В первых рядах шествия шел цвет углицкой интеллигенции. Там были все
мои родные и знакомые. Женщины прикладывали платки к глазам и носу.
Мужчины несли шапки в руках. Муся, печальная и круглоглазая, держалась
за руку матери.
— Муська! - заорала я. - Иди сюда!
— Лелька! - обрадовалась она. - Сейчас!
Проскользнув под ногами
шествующих, она
схватила меня за руку.
— Мама так ругается, что ты пошла с ними, так ругается! - бормотала она.
- И все тетька Шурка жучит да Ольга эта толстая... Анна Иванна тоже
приперлась: «Мои дети, мои дети, они себе этого никогда не позволят...».
Дура...
Я молчала. Трубы ревели, как слоны, заглушая тонкие песни монахинь.
Старое кладбище Алексеевского монастыря глухо откликалось пышными
своими склепами и памятниками. Коммуниста хоронили недолго. Секретарь
исполкома влез на свежий холм могилы, знамя свешивало свою голову на
глинистую землю холма.
— Товарищи, - сказал он, - здесь мы с вами стоим на свежей могиле
товарища Раскина... Товарищи! Товарищ Раскин - старый коммунист, он
большевик, товарищи. Настоящий, то есть, большевик... А мы окружены
врагами, то есть, гадами, товарищи... (Мысли давили его, он цеплялся за
слово «товарищи», как цепляются люди за близких в отчаянии или
нерешительности.) Да, гадами. Вот взгляните, кто эти люди, кто шел за
гробом монашки? Да, есть между ними, которые несознательные, но в
большинстве они враги, да, враги, товарищи... И мы должны сплотиться и
не бояться их. Нас мало, товарищи, в этом городе, но вы
предыдущая
1,2,3,4,5,6,7,8,9,10,11,12,13,14,15,16,17,18,19,20,21,22,23,24,25,26,27,28,29,30,31,32,33,34,35,36,37,38,39,40,
41,42,43,44,45,46,47,48,49,50,51,52,53,54,55,56,57,58,59,60,61,62,63,64,65,66,67,68,69,70,71,72,73,74,75,76,77,
78,79,80,81,82,83,84,85,86,87,88,89,90,91,92,93,94,95,96,97,98,99
следующая |