим,
Илья Муромец побеждает
врагов своим спокойствием и опытностью, своей мудростью, выдержкой,
неустрашимостью и решительностью зрелого человека, если
Добрыня, как мы
видели, всегда превосходит варвара-врага своей культурой, соединенной с
сознанием силы и непобедимости русской культуры, которую он
представляет, то Алеша никогда не взвешивает никаких препятствий и
опасностей. По своей молодости он легкомыслен и смел до безрассудства, и
именно поэтому он всегда побеждает: он берет быстротой своего натиска.
Он не изображается обладающим большой физической силой. Наоборот,
нередко подчеркивается его слабость, и есть даже такие песни, в которых
он изображается хромым. Но этот недостаток ему нисколько не мешает. Он
«напуском смел», и это обеспечивает ему успех.
Добрыня, жалуясь матери
на то, что его не признают богатырем, всегда говорит, что смелостью он
хотел бы родиться в Алешу Поповича. Алеша никогда не теряет присутствия
духа и нередко побеждает сильнейшего, но неуклюжего и тяжеловесного
врага своей сметливостью и находчивостью. Народ в своем эпосе всегда
высоко расценивает военную хитрость, приводящую к уничтожению врага. Со
смелостью и находчивостью связано и другое качество Алеши. В
противоположность суровому Илье и выдержанному Добрыне, Алеша
изображается склонным к насмешке и шуткам. Он отличается остроумием и
жизнерадостностью. Все это делает Алешу ярким выразителем русского
национального характера. Суровый и могучий
Илья, выдержанный и
культурный Добрыня, веселый и находчивый Алеша выражают героические
черты русского народа. В них народ изобразил самого себя. При всем их
отличии они объединены одним чувством, одним стремлением: они не знают
более высокого служения, чем служение своей родине; за нее они всегда
готовы отдать свою жизнь.
Как мы видели, Белинский понимал национальный и героический
характер образа Алеши так же, как его понимает и сам народ. В позднейшей
фольклористике имелась другая точка зрения, которую необходимо
опровергнуть и отвести. Пускается в ход огромный аппарат, чтобы
доказать, что Алеша — тип отрицательного безнравственного, аморального
эпического героя. Так, Майков пишет: «Между тем как былины в
Илье и
Добрыне изображают два вполне сочувственные народу лица,
210
Алешу они противополагают этим богатырям, как воплощение
нескольких свойств порочных». По мнению Майкова, эти свойства частично
являются отличительными чертами поповского сословия, к которому
принадлежит отец Алеши, частично свойственны ему лично. Майков знает и
говорит и о некоторых положительных чертах Алеши, но в основном для него
Алеша все же «воплощение порочных свойств»; он противопоставляется
Илье
и Добрыне.1 То, что в народном сознании все три героя
составляют как бы одно целое, что они между собой крестовые братья, что
они часто выступают вместе и друг друга выручают, для Майкова не имеет
значения. Для него Алеша противопоставлен двум другим героям.*
Каково на самом деле отношение героев друг к другу в народном
представлении, видно, например, по таким более поздним былинам, как
былина об Алеше и Добрыне в бою с татарином. Здесь рассказывается, что
Алеша выручает Добрыню из беды и спасает его от смерти,
Добрыня же
обещает ему помнить эту услугу всю жизнь (Марк. 63). В другой былине
Алеша один освобождает Киев от полчищ осадивших его татар. Алеша
гордится тем, что слава о нем дойдет до
Ильи Муромца. Владимир не
оказывает Алеше достаточного почета, не сажает его с собой за стол, и
Алеша возвращается обратно в Ростов. Слава об Алеше действительно
доходит до Ильи вместе с известием об его оскорблении.
Илья едет в Киев
и заставляет Владимира вернуть Алешу и устроить в его честь пир.
Владимир так и поступает, но Алеша отказывается от всяких наград (Тих. и Милл. 31). Так на деле в народном эпосе выглядит «противопоставление»
Алеши другим героям. Если бы теория Майкова была правильна, подобные
былины не могли бы вообще возникать. Другой ученый, Дашкевич, специально
изучавший некоторые былины об Алеше, в конце своего труда дает ему
следующую характеристику: он смел, но не удал, даже трус, он пустохваст,
невоздержан в словах. «Хотя он богомолен, но не прочь соврать и любит
нескромные речи». «В битве с противником Алеша не соблюдает должной
чести; склонностью к любовным похождениям Алеша напоминает Чурилу, но
лишен его изящества и утонченности; он нагл и получил название «бабьего
пересмешника».2 Эта оценка как бы является выводом из всей
работы и сообщается читателю в конце, как общий итог исследования. О
положительных качествах Алеши здесь не говорится. Белинский, знавший
всего только одну былину об Алеше и Тугарине, тем не менее понимал образ
Алеши
Сноски к стр. 210
1 Л. Н. Майков. О былинах Владимирова цикла, стр. 126.
2 Н. Дашкевич. К вопросу о происхождении русских былин. Былина об Алеше
Поповиче и о том, как перевелись богатыри на святой Руси. — «Киевские
университетские известия», 1883, № 5, стр. 237.
211
лучше, чем Дашкевич, знавший их много. Он видел, что в народном
изображении и понимании насквозь здоровая натура Алеши в былине о
Тугарине возмущена тем развратом, который он застает во дворце в лице
Тугарина и княгини. И если в конце песни он ругает княгиню «нехорошими
словами», то это происходит не из «любви к нескромным речам», как думает
Дашкевич, а потому, что в народном сознании эти слова есть те самые,
которые княгиня заслуживает. Алеша здесь выражает высокую и чистую
народную мораль.
Дашкевич утверждает, что былинный Алеша не является созданием
народной фантазии, а восходит к неоднократно упоминающемуся в летописях
«храбру» (то есть витязю) Александру Поповичу. Дашкевич является одним
из создателей концепции, согласно которой есть два Алеши: один —
исторический, он же летописный, образ, не созданный народной фантазией;
этот Алеша — подлинный герой и храбрец. Другой Алеша — это Алеша
былинный, эпический, — жалкая, полукомическая фигура, обрисованная выше.
Второй произошел от первого. Эпический Алеша будто бы представляет собой
«сниженного» Алешу из летописи. Эта примитивная и, как мы увидим, в
корне неправильная теория нашла свое развитие в трудах Всеволода
Миллера, который также убежден, что эпический Алеша восходит к
летописному. Но в установлении процесса «снижения» и «вырождения» Алеши
Миллер идет дальше Дашкевича. Миллер уже не может отрицать героических
качеств Алеши, но он ими не интересуется, их не изучает, относит их к
далекому прошлому. Зато с величайшей тщательностью и добросовестностью
он выписывает из разных былин все места, в которых хоть что-нибудь
дурное говорится об Алеше. Эти «места», вырванные из контекста,
оторванные от смысла и идеи песен, изучаются весьма тщательно, и из их
рассмотрения и сопоставления делается вывод, что образ Алеши в эпосе
вырождается. «Мне кажется, — пишет Всев. Миллер, — что из подобных мест
может быть сделан тот вывод, что в известном периоде нашего эпоса у
некоторых слагателей былин появилось стремление унизить Алешу Поповича,
вероятно, — в связи с его предполагаемым происхождением». Таким образом,
Всев. Миллер утверждает уже двойное снижение: эпический Алеша снижен по
сравнению с летописным, более поздний эпический, «новеллистический»
Алеша снижен по сравнению с Алешей древне-эпическим.
Эта теория держалась вплоть до советского времени и неоднократно
повторялась. Между тем аргументы, которыми пытаются обосновать такой
взгляд на Алешу, рассыпаются в прах при первом критическом прикосновении
к ним. Так, в былинах действительно имеет место насмешка над поповским
212
происхождением Алеши, такие «места» есть. При ближайшем рассмотрении,
однако, оказывается, что эти насмешки имеют место в былине о бое
Ильи с
сыном. В этой былине мимо заставы проезжает нахвальщик. По самому
замыслу былины в бой с этим нахвальщиком может и должен вступить только
Илья. Поэтому, если другие герои пытаются сразиться с ним, они терпят
неудачу, или их даже не допускают до боя с различными нелестными
шуточными прибаутками для отдельных героев, В этих случаях Алеше
достается за его поповское происхождение, другим героям за другие при
этом случае припоминаемые недостатки. Но это не значит, что Алеша, как
сын попа, в глазах народа — отрицательный герой.
Алеша действительно обманывает в бою поганое Идолище или Тугарина.
Но это не значит, что он трус и обманщик. Он побеждает более сильного
противника превосходством своего ума. Всякий другой на месте Алеши погиб
бы сам и погубил бы дело защиты, Алеша же благодаря своей сметливости
всегда одерживает верх.
В песне о сорока каликах Алеша, в некоторых вариантах, по
приказанию Евпраксии вкладывает в суму паломника Касьяна Михайловича
серебряную чару, что приводит к ложному обвинению Касьяна в воровстве.
Однако ученые, ссылавшиеся на этот эпизод,1 забывают, что
песня эта — не былина, а духовный стих на библейскую тему и что в
духовных стихах герои, совершающие воинские подвиги, унижаются за счет
героев, совершающих подвиги аскетизма. Герой этого стиха не храбрый,
веселый и жизнерадостный Алеша, а аскет и чудотворец Касьян. Подобные
песни ничего общего не имеют с героическим эпосом. В них светские герои
подвергаются нарочитому унижению.
Такого рода утверждения держались в науке десятилетиями и создавали
превратное представление о русском эпосе и его героях. В особенности
часто повторялось утверждение, будто Алеша в народном изображении —
соблазнитель женщин. Как с этим обстоит на самом деле, мы увидим ниже,
при рассмотрении былин о неудачной женитьбе Алеши и былины об Алеше и
Елене Петровичне.*
Утверждение, будто Алеша эпический есть сколок с Алеши летописного,
было документально опровергнуто в докторской диссертации проф. Д. С.
Лихачева, посвященной русским летописям. Д. С. Лихачев, тщательно
сопоставив летописи в их хронологической последовательности, показал,
что первое упоминание об Александре Поповиче, якобы погибшем при Калке,
появляется в так называемом Владимирском Полихроне в
Сноски к стр. 212
1 См. А. М. Астахова. Русский былинный эпос на Севере, стр. 70.
213
1423 году. Д. С. Лихачев проследил также, как это упоминание затем
обошло другие летописи.1 Проникновение образа Алеши в
летопись XV века не случайно. Д. С. Лихачев вскрыл исторические причины
процесса проникновения в летопись эпических героев. Процесс этот связан
с растущим значением Москвы как государственного центра и ростом
национального самосознания. Все это полностью опровергает домыслы
ученых, создавших и принимавших теорию летописного происхождения образа
Алеши и его «снижения» в народной среде. Дело обстоит как раз наоборот.
Образ Алеши был воспринят летописью именно за его героичность и за
соответствие народным идеалам и стремлениям.
В былине о бое Алеши с Тугариным его героические качества
проявляются чрезвычайно ярко. Две версии ее целесообразно рассмотреть
отдельно.
Начало в обеих версиях одинаково. Алеша отправляется из дому. В
этой связи певцы иногда сообщают некоторые данные о его происхождении.
Алеша родом из Ростова, причем отцом его является поп, иногда названный
по имени. Алеша — сын соборного попа Леонтия или Феодора.
Если предположение о княжеском происхождении Добрыни не
подтверждается материалами, то поповское происхождение Алеши в русском
эпосе не подлежит никакому сомнению. Он всегда сын попа, и чаще всего
попа ростовского собора. В этом происхождении народ не видит ничего
зазорного. Сюжет змееборства древнее христианства. Победитель змея мог
стать сыном попа только вскоре после появления христианства. Как
ростовский герой, Алеша стал сыном попа Леонтия, то есть «известного
святителя Леонтия, которого мощи, почивающие в ростовском Успенском
соборе, были открыты при Андрее Боголюбском в 1164 году. Имя Феодора,
носимое в некоторых вариантах отцом Алеши, принадлежит другому
ростовскому святому, первому епископу Ростова Феодору, которого мощи
лежат в том же соборе».2 Это не значит, что Алеша Попович
есть историческое лицо, сын исторического попа. Но эти данные
показывают, что Алеша изображается как сын святого в эпоху, когда
христианство еще было явлением прогрессивного порядка по отношению к
недавнему язычеству.
Отъезд Алеши происходит без всякого внешнего повода или причины. Он
берет с собой парубка Екима, своего слугу
Сноски к стр. 213
1 См. Д. С. Лихачев. Летописные известия об Александре Поповиче. —
«Труды Отдела древнерусск. лит. Института русск. лит. АН СССР», т. VII,
1949, стр. 25; его же: «Культура Руси эпохи образования русского
национального государства». Госполитиздат, 1946, стр. 73—81.
2 Всев. Миллер. Очерки русской народной словесности, т. II, М., 1910,
стр. 116.
214
и товарища. Из упоминания о том, что они не находят ни зверей, ни
птиц, можно заключить, что они выехали на охоту. Но это только внешний
повод выезда. Внутренний смысл отправки обнаруживается лишь тогда, когда
они наезжают на камень с надписью, указывающей три дороги, чаще всего на
Муром, Чернигов и Киев. О значении этого камня говорилось выше (см. стр.
65). Выбирая дорогу на Киев, Алеша навсегда определяет свой жизненный
путь и свое служение. Он будет служить Киеву и Владимиру, Руси, а не
удельным князьям.
Тем не менее свой первый подвиг в данной версии он совершает еще до
прибытия в Киев и не по поручению Владимира. Можно вообще заметить, что
в русском эпосе враги мифического характера уничтожаются героем,
выехавшим не из Киева, а из родного дома. Так, выезжая из дому,
Добрыня
побивает змея, Алеша — Тугарина,
Илья Муромец —
Соловья-разбойника.
Наоборот, враги, носящие исторические очертания, уничтожаются героем,
выехавшим из Киева или во всяком случав состоящим на службе у Владимира.
Это подтверждает предположение, что борьба с мифологическими чудовищами
была известна русскому эпосу еще до создания былин киевского цикла, а
затем былины о борьбе с такими чудовищами были притянуты этим циклом,
вошли в него, но были подвергнуты обработке. Былины же о борьбе с
врагами историческими должны рассматриваться как новообразования в
полном смысле слова.
В некоторых записях (К. Д. 20; Марк. 47; Пар. и Сойм. 5) Алеша с
Екимом встречают по дороге калику, который сообщает им, что он видел
Тугарина, и описывает его. Тугарин здесь не изображается врагом ни
Киева, ни Владимира. Только в былине Пашковой (Пар. и Сойм. 5), которая
занимает промежуточное положение между двумя версиями, калика
предупреждает, что войско Тугарина окружило Киев, — явное перенесение из
былин о нашествии татар, так как ни в одной другой записи Тугарин не
изображается с войском. Фигура калики также перенесена из другой былины,
а именно из былины об Идолище и
Илье, что будет видно при рассмотрении
этой былины.
Алеша обычно ночует в шатре. Заметим, что остановку он всегда
делает на реке: на Сафат-реке, Офрак (Евфрат?)-реке, Пучай реке и т. д.
Как и бой Добрыни, этот бой происходит на берегу реки.
Певцы не забывают упомянуть, что Алеша, выходя из шатра, умывается
ключевой водой и утирается чистым полотенцем. В одном случае говорится:
«Прошла та ночь осенняя» (К. Д. 20). Это замечательное по своей
поэтичности и краткости упоминание предоставляет воображению слушателей
дорисовать холодное осеннее утро и пейзаж речного берега.
215
Еким помогает Алеше седлать лошадей, и они едут
навстречу Тугарину. Наехав на него, Алеша немедленно бросается в бой.
Образ Тугарина для нас чрезвычайно интересен и показателен для того
процесса развития, который совершается с эпосом. Хотя мы имеем не более
пяти самостоятельных текстов данной версии, образ Тугарина настолько
разнообразен и противоречив, что эта неустойчивость не может быть
случайностью. В то время как облик змея в былине о змееборстве Добрыни
при всех вариациях весьма устойчив и определен, в этой былине видно, что
змей начинает терять свои змеиные очертания и приобретает очертания
человеческие: но этот процесс не дошел до конца, и Тугарин приобретает
смешанные человеческие и звериные черты.
С одной стороны, Тугарин представляется как змей. Он именуется «Змеище
Тугарище» или «Тугарин Змеевич». В одном варианте из пяти это имя
соответствует облику. Он летает под облаками:
Высоко летит Тугарин близ под облаки.
(Гильф. 99)
Но крылья его уже не настоящие, а бумажные, то есть
искусственные, приставные. Вера в летающие существа, подобные змеям, уже
утрачена, и способность летать рассматривается как хитрая механика.
В четырех других вариантах Тугарин представлен человеком, а именно
огненным всадником. Огонь, который обычно извергает змей, здесь
извергает конь. В описании его использован образ огненного коня русских
сказок, с той разницей, что огненный конь сказок — друг героя, этот же
конь — чудовище.
Из хайлища пламень пышет,
Из ушей дым столбом стоит.
(К. Д. 20)
Тугарин безобразен. Он огромен и отвратителен. У Кирши
Данилова находим:
В вышину ли он, Тугарин, трех сажен,
Промеж плечей косая сажень,
Промежу глаз калена стрела.
(Там же)
У Аграфены Матвеевны Крюковой:
Он ведь, змеище-то Тугарище,
Три сажени-то больших печатныих,
Как переносье-то его будто палка дровокольняя.
(Марк. 47)
216
Эти случаи показывают, что в русском эпосе гипербола
применяется для насмешливого описания врага. У Марфы Крюковой образ
Тугарина уже полностью очеловечен. Он заимствован из былины о бое
Ильи с
сыном и соответствует Сокольнику этой былины. Здесь Тугарин грозит Киеву
и Владимиру. В некоторых вариантах Тугарин одет необычайно роскошно: его
платье расценивается в сто тысяч. У Кирши Данилова Алеша после победы
привозит это платье в чемодане в Киев. Убор же коня таков, что ему
вообще цены нет. Все это показывает, что мифический образ змея начал
блекнуть и уступать место врагам с человеческим обликом.
Примечательно, что Тугарин описан только как случайно встреченный в
дороге враг вообще, а не как враг Киева и Владимира. В варианте Крюковой
он, правда, грозит Киеву, но это, совершенно очевидно, перенесено из
былин о нападении на Киев татар. Такое привнесение, хотя оно и сделано
позднее, тем самым вскрывает недостаток этой древнейшей формы былины.
Герой здесь борется с врагом, случайно им встреченным, без всякого
повода и причины. Подобная форма враждебной встречи весьма обычна в
догосударственном эпосе, но почти совершенно забыта в эпосе русском. В
этом же причина, почему данный сюжет в данной форме почти забыт и почему
он принял другую форму, отлился в другую версию, вытеснившую данную
версию.
Можно бы предположить, что черты Тугарина как врага Киева здесь
просто отпали. Но это противоречит всему ходу развития эпоса; они не
отпали, а еще не развились. Тугарин данной версии — враг-змей, и только.
В другой версии этой былины Тугарин уже очерчен как поработитель Киева,
а Алеша — как освободитель. Таким образом, здесь наблюдается тот же
процесс, что и в былине о Добрыне: совершив подвиг змееборства вне круга
киевского эпоса, Алеша, с вступлением эпоса в стадию киевского цикла,
совершает его уже по-новому, что ведет к созданию другой версии.
Соответственно неопределенной и двойственной форме облика Тугарина
и бой имеет многообразную форму. У Иевлева, в песне которого Тугарин
летает под облаками, Алеша молит бога, чтобы дождь смочил крылья
Тугарина; по молитве Алеши так оно и происходит.
Наставала тученька-то темная
С частыим дождичком да с молнией,
Омочило у Тугарина бумажные крыльица,
Опустился тут Тугарин на сыру землю.
(Гильф. 99)
Картина молнии и дождя, низводимых на крылья Тугарина,
напоминает появление змея в туче и молнии былины о Добрыне-змееборце.
217
Тугарин уже не воплощение силы стихии, а беспомощное
существо с бумажными крыльями. Стихией дождя и молнии распоряжается
Алеша, и они обращаются против Тугарина. Возможно, что дождь
первоначально должен был угасить огонь, обезвредить огненные крылья (так
— в другой версии, в вариантах Григ. III, 334; Тих. и Милл. 29). Однако
в большинстве случаев обеих версий фигурируют не огненные, а бумажные
крылья.
Тугарин уже не только змей, но и человек. Вопреки формальной
логике, но в полном соответствии с законами развития эпоса, Тугарин,
спустившись на землю, вдруг оказывается уже не змеем, а всадником,
вооруженным кинжалом и мечом. Между ним и Алешей завязывается
перебранка, которая переходит в бой. Бой всегда очень короток. Алеша
прикидывается тугоухим и зовет Тугарина поближе якобы для того, чтобы
лучше расслышать его ругательства, а когда Тугарин приближается, он
наносит ему булавой такой удар по голове, что голова отваливается. Это
напоминает Добрыню, отшибающего змею хоботы. Так бой изображен у Иевлева
(Гильф. 99). У Кирши Данилова и Аграфены Крюковой Тугарин от удара не
погибает. Он падает на землю и просит о пощаде. Он, как и змей в былине
о змееборстве Добрыни, предлагает братание.
Не ты ли Алеша Попович млад?
Токо ты Алеша Попович млад,
Сем побратуемся с тобой.
(К. Д. 20)
В противоположность Добрыне, Алеша никогда не поддается
на «лясы» змея.
Втапоры Алеша врагу не веровал,
Отрезал ему голову прочь.
(Там же)
У Аграфены Крюковой Алеша на просьбу Тугарина пощадить
его отвечает:
Не спущу-то я тебя на свет живого тут!
Отрубил он, взял, отсек да буйну голову.
(Марк. 47)
У Иевлева он берет с собой в Киев голову Тугарина, у
Марфы Крюковой, которая описывает бой очень подробно и гиперболично
(трясется земля и пр.), он берет с собой сердце Тугарина, предварительно
выполоскав его хорошенько в Пучай-реке.
На этом былина по существу окончена. В трех вариантах содержится
еще один заключительный эпизод, который, собственно,
218
является излишним и нарушает цельность композиции этой в остальном
чрезвычайно цельной и стройной былины. Алеша надевает на себя цветное
стотысячное платье Тугарина и, красуясь в нем, возвращается к Екиму. Но
эта шутка дорого обходится Алеше: Еким принимает его за Тугарина и
наносит ему дубиной страшный удар по голове или даже отрубает ему
голову. По кресту он узнает, Алешу и приводит его в себя питьем
заморским или оживляет его живой водой, кстати оказавшейся у калики.
Этот эпизод, задерживающий развитие хода действия, хорошо характеризует
нрав Алеши. После этого недоразумения Алеша с Екимом едут в Киев.
Характерно, что, прибыв в Киев, Алеша никогда, ни в одном случае не
хвастает своим подвигом и даже не упоминает о нем. У Кирши Данилова он
принят Владимиром ласково. Владимир предлагает ему избрать на пиру любое
место, но не за подвиг, о котором Алеша умалчивает, а за то, что он сын
ростовского соборного попа.
По отчеству садися в большое место, в передний уголок.
(К. Д. 20)
Но Алеша садится не на «большое место», а на «палатный
брус», показывая этим, что он пренебрегает почестями Владимира. У
Иевлева он вообще не идет к Владимиру, а пугает головой Тугарина
баб-портомойниц, которые на реке стирают белье, сопровождая свою шутку
острыми, но безобидными словами и высказывая этим веселость своего
нрава.
Так кончается эта песня. Особый интерес ее состоит в героическом
облике Алеши. Но самое действие не может удовлетворить слушателя
полностью, и этим можно объяснить слабую распространенность этой версии.
Встреча с Тугариным в данной версии, представляет собой интересное
приключение, и только. Эта встреча не стоит в связи с тем решением,
которое Алеша принимает у камня: своим подвигом он не служит Киеву. Мы
понимаем теперь, почему народ выработал другую версию, с теми же
действующими лицами, но более совершенную по форме и более глубокую по
своей идейной направленности.
В этой повой версии начало обычно совпадает с началом первой
версии. Алеша выезжает из дому со своим слугой Екимом. Но, в отличие от
первой версии, Алеша беспрепятственно и без всяких дорожных встреч и
приключений прибывает в Киев и сразу попадает на пир к Владимиру. Реже
былина прямо начинается с пира, на котором находится и Алеша, причем
певцы не сообщают, как он сюда попал. Такую форму начала мы должны
признать не совсем удачной. Чтобы художественный замысел этой былины
осуществился полностью,
219
Алеша должен именно прибыть в Киев. Чтобы понять дальнейшее, мы
должны ясно представить себе, с какими чувствами, стремлениями и целями
Алеша и Еким прибыли в Киев. Они хотят служить Владимиру и Киеву. Как
Владимир их примет? Что они увидят в Киеве, там, куда обращены взоры
всего народа?
Алеша и Еким видят блестящую картину, но картина эта им все же не
совсем по сердцу и, по-видимому, не вполне соответствует их ожиданиям.
Владимир окружен князьями и боярами — эти сидят около Владимира; но есть
еще какие-то другие люди, которые скромно сидят где-то позади, на
скамьях, брусах или на печи. Это обстоятельство является для Алеши
несколько неожиданным, и разные певцы заставляют Алешу действовать
по-разному, В одних случаях Алеша в сознании своего достоинства и
богатырства требует себе почетного места. В печорской былине Владимир
вообще не хочет принять гостей:
У мня нету вам места нонь порозного,
Кабы все у меня места право заняты.
Однако зоркий взгляд Алеши высматривает, что порожние
места есть: одно против Владимира, другое около него, а третье на печке.
Со словами «бог с вами», то есть с выражением, которым спроваживают
назойливых просителей, Владимир указывает героям место на печке (Онч.
64). Но этот случай более редок. Чаще Владимир просто предлагает им
выбрать любое место и даже указывает им место около себя. В таких
случаях герои никогда не следуют приглашению Владимира и не садятся на
передние места, а садятся на печь или какой-нибудь брус, откуда и
наблюдают происходящее.
Не сяду я в место подле тебя,
Не сяду я в место супротив тебя,
Да сяду я в место нуды сам хочу,
Да сяду на печку на муравлену,
Под красно хорошо под трубно окно.
(Онч. 85)
Уже здесь сказано то, что в других былинах будет развито
подробнее: что окружение Владимира неоднородно и частично враждебно
богатырям. Но в данной былине это обстоятельство еще не играет решающей
роли.
Что же готовит героям Киев, куда так влекло их? Зрелище, которое
они видят, поражает их своей необычайностью и чудовищностью.
Раскрываются двери, и на золотой доске, которую несут 12 или даже 60
богатырей, вносят кого-то или что-то, что пока еще нельзя разглядеть.
Иногда Алеша спрашивает кого-нибудь из своих соседей, кто это, и узнает,
что «пришло к нам зверище Тугарище» (Григ. I, 50). Появление этого
чудовища
220
здесь никого не удивляет, кроме Алеши с Екимом: к нему здесь давно
привыкли. Не всегда Тугарина вносят: иногда он входит сам, никому не
кланяясь, не закрывая за собой дверей, и сразу же садится «в оголов
стола», между Владимиром и Евпраксией. Все ему кланяются, Владимир идет
ему навстречу, ему постилают ковры и скатерти и его принимают с
величайшим почетом. Он так толст, что едва ходит. «Да лазат то цюдо
поганое» (Онч. 85). Дважды он назван «гагара безногая» (Рыбн. 27; Пар. и
Сойм. 5). В некоторых вариантах Тугарин появляется и иначе. Он с шумом
въезжает во двор на коне или с вихрем, стуком и громом влетает в палату,
то есть представляется либо всадником, либо летучим существом. После
того как Тугарин сел между Владимиром и Евпраксией, начинается пир.
То, что Алеша видит дальше, может быть еще более удивительно, чем
появление Тугарина: Тугарин в присутствии гостей и самого Владимира
держит себя с Евпраксией настолько вольно, что истинная природа их
отношений не оставляет никаких сомнений. Певцы повествуют об этом весьма
лаконично и выразительно. К этому на пиру, по-видимому, также все уже
привыкли, и никого это не удивляет и не возмущает: наоборот, сама
Евпраксия проявляет знаки явной благосклонности и расположения к
Тугарину.
Таково начало пира. Вновь открываются двери, и на блюдах вносят
обычную на пирах роскошную еду; фантазия русских крестьян в отношении
роскошной еды настолько мало искушена, что дальше лебедей, огромных
ковриг хлеба, стоялых медов и заморских вин, также приносимых в огромных
количествах, дело не идет. Еда иногда суммарно называется «сахарною»,
так как сахар в крестьянском быту был пределом роскоши. Продолжение пира
соответствует началу. Тугарин хватает сразу по целому лебедю или по
целой ковриге и укладывает их за щеку. К этому он вполне приспособлен,
так как он огромен и голова у него с пивной котел.
Все это, сидя на печи, наблюдают Алеша с Екимом. До сих пор Алеша
держал себя «прилично», то есть так, как все, не подавая о себе никаких
знаков. Но долго он терпеть не может. «Алеша на запечке не утерпел» (Онч.
85). Когда Тугарин, обжираясь, отправляет в рот целого лебедя, Алеша,
обращаясь к Екиму, но говоря достаточно громко, чтобы это слышали все,
напоминает Екиму о своем родном Ростове и о поповском дворе, где была
собака, которая рылась в помоях и подавилась лебяжьей костью. Он
выражает опасение, что то же произойдет с Тугариным. Замечания, делаемые
Алешей с печи, представляют собой один из наиболее популярных элементов
песни и очень любимы исполнителями. Имеется большое количество
221
вариаций, но при всем их разнообразии замечания Алеши всегда носят
вызывающий и остроумный характер, Алеша шутит также над непомерным
питьем Тугарина. Достаточно громко, чтобы Тугарин мог его хорошо
слышать, Алеша напоминает Екиму о корове, которая опилась бардой и
лопнула. В некоторых случаях шутки Алеши сопровождаются угрозами. О
корове, которая опилась, он говорит:
Взял за хвост, под гору махнул;
От меня Тугарину то же будет.
(К. Д. 20)
Соответственно говорится, что с коровы он содрал шкуру и
т. д. или выбросил ее тушу.
Тугарин не сразу понимает, какая опасность над ним нависла и что с
появлением Алеши ему пришел конец. Он спрашивает Владимира:
Да что у тя на запечье за смерд сидит,
За смерд-от сидит да за засельщина?
(Онч. 85)
Что у те, князь, за пещным столом,
Что за сверчок пищит?
(Тих. и Милл. 28)
на что Владимир уклончиво отвечает:
А маленьки ребятишки промеж себя говорят,
Сами бабки делят.
(Там же)
Все это характеризует стиль былины. Ее стиль — не
патетически-героический, а весьма веселый и реалистический, отчего,
однако, героическое содержание не только не страдает, а приобретает
характер еще большей художественной и жизненной правдивости.
Тугарин думает тут же наказать и заставить молчать неудобного «засельщину».
Он бросает в него вилкой со стола, или ножом, или кинжалом. Этот удар
мог бы быть смертельным, но Алеша, а в некоторых случаях в еще большей
степени Еким, обладает драгоценным и весьма полезным качеством:
увертливостью и ловкостью. Еким на лету ловит нож и начинает его
разглядывать. Нож оказывается неплохим, иногда даже драгоценным, и Еким
благодарит за него Тугарина. Нож имеет серебряную рукоятку, и Еким
возвещает, что эту рукоятку он пропьет. Если нож плохой, все же «годится
тот нож матушке хоть квашня скрести» (Григ. I, 212).
222
Слушатель видит, как назревает конфликт и бой. Что Еким
и Алеша совершенно единодушны в своем решении, видно по тому, что Еким
спрашивает Алешу, сам ли он отдарит Тугарина или он велит это сделать
ему, Екиму. Но Алеша сдерживает Екима: можно в палате Владимира шутить,
но здесь нельзя проливать кровь.
Сам я не брошу и тебе не велю,
Нечего кровавить палату белокаменну.
(Тих. и Милл. 28)
А не честь-хвала мне молодецкая
Мне скровавити палаты княженецкие.
(Пар. и Сойм. 5)
Бой назначается на следующий день. Иногда, впрочем, до
следующего дня не ждут, а тут же выбегают на улицу или на чисто поле.
Бой в основном происходит в тех же формах, что и в первой
версии. Тугарин взлетает под облака на бумажных приставных крыльях,
Алеша низводит дождь, Тугарин падает, и Алеша рубит ему голову. В тех
случаях, когда Тугарин изображен всадником, Алеша иногда применяет
хитрость: под каким-нибудь предлогом (будто у Тугарина за спиной целое
войско и др.) он заставляет его оглянуться и в этот момент наносит ему
смертельный удар. Это — военная хитрость, прием борьбы слабого с более
сильным, умного с недалеким. Именно на этом основано мнение, будто Алеша
«в битве с противником не соблюдает должной чести» (Дашкевич). Всев.
Миллер указал, что подобный же эпизод имеется в сербской «Александрии».
Этим приемом Александр Македонский сражает царя Пора. Но говоря об
Александре Македонском, буржуазные ученые не делают вывода о нечестном
бое. Такой вывод делается только для русского Алеши Поповича. Алеша
применяет и другие хитрости: он, например, прячется за коня или под коня
и наносит смертельный удар из-за гривы коня.
Голову Тугарина он насаживает на копье, привозит ее в город и
бросает во дворе. И здесь Алеша не хвастает, а опять шутит: он
предлагает Владимиру сделать из головы Тугарина какую-нибудь посудину.
Ты ой еси, Владимир стольно-киевский!
Буди нет у тя нынь пивна котла,
Да вот те Тугаринова буйна голова;
Буди нет у тя дак пивных больших чаш,
Дак вот те Тугариновы ясны очи;
Буди нет у тя да больших блюдищов,
Дак вот Тугариновы больши ушища.
(Онч. 85)
223
Певцы не всегда сообщают, рад ли Владимир своему
избавлению. В некоторых вариантах Владимир целует Алешу, принимает его
на службу и теперь предлагает ему лучшее место на пиру, от которого
Алеша всегда отказывается. Евпраксия, наоборот, в тех случаях, когда о
ней по ходу действия вообще упоминается (что бывает далеко не часто),
всегда укоряет Алешу:
Деревенщина ты, засельщина,
Разлучил меня с другом милым,
С молодым Змеем Тугаретиным.
(К. Д. 20)
На что Алеша, нисколько не стесняясь, называет ее теми
словами, каких она заслуживает.
Так кончается эта замечательно яркая и красочная былина. Ее общий
исторический смысл, ее идейная направленность раскрываются при
рассмотрении содержания. Но может быть поставлен вопрос и об отражении в
ней также более конкретных исторических событий или отношений.
Правда, мы не можем вслед за Всев. Миллером утверждать, что в лице
Владимира выведен Святополк Изяславович, а в бое Алеши с Тугариным —
победа русских над половцами в 1096 году. Однако, отвергая точку зрения
формального, механического соответствия между фабулой былины и
историческими событиями, мы не можем отрицать, что в имени Тугарина
сохранился отзвук половецкого имени Тугор-кана. В таком случае былина
должна отражать отношение народа к тому, что совершалось при половцах.
При рассмотрении былины легко заметить, что она направлена не только
против Тугарина, но и против Владимира. Если в былине действительно
сохранено имя половецкого хана, то народный гнев направлен против той
политики сближения с ним, которую вели князья. Как мы знаем, Святополк
был женат на дочери Тугор-кана, и удельные князья пользовались его
услугами и услугами половецких войск в своих междуусобных войнах. Такое
отношение к врагу воспринимается народом как позор, и такой позор Алеша
застает в Киеве. Позор состоит в том, что враг принят с почестями,
чувствует себя хозяином, а русский великий князь перед ним пресмыкается
и раболепствует.
Если не историчен факт битвы, как он изображается в былине, то
вполне исторично двойственное отношение русских князей к исконному
врагу, с которым они вступают в соглашение и перед которым они
унижаются, вместо того чтобы ею уничтожить. Именно на это и направлен
народный гнев. Народ заставляет своего героя, смелого, бесстрашного и
решительного Алешу, одним ударом покончить с таким позором, отрубить
224
голову чудовищному Тугарину и бросить эту голову под ноги Владимиру.
Свое осуждение народ выражает теми художественными средствами,
которые тогда были в его распоряжении. Он имел и хранил в своей памяти
песни о борьбе с чудовищами. Эти чудовища теперь приобретают
историческое имя и человеческие очертания, оставаясь в то же время
чудовищами. Мифология сменяется историей, на смену фантастике начинает
приходить действительность.
Остается еще вопрос о поведении Евпраксии. Оно явно не восходит ни
к какой политической истории, и представители так называемой
исторической школы никак не могли его объяснить. Всев. Миллер объявляет
весь эпизод с Евпраксией «позднейшим наслоением», а таковые, по мнению
Миллера, всегда означают ухудшение и искажение. На самом же деле это не
позднейшее наслоение, а, наоборот, древнейший, еще не вполне изжитый
реликт. Из всех опубликованных записей этой былины насильничание
Тугарина над Евпраксией имеется в семи случаях. В остальных его нет, мы
смело можем сказать — уже нет. Фигура змея в фольклоре представляет
собой с древнейших времен похитителя женщин и насильника над ними. С
перенесением сюжета в условия киевского эпоса он становится
соблазнителем жены Владимира, и это сделано осмысленно, так как
подчеркивает и усиливает унижение Владимира, от которого его спасает
Алеша.
Мы видим, таким образом, что в этой былине прекрасно отражено
движение и развитие эпоса. Одни элементы исчезают, другие развиваются и
нарастают. На данной ступени своего развития этот сюжет остановился. На
его базе была создана новая былина, а именно былина о встрече и бое
Ильи
Муромца с поганым Идолищем. К этой былине теперь и надо обратиться.
Как мы видели, в раннем русском
эпосе есть много былин о сватовстве. Позже главным содержанием эпоса
становится борьба за национальную независимость. Однако былины о
сватовстве никогда не забывались полностью. В рассматриваемую нами эпоху
сложились две новые былины, содержанием которых является борьба за жену.
Это — былина об Алеше и Елене Петровичне (иначе называемая также былиной
об Алеше и сестре Петровичей или Збродовичей) и былина о Хотене
Блудовиче. От старых былин о сватовстве эти песни отличаются иным
характером реалистичности, иной идейной направленностью. Борьба за
невесту происходит в весьма реалистически изображенной бытовой
обстановке и носит ярко выраженный характер борьбы социальной.
Былина об Алеше и сестре
Петровичей пользуется более широким распространением, чем другие былины
этой эпохи. Она известна в количестве 23 записей.1 Из этих
записей 12 падают на район Пинеги, где эта былина была особенно
популярна. Бросается в глаза полное отсутствие ее в Олонецком крае.
Былина эта никогда не имела повсеместного распространения, но все же
была распространена достаточно широко. Записи ее охватывают Беломорье,
Мезень, Печору, центральные области (Москва, Орел), Белоруссию, Сибирь.
Центрально-русские и белорусские варианты имеют не былинную форму, а
балладную, о чем будет сказано ниже.
Сноски к стр. 419
1 А. М. Астахова. Былины Севера, т. I, стр. 552; см. также Шейн П. В.
Материалы для изучения быта и языка русского населения северо-западного
края, т. I, часть 1, СПб., 1887, № 526. Былина имеет некоторую связь со
сказкой о деревянном орле. См. Андреев, 575; J. Bolte und G. Polivka, I,
№ 12, II, № 77а.
420 В фольклористике эта
былина изучалась мало. Ею пользовались главным образом для того, чтобы
на ее материале доказать, что Алеша — герой отрицательный, что образ его
вырождается, что он отличается безнравственностью и лживостью, что он
«неудачливый ловелас», «злостный наветчик женской чести» и пр. Все эти
измышления могут быть опровергнуты подробным текстуальным изучением
самой песни.*
Былина об Алеше и Елене
Петровичне известна в двух основных версиях. Одну, преобладающую, можно
назвать собственно былинной версией, другую, относительно довольно
редкую, можно назвать версией балладной. В чистой форме баллада
встречается только в тех местах, где эпос не сохранился: в Москве, в
Белоруссии, в районе города Орла. Мы рассмотрим прежде всего традицию
былинную.
Былина об Алеше и Елене обычно
начинается с пира у князя Владимира в Киеве. Приуроченность к Киеву
довольно устойчива, хотя и не обязательна. Сюжет связан с Киевом как с
большим городом, но не как с центром Руси. На этом пиру находятся два
брата, названные двумя братьями Петровичами. Они наряду с Алешей —
главные действующие лица былины, антагонисты Алеши. Между ними и Алешей
разыгрывается основной конфликт.
Для анализа художественного
замысла былины образ и роль братьев должны быть изучены столь же
пристально, как и образ Алеши. Кто они — это в начале песни еще неясно.
Настоящее лицо братьев выясняется постепенно. Пока известно только их
отчество — Петровичи и прозванье — Збродовичи, которое подвержено
большим колебаниям (Збродовичи, Сбродовичи, Збородовичи, Бродовичи,
Бородовичи) и не поддается безупречной этимологизации.
На пиру обычно присутствуют
князья, бояре, духовенство и купечество. Это как бы один лагерь. Другой
— это киевские богатыри, крестьянство и городское «простонародье». В
двух случаях, где пир происходит не при дворе Владимира, а в доме самих
Петровичей, они купцы (Григ. I, 125, 173). В одном случае пир заменен
«беседой» у дьякона (Кир. II, 66). В одном случае они названы братьями
Долгополыми, Лукой и Матвеем Петровичами (Онч. 3). Имена эти перенесены
из других былин, но перенесение стало возможным потому, что к Петровичам
вполне подходит прозвание Долгополых. Таким образом, в тех случаях,
когда вообще упоминается о социальной принадлежности братьев, они
связаны либо с боярством, либо с купечеством, либо с духовенством.
Решительно все ученые, писавшие
об этой былине, утверждали, что братья хвастают добродетелями,
благонравием сестры. Посмотрим, так ли это в действительности. 421
Есть у нас, у братьев, родна сестра,
Свет Наталья Збродовична;
Сидит она в высоком тереме,
Сидит заперта двумя дверями,
Она замкнута тремя ключами;
Ей красно солнышко не огреет
И буйны ветры не обвеют,
Ясный сокол мимо терема не пролетит,
На добром коне мимо молодец не проедет.
(Кир. II, 67)
Такова одна из форм
хвастовства братьев в этой былине, форма весьма типичная и
распространенная. Легко заметить, что о качествах самой девушки, о ее
нравственных достоинствах или недостатках ни словом не упомянуто. В
данном сюжете братья хвастают не добродетелями своей сестры, а тем, что
она хорошо заперта.
Лобода правильно заметил, что
мотив девушки, содержащейся в тереме, общеэпический. Число приводимых им
примеров можно было бы значительно увеличить. Но чего Лобода не заметил,
это совершенно реалистический характер заточения девушки в русской
былине. Описание душевного состояния или переживаний не в стиле эпоса.
Поэтому о чувствах самой девушки никогда ничего не говорится. Народ в
этом и не нуждается, так как чувства эти для него ясны: девушка
изображается как страдалица; она в своем тереме жестоко томится.
Слова братьев «на добром коне
мимо молодец не проедет» содержат открытую насмешку над богатырями. Эта
противо-богатырская направленность их хвастовства бывает иногда выражена
более резко.
Да сидит у мня сестрица родимая,
Как сидит она в высоком-то новом тереме.
Ай сидит она за многими за заморскими,
За заморскими сидит она за замочками,
Чтобы красно ей солнышко не запекло,
Чтобы буйные ветры да не завеяли,
Чтобы народ, люди добрые, не увидели,
Чтобы русские могучии ей богатыри,
Все дородны-то ей добры молодцы.
(Марк. 7)
Или:
А и добры молодцы-то они же не засмотрели,
А еще киевски богатыри не видывали.
(Крюк., I, 33; ср. Григ. I,
54, 81, 85, 118; Марк. 93)
Такова наиболее полная форма
хвастовства, форма, которая часто подвергается сокращению. Певцы
отбирают наиболее яркие, типичные и реалистические черты и отбрасывают
сказочные. Так, оберегание девушки от солнечных лучей в отдельности
422 не встречается и начинает из песни вообще выпадать. Зато прочно
сохраняется заточение девушки под замком с ключами. В печорской былине
она заперта
За семима-те стенами да городовыми,
За семима-ти дверьми да за железными,
За семима-те замками за немецкими.
(Онч. 3)
В белорусской песне:
Есть у нас сестрица
За тридевять замками,
За тремя сторожами.
(Шейн. Мат.
I, № 526)
В современной записи от Марфы
Крюковой девушка сидит
За дверьми за тяжелыми дубовыми,
А и за теми ли за караульщиками за строгими.
(Крюк. I, 33)
Наряду с упоминанием замков,
стен, дубовых дверей, сторожей встречается упоминание о том, что Елену
никто не видел.
Есть как у нас дома родна сестра,
Да родна сестра Олена Петровична,
Да никто то ей не знает, не ведает.
(Григ. I, 81)
Все эти случаи показывают, что
сиденье девушки в хоромах отнюдь не добровольное. Она не затворница,
которая избегает девичьих игр и хороводов. Такой она изображается не в
былине, а в балладе, записанной в Москве:
У нас сестра хороша,
Голубушка пригожа;
На улицу не ходит,
В хороводы не играет,
В окошечко не смотрит,
Бела лица не кажет.
(Кир. II, 64, Москва)
Однако такое затворничество
вовсе не представляется идеалом с точки зрения народа, слагающего
хороводные и игровые песни. Оно идеал с точки зрения церкви,
духовенства, монашества, запрещающего эти песни и игры. Таким образом, в
лице Елены выводится не нравственный идеал девушки с точки зрения морали
господствующего класса, а героиня-страдалица, внушающая слушателю
сочувствие к ее печальной судьбе.
В некоторых случаях братья
хвастают красотой своей сестры (Григ. I, 104) или ее умом. 423
У нас Оленушка есть умная,
У нас Петровна есть разумная.
(Григ. I, 72, 97,
100, 125, 173)
Впрочем, под словом «умная» не
следует понимать ум в собственном смысле слова. «Умная» с точки зрения
братьев означает «послушная», выражает покорность, безропотное
подчинение воле братьев.
Картина хвастовства братьев, в
каких бы разновидностях мы ее ни рассматривали, обнаруживает полное
единство, постоянство и устойчивость. Хвастовство это рисует нам картину
насильственного заключения девушки.
На этом пиру находится Алеша. Он
слышит хвастовство братьев. Это хвастовство его задевает и возмущает, и
Алеша со свойственной ему решительностью, горячностью, и насмешливостью
сразу вступает в борьбу с братьями и становится на защиту девушки. Как
богатырь, Алеша не может остаться равнодушным к словам братьев,
содержащим насмешку над богатырями. В печорской былине после хвастовства
братьев говорится:
А уцюло тут ведь ухо богатырское,
А завидело око да молодецкое.
(Онч. 3)
Это значит, что слова братьев
задевают Алешу именно как богатыря. Эти слова ему «пришли за беду», «за
великую обиду показалися». Богатырская честь требует, чтобы насмешка над
богатырями не осталась не отсмеянной.
Но есть и другая причина, почему
Алеша не может молчать. Несмотря ни на какие замки, на решетки и
сторожей, Алеша уже давно знает Елену и видится с ней. Как ему удается
обойти сторожей и проникать к ней — об этом песня умалчивает, но в этом
народ несомненно усматривает своего рода молодечество. Елена — его
будущая жена, но он не может идти прямым путем и просить ее руки, так
как ее оберегают от богатырей и, по-видимому, в будущем назначают в жены
кому-нибудь из здесь присутствующих сыновей князей, бояр или богатых
купцов, более достойных претендентов на ее руку, чем поповский сын
Алеша.
Теперь настал момент, чтобы
вырвать ее из плена, на который ее обрекли братья, и взять ее за себя,
не спрашивая их согласия, так как согласие никогда не будет дано. К
этому моменту сущность конфликта, расстановка сил, характеры и
стремления действующих лиц определились с полной ясностью; четко
обозначились противоборствующие стороны. Один лагерь представлен
братьями Петровичами, врагами Алеши. С их точки зрения Алеша — обманщик,
соблазнитель и ловелас. Другой лагерь — это сама девушка и Алеша. С их
точки 424 зрения братья — злые мучители и изверги. На чьей стороне
певцы, в этом не может быть никакого сомнения.
В Алеше просыпается богатырь.
В печорском варианте он выступает
обвинителем братьев прямо перед лицом Владимира:
Тут ставает удалой да доброй молодец
Из того же из угла да из переднего,
Из того же из-за стола середнего,
Как со той же со лавки, да с дубовой доски,
Молодые Алешенька Попович млад;
Он выходит на середу кирпищат пол,
Становился ко князю да ко Владимиру.
(Онч. 3)
Не всегда выступление Алеши
столь величественно, как в данном случае. Но этот случай с особой
резкостью и художественной выразительностью подчеркивает сознание героем
своей правоты и своего достоинства. Обычно Алеша прямо отрицает то, что
говорят братья, явно над ними издеваясь и дразня их. Выражаясь довольно
прозрачными эвфемизмами, он дает братьям понять, что Елена уже навсегда
принадлежит ему. Необходимо подчеркнуть, что ни в одном из
опубликованных вариантов Алеша не назван «бабьим пересмешником». Таким
он назван в былине об Алеше и
Добрыне; здесь
же этот эпитет был бы совершенно неуместен. Алеша не насмешник над
девушкой, а ее спаситель. Если же он насмешник, то не над Еленой, а над
ее братьями.
Надсмеялся ты над моими братцами родимыми, —
(Григ. I, 104)
говорит ему Елена в конце былины с скрытым чувством удовлетворения.
Что он своей насмешкой попадает в
цель, видно из того, что братья впадают в ярость. Теперь уже не об
Алеше, а о братьях говорится:
Тут-то братьицам да за беду пришло,
За беду пришло да за великую.
(Григ. I, 54)
Однако братья никогда не
обращают своего гнева против Алеши, никогда не вызывают его на бой, так
как на борьбу с богатырем они не отваживаются. Весь свой гнев они
обращают против беззащитной сестры. Иногда они тут же с пира
отправляются, чтобы предать ее казни, но чаще они проверяют утверждение
Алеши, причем он сам учит их, как это сделать: если вечером бросить в ее
окно ком снега, она выйдет на крыльцо 425 или позовет его из окна.
Опыт этот всегда удается, и теперь братья готовят сестре жестокую
расправу.
Форма расправы, которую готовят
братья, разнообразна по своему характеру, но одинакова по своей
сущности. Раскрывается истинное лицо братьев и вместе с ними всего того
уклада жизни, который они собой представляют. Иногда они тут же
подымаются в ее терем, выламывают двери, врываются к ней и за волосы
тащат ее в поле, чтобы там отрубить ей голову (Кир. II, 67 и др.).
Иногда они зовут палачей, заказывают им плаху или саблю, но рубить
голову они собираются сами. Иногда сабля заказывается в кузнице. Палачей
зовут иногда тут же, не уходя с пира:
Уж вы ой еси, да палачи!
Вы несите-тко да дубову плаху,
Несите-тко да саблю вострую;
Вы ведите Оленушку за белы руки,
Я при вас Оленушке снесу буйну голову.
(Григ. I, 72)
Нередко они заставляют нести
плаху и саблю свою сестру (Григ. I, 100). Пока они едут за плахой, они
закапывают Елену по пояс в землю (Григ. I, 118). В одном случае характер
казни не совсем ясен:
Хотят нашу Олену призакинути камкой,
Ой, хотят нашу Олену призахлопнути доской;
На погосте-то поют, да тут Оленушку везут,
На погосте-то звонят, да тут Олену хоронят.
(Григ. I, 85)
По-видимому, дело сводится к
тому, что Елену под церковный звон хотят похоронить живьем.
Сама Елена никогда не
оправдывается. В некоторых случаях она напоминает братьям о том, что их
жены им изменяют, и это, по-видимому, должно как-то оправдать поступок
ее. Такое привнесение мы должны признать неудачным и несоответствующим
содержанию былины, так как Елена вовсе не является изменницей (Марк, 7,
93; Крюк. I, 33). Оно имеется только в беломорской традиции.
Елена совершенно безропотно
переносит все издевательства над ней. В некоторых случаях она только
просит, чтобы ее на казнь вели мимо «народа», мимо «торгов» или «ярманки»,
чтобы народ ее видел и мог ее оплакать. Братья это выполняют. В одном
случае она просит отложить казнь до воскресенья, когда народ пойдет в
церковь. Народ по-разному реагирует на происходящее: 426
Богатый едет — прихохочется,
А ровный едет — прирассмехнется,
А бедный едет — весь приплачется.
(Григ. I, 100; ср. Григ. I,
81, 128, 173)
Богатые смеются над Еленой и
торжествуют за братьев, бедные — плачут над Еленой и проклинают их. Но
это же место показывает, что братья не учиняют личной расправы. Они
учиняют регулярную казнь — на площади, с палачами, на виду у всего
народа и под церковный звон. Это значит, что в былине братья Петровичи
осуждены не как жестокие мучители индивидуального порядка, а что в их
лице осужден тот общественный строй, который делает возможным эту казнь.
Но героическая песнь не может
кончиться торжеством несправедливости и слезами без борьбы. Народ не
только слезно плачет. В лице Алеши он посылает Елене своего спасителя,
освободителя, героя.
В то время как братья готовятся
умертвить свою сестру, совершенно неожиданно является Алеша во всем
блеске своего богатырства.
Что из далеча, далеча, из чиста поля,
Из чиста поля да от синего моря
Бежит комонь, конь вороненький,
Конь вороненький, конь хорошенький.
На коне-то сидит да млад ясен сокол,
Ясен сокол да добрый молодец:
«Здравствуй, здорово, Олена Петровична!
Подай-ка ты белы руки ко мне,
Покажи-ко ты свое бело лицо».
Подала как Оленушка белы руки свои,
Показала Петровна бело лицо свое,
Столько видали Олену, как на добра коня садилась,
А не видали, в котору сторону махнули они.
(Григ. I, 81)
Часто былина кончается именно
так: Алеша и Елена исчезают с глаз. Однако многие певцы считают
необходимым подчеркнуть, что он увозит ее в церковь и венчается с ней.
Выскочил Алеша Попович млад:
«Вставай-ка ты, Олена, на резвы ноги,
Садись-ка ты, Олена, на добра коня;
Поедем-ка, Олена, ко божьей церкви.
Мы златым венцом, Олена, повенчаемся,
Златы перстнем, Олена, поменяемся».
(Григ. I, 85)
В этом случае Алеша увозит ее
с могилы, в которой ее хотят похоронить заживо. В тех случаях, когда
братья ее закопали по пояс, отправляясь за плахой, Алеша ее откапывает.
427 Если певцы заставляют Алешу
вести Елену в церковь, этим подчеркивается законность его прав и его
моральная правота в глазах исполнителей былин.
Подвиг Алеши характерен именно
для молодого героя. Этот подвиг типичен для Алеши; ни
Добрыне, ни
Илье и никому из других
богатырей он приписан быть не может. Алеша, совершающий воинские
подвиги, и Алеша, добывающий себе невесту и жену, вырывающий ее из пасти
не мифического чудовища, а из пасти не менее страшных человеческих
чудовищ, есть один и тот же Алеша — герой русского эпоса.
От героической трактовки сюжета отличается спорадически встречающаяся
балладная трактовка его.
Непонимание истинного смысла былины сказывается у некоторых певцов,
когда они заставляют Алешу просить у братьев руки Елены (Кир. II, 67). У
М. С. Крюковой это сватовство поддерживает
Илья Муромец. Сам
Владимир с Евпраксией приезжают сватами к братьям. Здесь сохранен и
былинный стих и внешняя обстановка былин (Владимир,
Илья Муромец, Киев), но
былина потеряла свой героический смысл; такова, по-видимому, беломорская
традиция этого сюжета (ср. Марк. 7). Полное перерождение в балладу мы
имеем в единичных случаях, когда действие уже не приурочивается к Киеву
и казнь действительно происходит (Кир. II, 64). Здесь Алеша даже
присутствует при казни: голову бросают ему под ноги. Алеша ничего не
предпринимает для спасения своей невесты. Песня записана в Москве и
отражает мещанские вкусы. Мещанская идеология, психология и эстетика
иногда проникают и в крестьянские массы, искажая исконную героическую
былину. В белорусской песне девушка просит ее похоронить в поле у
дороги, где Попович пасет коня. Увидя ее могилу, он тяжело вздохнет
(Шейн, Мат. I, № 526). В одной пинежской песне братья везут сестру в
церковь и выдают ее за другого, а «герой» слезно рыдает (Григ. I, 72). В
этом случае герой назван не Алешей, а Данилой. В записи А. М. Астаховой
казнь также совершается: братья разрывают сестру на части (Аст. 21). А.
М. Астахова считает такой трагический конец исконным и древним. Это —
несомненно заблуждение. Такой конец есть результат искажения и
непонимания истинного смысла былины.
Проф.
А. П. СКАФТЫМОВ. ПОЭТИКА И ГЕНЕЗИС
БЫЛИН ОЧЕРКИ
Алеша Попович
К былинам об Алеше
Поповиче имеет отношение книга И. П. Сазоновича (см. №
292). Сазонович дает обширный материал сказаний песен и легенд эпоса
разных народов для сравнения с былинным сюжетом о неудавшейся женитьбе
Алеши. Сазонович отмечает обилие архаических подробностей в содержании
русских былин на этот сюжет (архаическими Сазонович считает те, которыми
русские обработки исследуемого им сказания, „роднятся с соответствующими
воспроизведениями той же темы в поэзии западно-европейской и в поэзии
славянских народов“); указывает на первичность имени
Добрыни в
былинах данного круга (не
Соловья
Будимировича со щапом Давыдом Поповым); отмечает влияние польских
песен про Домброву на былине о
Добрыне и Алеше
(имя, музыкант, прыжок через стол); устанавливает принадлежность
юго-западной Руси имен таких былинных героев, как Василий Казимирович,
Иван Дубрович (?), Чурило Пленкович (о Чуриле дается интересное
свидетельство сатиры польского писателя Рея 16 века); наконец,
устанавливает связь этих былин с южно-славянскими песнями и, в более
отдаленной степени, с западными романтическими сказаниями, восходящими к
классическому рассказу о возвращении Одиссея в Итаку, где ждала его
верная Пенелопа (о книге И. П. Сазоновича смотри отзыв И. Н. Жданова (№
77).
2. К былинам об Алеше и
Тугарине см. соображения Вс. Миллера в ст. „Илья Муромец и Алеша
Попович“ (см. об Илье
Муромце № 211 и 219). Загадочное известие об Алеше в Никоновском
своде, прикрепляющее его, в разрез с другими летописными данными об этой
личности, к Киеву ко времени 1000 года, обставлено Миллером некоторыми
новыми догадками. Предание Никоновской летописи о нападении Володаря на
Владимира, при отбитии которого Алеша Попович убил Володаря, Миллер
прикрепляет к историческим фактам похода Володаря и Василька
Ростиславичей вместе с Боняком в 1097 году на угрови к разгрому Боняком
окрестностей Киева в 1096 году. Владимир былин здесь соответствует
Владимиру Мономаху. Предание, связывающее имя Алеши Поповича с борьбой
против половцев, относится к тому периоду нашего эпоса, когда половцы
еще не были бесследно вытеснены татарами. Этому Миллер находит
подтверждение в собственных именах: Тугарин соответствует Тугоркану:
Тугоркан при Владимире (Мономахе), Тугарин тоже при Владимире (Красное
Солнышко), близость Тугарина к Апраксии отражает родственные отношения
Тугоркана к князю Святославу Изяславичу (тесть), Тугарин, как враг
Киева, отражает враждебные набеги Тугоркана на Переяславль и др.,
которые и закончились его убийством. В истории переработки древнего
предания Вс. Миллер отмечает такие моменты:
1) „Связь имени Алеши с именем Александра, быть может повела к тому, что
в описание боя Алеши с Тугарином внесена подробность
152
из боя другого героя Александра, известная из книжного сказания, именно
хитрость Александра Македонского, употребленная им в единоборстве с
царем Пором“ (115; ср. А. Н. Веселовский. Из ист. ром. и пов., I, с.
388).
2) Исходя от прозвища „Попович“ придумали ему родословную от отца
ростовского попа Леонтия (имя ростовского святителя Леонтия).
3) Летописный Тороп чаще заменяется Екимом.
4) „Дальнейшая переработка сюжета — Алеша и Тугарин — стоит в связи с
эволюцией былинного типа князя Владимира и княгини Апраксии (обезцвечивание
и понижение княжеского и морального достоинства) (с. 115—118). (Кроме
этих, соображения Миллера об эволюции былин об Алеше см. ниже; об
Илье Муромце там же см.
статью Б. М. Соколова „Илья
и Идолище поганое“).
Ссылки: 77. — Разбор
сочинения И. П. Созоновича „К вопросу о западном влиянии на славянскую и
русскую поэзию“. Отчет XLII нагр. гр. Уварова. Зап. Ак. Н. И.-Ф. О., т. VI,
2, 1902. Отдельно, СПБ., 1902.
211. Илья Муромец и
Алеша Попович. И. О. Р. Я. и сл. А. Н. 1908, XIII. Перепечатано, см. №
219.
292. Созонович, И. П.
К вопросу о западном влиянии на славянскую и русскую поэзию. Варшава.
1898. (П.). (Б.). |
