"Краткая энциклопедия славянской мифологии" Шапарова Н.С. Издатнльства: "АСТ", "АСТРЕЛЬ", "РУССКИЕ СЛОВАРИ". Москва 2001

Энциклопедический словарь "Славянский мир I-XVI века" В. Д. Гладкий, Москва  Центрополиграф 2001 г.

"Энциклопедия суеверий" "Локид" - "Миф" Москва 1995

С. В. Максимов "Крестная сила, нечистая сила", "Издательство АСТ" Уроки колдовства 1999 г.

М. Власова "Русские суеверия" Санкт-Петербург издательство "Азбука-классика" 2001.

"Скоморошины" - М.: Эксмо, 2007.

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

"Краткая энциклопедия славянской мифологии" Шапарова Н.С. Издатнльства: "АСТ", "АСТРЕЛЬ", "РУССКИЕ СЛОВАРИ". Москва 2001

ЧЁРТ  

   ЧЁРТ — злой дух, общее название для многочисленных нечистых духов.
   Вероятно, сам образ черта имел дохристианское происхождение, но христианские представления о дьяволе оказали сильное воздействие на его позднейший облик. Судя по всему, наименование «черт» сменило название «бес», которым после принятия христианства стали обозначаться самые разнообразные нечистые существа и силы «дохристианского происхождения» («Бес — дух, демон в самом общем понимании»). В народных поверьях черти могут отождествляться с бесами и демонами; черта могли также именовать дьяволом или сатаной. Однако нередко все эти «нечистики» воспринимались и как разные духи, «заведующие» разными злыми деяниями: так, по народному убеждению, «черт смущает, бес подстрекает, Дьявол нудит, а Сатана знамения творит для колебания крепко в вере пребывающих»; согласно народной поговорке, «черт чертом, а Дьявол сам по себе».
   Собственно, само слово «черт» в народной речи употреблялось довольно редко, так как считалось, что «слово черт произносить грех, не то он привяжется и будет причинять зло». По этой причине слово черт обычно заменялось различными прозвищами, характеризующими различные черты внешнего облика и характера этого демонического персонажа: нечистый, немытик, некошной, недобрик, лукавый, грешок, враг, рогатый, черный, плохой, шутник, шут, шишок, окаяшка и т.п. Нередко использовались также указательные наименования: «он», «тот» и т.п.
Легенды о происхождении черта, бытующие в народе, как правило, восходят к апокрифической литературе и базируются на представлениях о борьбе светлого и темного начал в мироздании, о борьбе сил Бога и Сатаны. По некоторым легендам, черти — это вышедшие из повиновения божей воли ангелы, которых архангел Михаил сбросил с неба и которые упали на землю, но не прошибли ее насквозь, как Сатана, а остались на поверхности. По другим поверьям, черти произошли от плевка Бога или от Сатаны (так, по некоторым поверьям, Сатана создал чертей, ударив молотом по камню).
   Облик черта в народных поверьях был весьма разнообразен. Так, в фольклоре и на народных картинках черт изображался обычно как антропоморфное существо, покрытое черной шерстью, с рогами, хвостом и копытами. В русской средневековой живописи черт отличается от человека остроголовостью или волосами, стоящими дыбом, — шишом (отсюда названия типа «шиш», «шишига»); иногда — крыльями за спиной, и т.п. В поверьях многих мест традиционный облик черта, в общем, схож с обликом бесов: он — черное (синее или темное) мохнатое существо с крыльями и хвостом, с когтями, рожками и копытцами; глаза его горят, как угли, голос зычный и сиплый, «каркающий»; он «востроголов, как сыч», может быть кривым, лысым, хромым (по поверьям, черти сломали себе ноги во время падения с неба) и т.д.
   При этом, однако, по мнению некоторых исследователей, подобному образу беса-черта, напоминающего фантастическое животное, предшествовал (или сопутствовал) образ обнаженного женообразного юноши с женскими (часто поднятыми над головой и спутанными) волосами. Такой облик прослеживается в памятниках древнерусского и средневекового искусства: так, демон старинной живописи был даже не страшен по своему виду, а пугал только идеей вечной погибели; мастера же XVII в. «стали намеренно ухищряться в вымышлении отвратительных очертаний бесовских фигур».
   Характерной особенностью черта в народных поверьях является его способность к оборотничеству, особая склонность к разнообразным метаморфозам. Так, по поверьям, черти могут принимать любой облик; наиболее же часто они превращаются в черную кошку или собаку, в человека (странника, ребенка, кузнеца или мельника, знакомого, монаха, священника, солдата и т.п.), в змея или змею, в свинью, мышь, лягушку, рыбу, сороку, козла, барана, лошадь, зайца, волка, а также в клубок ниток, ворох сена, камень, вихрь, огненное колесо или шар, куст бузины и т.д. Так, в быличках и рассказах самых разных мест черт «каркает вороном, стрекочет сорокой»; принимает вид «животного с черной шерстью, человека с рожками»; «летает вихрем»; является «огненным помелом», и т.д. Согласно многим поверьям, «черти являются людям в разных видах, смотря по цели. Если нечистому, черту, надо испугать человека, то он является в виде страшного зверя; если «самустить» (совратить) на худое дело — в виде человека; коли подурачиться, поглумиться над людьми — то в виде кошки, собаки и т.д. Столб пыли, поднимаемый вихрем, производят черти, когда они «водятся между собой». Помимо этого, черти, по народному убеждению, любят принимать неопределенный, но «страшный» облик, либо быстро менять обличья.
При всем при этом, однако, считалось, что черти почти никогда не принимают облика коровы (самого дорогого домашнего животного), петуха (вестника приближения светлого дня), голубя (самой чистой и невинной птицы, воплощения Святого Духа), а так же осла (на котором сам Господь ехал во святой град). Не принимают черти и облика святых предметов (т.е. креста и т.п.). Остальные же обличья черт принимает с легкостью, и узнать его в этих обликах бывает весьма сложно.
   Обычно считалось, что черта-оборотня можно узнать по каким-либо аномальным, нетипичным для данного облика признакам. Так, по некоторым поверьям, черт, даже обернувшись человеком, имеет едва заметные рожки и копытца (которые он обычно прячет, например, под шапкой и в сапогах), а также горящие глаза, хвост и зычный или сиплый голос. У него может быть подоткнута правая пола одежды; он мол<ет носить красную шапочку (реже — красную рубашку или пояс). Кроме того, он может быть кривым или хромым, иметь рыжие волосы, хвост и т.д. Черта-зверя также молено узнать, обычно по черному или рыжему цвету шерсти.
   Во многих местах (по большей части — у восточных славян) черт — родовое понятие, включающее вообще всю нечистую силу («нежить», «нечистиков»), т.е. водяных, леших, домовых и пр. По некоторым поверьям, водяные, лесные, домовые и прочие духи — это водяные, лесные и т.д. черти, в которых «поделались» свергнутые с неба ангелы. Так, в народных легендах происхождение нечисти часто связывается с ветхозаветным мифом о падших ангелах: сброшенные с неба Богом, они летели сорок дней и попадали в леса, на поля, в реки и дома, превратившись в духов отдельных урочищ (т.е. в водяных, леших и т.д.). Вместе с тем, собственно черти в народных поверьях отличаются от прочей нечисти своей повсеместностью, свободой передвижения (повсюду, вплоть до церкви ночью), а также местами своего обитания.
   В отличие от других персонажей нечистой силы, традиционное местообитание чертей во многих поверьях — ад, преисподняя, подземные вертепы, где они мучают грешников: «У них (чертей) есть дома глубоко в земле, и называемые адом... Там все черти живут, там и Сатана». В тех местах, где леших, водяных и пр. считали лесными, водяными и т.д. чертями, считалось, что «в аду живут «насыльные», самые «лихие» черти, существующие кроме постоянной нечистой силы, живущей на земле, в воде, лесах, оврагах, домах». При этом, однако, по поверьям некоторых мест, «до Страшного Суда чертей в аду очень мало: они все почти на земле, около людей». Нередко считалось даже, что «много чертей в аду увечных, потому что Сатана беспощадно бьет их, жарит на сковородах, обрывает уши, хвосты и т.д., если они не исполняют в точности его поручений — не вылезают на землю соблазнять людей»; по этой причине черти большую часть времени пребывают на земле, занимаясь своими «бесовскими делами», а в ад спускаются лишь на время (за указаниями и т.д.).
   Самые излюбленные места обитания чертей в народных поверьях — болота и глухие места, бездонные трясины, уходящие глубоко под землю: «На трясинах или заглохших и заросших озерах, где еще уберегаются пласты земли, сцепленные корнями водорослей, человеческая нога быстро тонет. Еще зияют кругом и около сохранившиеся во множестве окна — те места, где вода открыта и глубока, но где уже завязалась моховая поросль и скопились плывучие зыбуны. Здесь отвердевающая почва еще зыблется; из-под ног выступает вода и ходить очень опасно: упругий пласт захлестывает ямки, намеченные ногой человека. Неосторожного охотника и дерзкого путника, очутившихся беспомощными и в одиночестве, засасывает вглубь подземная сила и прикрывает сырым и холодным пластом, как гробовой доской. Тут ли не водиться злой дьявольской силе и как не считать чертям такие мочаги, топи, ходуны-трясины и крепи-заросли благоприятными и роскошными местами для надежного и удобного жительства?»
   Один из народных рассказов о сотворении мира объясняет местопребывание чертей в болотном подземно-подводном мире так: «Черт за щеку спрятал глину (при творении мира). Архангел донес на пего. Черту пришлось выплюнуть — образовались горы и озера. Бог в наказание посадил черта в самый глубокий и бездонный овраг и наполнил его вонючей водой и глиной. Поэтому черти теперь и бывают в оврагах и болотах, даже слышать можно, как они там стонут, визжат и хохочут».
   Кроме того, по народным представлениям, черти любят жить не только в болотах, но и вообще в воде, особенно в воде стоячей. Так, по некоторым поверьям, молодые черти до 30-тн лет живут холостыми в речках; потом переселяются в болота и омуты, где женятся и «распложаются»; старые же черти живут в море. Попав в человеческое жилье, черт может забраться в воду, предназначенную хозяевами для питья и т.д.; так, повсеместно считалось, что если не закрыть посуду с водой если не дощатой крышкой или тряпицей, то, в крайнем случае, двумя лучинками, положенными крест накрест, и особенно если оставить сосуд с водой непокрытым на ночь, то в него непременно заберется черт. Одна из великорусских легенд повествует, что некий святой подвижник (по некоторым преданиям — Андрей Блаженный) встретил черта, всего перепачканного, и посоветовал ему: «Иди, обмойся водой речной, что ты таким пакостным ходишь?»; черт же ответил ему: «К реке меня не пускает ангел, а велит идти в ту первую избу, где стоит непокрытая кадка с водой и где она не ограждена крестным знамением. Туда я и иду. Мы все там всегда и обмываемся».
   Нередко считалось также, что черти любят появляться в сумрачных лесных дебрях, непроходимых пущах; по некоторым поверьям, черти по зорям собираются на советы на опушках глухого леса, а в жару прячутся в тени больших елей. В некоторых местах (преимущественно на севере) считалось, что черти больше всего любят селиться в глухих, непроходимых В болотистых лесах, там, где дремучий лес перемежается с бездонными трясинами болот.
   Кроме того, повсеместно считалось, что черти любят появляться, собираться на перекрестках, на росстанях, где они играют, пляшут и дерутся, а на Пасху катают там крашеные яйца. Считалось также, что черти часто появляются в пустых, нежилых или неосвященных строениях, особенно на чердаках, где они устраивают свои собрания (по некоторым поверьям, если в это время войти с огнем, все они превратятся в черных кошек и разбегутся). Традиционным местом обитания чертей в народе считались и бани, а также мельницы, особенно старые и заброшенные; повсеместно считалось, что черти собираются там по ночам и устраивают гуляния и посиделки. Так, во многих местах верили, что «на мельницу, в баню нельзя ходить около полуночи — черти задавят»; повсеместно считалось, что «если оставить на ночь непокрытый сосуд с водою, то черти непременно войдут в него, а если оставить в бане воду, после того как вымоются люди, и не заамниить ее, то черти будут мыться этою водою».
   В некоторых рассказах черти появляются не только в банях, по и в других дворовых постройках; так, иногда полагали, что черт может поселиться в овине, на гумне и т.д. Кроме того, черти, по народному убеждению, свободно проникают в дома (преимущественно через трубы) и могут поселиться иод полом, под полатями, в трубе, в голбце, под столом, под печью и т.д.; они «приходят в деревню ночью и уносят то, что не благословясь положено». В некоторых местах вообще полагали, что «у каждой хаты, т.е. у каждого строения, как и у каждого человека, есть свой нечистый дух».
   По различным поверьям, черти могут также жить на погостах и на церковных колокольнях (так, по поверьям Новгородчины, черт покидает колокольню лишь во время звона, при третьем ударе колокола). Согласно поверьям некоторых мест, черти иногда появляются и в церкви; они даже отправляют там по ночам свои службы. Так, в быличке из Симбирской губернии мужик, ночью проходящий мимо церкви, видит, что «церковь стоит, освещена, и в церкви служба идет»; он входит, начинает молится и в этот момент замечает, что «у попа и у причта лица какие-то неподходящие»; мужик догадывается, что это нечистые, черти, и спасается тем, что выходит из церкви, пятясь задом (нечистые, бросившись за ним в погоню, видят, что «из церкви назад да одного следа нет, а только в церковь», и ищут мужика в церкви).
   «Домашний быт» чертей, устройство их жизни в поверьях описываются по-разному. Согласно многим верованиям, черти могут жить семьями и иметь жен и детей; при этом, однако, считалось, что «в законный брак черти не вступают, потому что у них нет священника и их некому венчать». Женятся черти на чертихах, а также на ведьмах, удавленницах, утопленницах и т.п.; от такой связи, по поверьям, рождаются бойкие чертенята-хохлики, черные, мохнатые и в шерсти, с двумя острыми рожками на макушке головы и длинным хвостом. Кроме того, повсеместно считалось, что черти нередко соблазняют женщин, которые потом рожают от черта уродливых детей, упырей или кикимор; по некоторым поверьям, черти также женятся на душах вдов, а от брака их родятся гномы.
   В некоторых местах считалось, что черт, будучи существом вездесущим, как бы бездомен, но в то же время дома повсюду; у него нет семьи, хотя он нередко сожительствует с женщинами и женскими демоническими существами (чертихами и пр.).
   По другим поверьям, дом, семья и даже сама жизнь черта схожи с человеческими: он живет в добротной избе, у него есть хозяйство; жизнь его и его семьи протекает почти так же, как и у обычного человека (главное отличие в том, что черти не молятся, не ходят в церковь и т.д.).
   Согласно поверьям, черти подвержены многим человеческим привычкам и даже слабостям: они любят ходить в гости друг к другу, не прочь «попировать с развалом», с музыкой, вином и плясками. Часто считалось, что черт очень любит музыку и даже может обучить игре на гармони; в быличках он нередко приглашает людей-музыкантов к себе на свадьбу. На пирах, устраиваемых по случаю особенных побед над людьми, равно как и на собственных свадьбах, старые и молодые черти охотно пьют вино и напиваются; напившись, они любит поплясать и подраться, а во время пляски после попойки поднимают вихрь. Желая «погулять от души», черт нередко заходит в кабаки и даже приглашает выпить с собой прохожих: так, в одной из быличек черт приглашает пастуха в кабак (но пастуху при этом приходится скинуть лапти, так как они плетутся крестиками); в другой быличке черт справляет в кабаке поминки по теще, и т.д. По народному убеждению, черти «любят курить табак, получаемый в дар от догадливых и трусливых людей». Однако самое любимое занятие чертей — игра в карты и кости: в игре они не знают удержу и «проигрывают все, что есть за душой (а душа им полагается настоящая, почти такая же, как у людей)».
   Близость черта к человеку проявляется и в некоторых его отношениях с людьми. Так, часто считалось, что с чертом, как и с обычным человеком, можно вступить в соглашение (особенно после оказанной ему услуги: так, в быличке спасенный от грозы нечистый идет вместо спасшего его мужика в солдаты). Черт поддается на обманы и хитрости, его можно напугать. Так, например, общераспространен сюжет о том, как мужик пугает чертей тем, что вьет у озера веревку или «морщит» воду (обведение водоема веревкой — один из старинных способов колдовства, «подчиняющий» воду). По другому известному сюжету, мужик, делящий с чертом репу, предлагает отдать репу тому, кто приведет наиболее удивительного зверя; черт приводит льва, которого мужик узнает; мужик же приводит свою жену, которая идет на четвереньках, задом наперед, распустив волосы и свесив их на лицо (черт не может узнать ее и репа достается мужику).
Распоряжается чертями (особенно обитающими в преисподней) старший нечистый дух — Дьявол, Сатана или «старшой дедушка», «чертов дед», который руководит всеми чертями, «дает советы и требует отчета». Такой «старшой» черт обычно помещался где-то в подземном мире, в аду; иногда считалось, что он сидит на железном троне, к которому прикован цепями («а как сорвется — тут конец света и наступит»).
   Черти, по народному убеждению, владеют различными волшебными предметами: шапкой-невидимкой, неразменным рублем и т.д.; все это у них можно получить хитростью или купить. Так, для того, чтобы добыть шапку-невидимку, человек должен был найти цветок «адамову головку», который расцветает около Иванова дня; такой цветок следовало положить в церкви под престол, чтобы он пролежал там сорок дней. Считалось, что если после этого держать его в руке, то можно видеть дьявола, чертей и бесов, всю нечистую силу; тогда можно сорвать с черта шапку-невидимку, надеть ее на себя и стать невидимым. Но перед смертью эту шапку нужно бросить в реку, чтобы черти взяли ее обратно, иначе черти в аду замучают душу человека, который забрал и не отдал обратно их добро.
   В сказках черт нередко выступает замороченным простофилей, которого легко обмануть; подобные сказки обычно бывают шутливо-ироничными. Однако в бытующих поверьях и быличках отношения человека с чертом обычно достаточно серьезны и нередко «равноправны»: с чертом заключаются договоры и сделки; к нему иногда обращаются за помощью, нанимаются к нему в работники или, наоборот, нанимают его на работу сами; его призывают в гаданиях, и т.д. При этом черт в поверьях часто является источником непредсказуемой и неуловимой, вызывающей различные события и беды силы; иногда чертом именовалась даже не столько злая, сколько двойственная в своих проявлениях сверхъестественная сила вообще («демон в самом общем пониманье). При этом, однако, вступая в те или иные отношения с чертом, человек все время должен был помнить, что черт (в большей или меньшей степени) все-таки является носителем зла, и общение с ним может привести к различным бедам.
   По народным представлениям, черти постоянно вмешиваются в жизнь людей; причиняют различные мелкие неприятности; насылают мороки; провоцируют на преступления или самоубийство и т.д. По поверьям, «затем они на землю и являются, чтобы ввести человека в грех или нанести какой-либо вред». Так, например, повсеместно считалось, что черт «водит» и «носит», сбивает с пути людей; толкает под руку, а также похищает и прячет разные вещи; портит и похищает неблагословленную еду и питье; толкает, незримо присутствует за столом и ест еду за тех, кто шумит и болтает за столом, бросает недоеденные куски, крошит хлеб и т.д. Действию чертей часто приписывались как практически все более или менее мелкие несчастья (например, неловкие движения, потери), так и более серьезные опасности.
   Согласно народным верованиям, черт, как и ангел-хранитель, дается человеку при рождении и всегда, в течение всей человеческой жизни, присутствует за левым плечом человека (тогда как ангел-хранитель находится за правым); очевидно, в этих поверьях нашло отражение представление о черте как о представителе злого начала, всегда неизбежно сопутствующего началу доброму. По народным поверьям, черт всегда нашептывает человеку в левое ухо, подталкивая его к «злым и греховным деяниям». В некоторых местах верили, что когда звенит в левом ухе — это черт «летел сдавать Сатане грехи того человека, сделанные за день, и вот теперь прилетел назад, чтобы снова стать на страже и выжидать случая и повода к соблазнам». По народному убеждению, между ангелом-хранителем и чертом-соблазнителем всегда идет борьба и вражда, каждый из них зорко следит за другим, уступая первенство противнику лишь в зависимости от поведения человека. Ангел записывает все добрые дела человека, а черт учитывает злые, и когда человек умирает, ангел спорит с чертом о его душе.
   Черт, в народном представлении, — существо более злое, чем другие представители нечистой силы — леший, водяной и пр. Он любит подшутить над человеком и может подшутить очень зло; наиболее же опасен черт для пьяниц, особенно припозднившихся в пути. Так, по народному убеждению, черт так любит пьяных по той причине, что пьяного человека ему легче «наманивать на всякий грех, внушать дурные мысли, подсказывать черные и срамные слова, наталкивать на драку и на всякие такие поступки, для которых у всех, за неимением верного, есть одно дешевое и вечное оправдание: "черт попутал" ».
   Подшучивать над пьяными — любимая забава черта. Существует немало рассказов о мужиках, возвращавшихся домой «навеселе, изрядно выпивши» и повстречавших черта. Как правило, черт является пьяному мужику в облике его знакомого или родственника и приглашает выпить с ним; мужик, согласившись, отправляется с чертом, выпивает и закусывает с ним, а потом вдруг оказывается где-то в совсем незна-комых местах и обнаруживает, что пил воду из проруби, закусывал сухими листьями, вместо рюмки держал шишку, а сидел на пеньке, на дереве и т.д. Так, например, в одном из рассказов пьяный мужик стараниями черта оказался в колодце: «Позвал сват пить чай да пиво. Выпил чашку пива и увидал, что не у свата я в гостях, а в колодце, да и не пиво пью, а холодную воду. И не стаканчиком ее пью, а прямо взахлебку». При этом замороченный чертом человек может оказаться на краю гибели: так, в одном из рассказов мужик, по дороге домой заглянувший в «чертов кабак», оказывается вдруг на перилах моста ( «Шагнул бы еще разок — и оказался бы в реке, так что и следа не нашли бы»).
   Человека, попавшего к ним, черти могут не только «заморочить», но даже и задавить, погубить. Так, в быличках многих мест люди, зашедшие в баню, на мельницу или в другое место, где водятся черти, оказываются задушенными, разорванными и т.д.; в популярном рассказе о чертях, в человеческом облике пришедших на девичью вечеринку, убитыми оказываются все девушки, кроме одной, случайно заметившей, что у «парней», зашедших в избу, есть рожки, и успевшей убежать.
Поверья о том, что черти любят приходить на девичьи вечеринки и сожительствовать с девушками и женщинами, были распространены повсеместно. Так, считалось, что черт может явиться девушке в облике красивого парня, и если она не распознает в нем нечистого духа, то он соблазнит ее и станет сожительствовать с ней. Во многих местах верили, что черти летают к тоскующим женщинам, принимая облик их отсутствующих мужей или любимых. При этом женщина, к которой ходит черт, вскоре начинает богатеть, но при этом сохнет, чахнет, болеет и может вскоре умереть. Если она забеременеет, то родит ребенка-урода, чертенка; например, в рассказе из Вологодской губернии женщина описывала родившегося от черта ребенка так: «Катается что-то черненькое, маленькое, а как поглядела — увидала хвостик, а над лобиком махонькие рожки». Иногда считалось, что от связи чертей с женщинами рождаются черные, глупые и злые дети, которые обычно живут очень недолго, «так что их даже никто не видит».
   По общераспространенным представлениям, черти всегда стараются заполучить душу человека; «вводя во грех», они надеются, что душа грешника после его смерти достанется им. Души самоубийц также достаются чертям; так, по народному убеждению, «черту баран» «в равной мере и тот, кто прибегает к насильственной смерти, и тот, кто совершает преступление поджога, убийства по злой воле (по внушению дьявола), и те, которые попадают в несчастие от неравновесия душевных сил переходного возраста». Так, любой самоубийца, по народному убеждению, — «черту лошадь», «черту баран» (реже — «черту свечка» или «черту кочерга» — уголья мешать в геенне огненной). Согласно поверьям, все самоубийцы находятся в полюй власти нечистой силы; черти возят на них воду и ездят сами. Так, в различных быличках черт ездит верхом на удавленниках, вихрем летит по дорогам и гонит душу самоубийцы, толкает человека в петлю, помогая тому повеситься, и т.д. Согласно многим поверьям, сам Сатана на том свете запрягает одних самоубийц вместо лошадей, других сажает вместо кучера, а сам садится на главном месте вразвалку, понукает и подхлестывает; временами он ездит и по земле и тогда заезжает в кузницы, чтобы подковывать своих «коней» (так, в одной быличке кузнец, собираясь подковать лошадь черта, вдруг обнаруживает, что вместо лошадиного копыта держит человеческую руку).
   Нередко считалось, что многие самоубийцы не сами решились наложить на себя руки, а им помогли черти. Так, например, согласно поверьям, если человек много пьет, то черт на него «напустит жуть, либо тоску, так и незнамо что представится. Со страху да тоски руки на себя наложишь, а он и рад: начнет под бока подталкивать, на ухо нашептывать. Ты только петлю накинь, а он под руку подтолкнет — и затянет». В одном из народных рассказов мужик, решивший покончить с собой, идет в лес; один деревенский старик, поняв, что тот задумал недоброе, советует мужику, когда тот станет давиться, сказать: «Душу свою отдаю Богу, а тело черту». В лесу мужику встречаются черти, которые подхватывают его под руки и подводят к осине, у которой уже «собралось великое сборище всякой нечисти: были и колдуны, и ведьмы, и утопленники, и удавленники»; едва мужик подошел к осине, как она наклонила макушку, а черти «на радостях кинулись навстречу, приняли из рук вожжи, захлестнули на крепкий сук — наладили петлю; двое растопырили ее и держат наготове, третий ухватил мужика за ноги и подсадил головою прямо к узлу». Тут мужик вспомнил старика и сказал, как тот советовал; черти закричали: «Ишь, велико дело твое мясо, что мы с ним будем делать? Нам душа нужна, а не тело вонючее», — вытащили мужика из петли и швырнули его в сторону. Вернулся мужик в деревню; а старик, что ему совет дал, потом ему и сказал: «Пошла бы твоя кожа им на бумагу. Пишут они на той бумаге договоры тех, что продают чертям свои души, и подписывают своей кровью, выпущенной из надреза на правом мизинце».
   По народному убеждению, свои души черту продают в первую очередь колдуны и ведьмы. Так, по поверьям, человек, желающий научиться колдовству, должен заключить договор с чертом; подписав этот договор своей кровью, он становится колдуном и на всю свою жизнь получит в свое распоряжение нескольких чертенят, которые станут помогать ему. Однако после смерти колдуна черти придут за его душой и заберут ее себе; если же колдун перед смертью не передал своей силы, то черти, пока он еще не умер, будут мучить его, набиваться в его внутренности и т.д. Так, например, про одну ведьму рассказывали, что она, не передав своей силы, умирала две недели: «Вот уж совсем вроде померла... На стол ее положат, а к утру она на полу окажется, или вовсе где под печью али под порогом. И все кричала, сильно мучилась. Посинела вся, холодная стала, а умереть никак не могла. Черти все ее мучили. Потом-то уж кто-то посоветовал — разобрали крышу, так и померла наконец. А дом, где жила, сожгли вместе с ней, так там, в огне-то, шибко что-то верещало».
   Согласно народным поверьям, черти часто похищают людей и особенно детей, в первую очередь проклятых. Так, считалось, что черт непременно утащит человека, которого вольно или невольно послали «к черту». Особенно же часто черти похищают детей, оставленных без должного присмотра пли проклятых родителями; иногда таких детей они подменивают чуркой, поленом, веником и т.п. Так, повсеместно считалось, что если младенца до крещения оставили одного (особенно в бане), если дали ему заснуть, не перекрестив, не пожелали ему роста и здоровья при чихании и т.д., то черт непременно придет и похитит ребенка, оставив на его месте свое уродливое дитя или чурку, полено и т.д., которым злые чары придали облик похищенного ребенка. Считалось также, что черт непременно утащит к себе ребенка, которого в сердцах прокляла мать или которому «в недобрый час сказали неладное слово» (например: «Хоть бы тебя черти взяли!», «Иди к черту!» и т.п.). К черту, по народному убеждению, попадают и души «присланных детей» (т.е. случайно задушенных матерями во время сна); такие дети в народном сознании приравнивались к проклятым.
   Похищенных детей черти забирают себе, растят и воспитывают, могут сделать их колдунами или обратить в своих подневольных слуг; так, по некоторым поверьям, таких детей черти заставляют раздувать пожары, воровать неблагословленную еду, сторожить клады и т.д. В некоторых местах считалось также, что похищенного ребенка черт (дьявол) помещает в темную и сырую темницу, где ребенок будет навсегда лишен света и станет вечно проклинать свою мать за то, что она не уберегла его. Во всех этих случаях душа ребенка считалась погибшей, если мать не спасла ее постоянными молитвами в течение 40 дней при строжайшем посте. Подобным образом можно было вернуть себе ребенка: так, в одной из быличек проклятое и похищенное нечистой силой дитя по молитве матери является на своем месте и, по окроплении святой водой, остается невредимым. Однако в некоторых местах считалось, что так можно вернуть ребенка только в том случае, если его похитили «тайные люди»; если же похитителем был черт, то матери «предстоит много хлопот».
   Так, по некоторым поверьям, душу погубленного (присланного и т.д.), т.е. попавшего во власть чертей ребенка мать может спасти только одним способом: три ночи подряд простояв в церкви на молитве (правда, не всякий священник разрешал это). По поверьям, в первую ночь черти будут бесноваться вокруг женщины, поднимут позади нее хохот и свист, шум, возню, она услышит также детский плач и проклятия, а черти станут уговаривать ее обернуться, обещая в этом случае отдать ребенка; однако если она оглянется, то по-
губит и ребенка, и себя (черти разорвут на части): если же она выдержит это испытание, то перед первыми петухами черти покажут ей ее ребенка, черного, как уголь. На вторую ночь произойдет то же самое, только ребенок уже не будет проклинать свою мать, а станет уговаривать ее молиться дальше; после вторых петухов он покажется матери наполовину белым. Третья ночь — самая опасная: черти станут дразнить женщину, кричать детскими голосами и умолять взять их на руки и т.д.; однако если женщина выдержит это, то после третьих петухов черти бросят перед матерью совершенно белого ребенка, мертвого, но спасенного. В одном из рассказов женщине, отмаливавшей таким образом свое присланное дитя, посоветовали очертиться кругом; в первую и вторую ночи черти, беснуясь за пределами круга, пытались выманить мать, показывая ей дитя, а в третью ночь замучили ребенка у нее на глазах, однако с первым криком петухов исчезли, оставив дитя, и мать увидела, как ангел в белом взял ребенка на руки и вознесся с ним на небо.
   Вмешательству черта часто приписывались болезни, особенно болезни душевные, сопровождающиеся истерическими припадками психические расстройства: так, по народному убеждению, «все душевнобольные и ненормальные суть люди порченые, волею которых управляет нечистая сила, кем-либо напущенная и зачастую наталкивающая на злодеяние — себе на потеху». При этом многие болезни, происходящие от неизвестной причины, объясняли тем, что в человека проник или посажен черт («на несколько лет или на смерть»). Черт в этом случае мог действовать самостоятельно, а мог быть напущен колдуном, недобрым, «лихим» человеком «на питье, еду» или «но ветру». От того, что в нем находится черт, человек, по народному убеждению, заболевает и начинает кликушествовать, у него случаются припадки, и т.д.
   Внутрь человека черт мог попасть разными способами. Так, по поверьям, «во время грозы непременно следует перекреститься, иначе в человека может войти черт, спасающийся от ангела». Человек мог также «выпить» черта вместе с водой: так, если человек пьет воду прямо из ручья или из сосуда, простоявшего какое-то время непокрытым, то в него, по народному убеждению, может войти черт, который сидит в этой воде. Считалось также, что черт может войти в человека, если тот не перекрестил рот во время зевка: ел и пил неблагословленное и не благословясь; не услышал «Будь здоров!» при чихании, и т.д. В одной из быличек Новгородчины черт вселяется в жену крестьянина, который поссорился с ней и сказал: «Чтоб тебя черти-то взяли от меня». Жена после этого легла на печку, а через несколько минут встала и сказала, что ей нужно ехать в город и ее уже ждет у ворот приехавший за ней мужичок, а после этого стала рвать на себе платье; испуганный мужик попробовал ее успокоить, но она отшвырнула его в сторону. Женщина отказывалась от святой воды, не признавала своих детей, плевала на иконы, не понимала ни слова из воскресной молитвы; собравшийся народ решил, что в нее «вселился Дьявол». Для того, чтобы изгнать его, стали «кадить ладаном», и когда дыму набралось много, женщина начала сильно волноваться, упала на лавку и уснула, а спустя час проснулась здоровой.
   Часто считалось, что черт может вселяться не только в живых людей, но и в мертвых, покойников, прежде всего скончавшихся безвременно или умерших насильственной смертью; может он войти и в тело мертвого колдуна или большого грешника, «нечистого» покойника или человека, по которому сильно плачут родные. Так, во многих местах верили, что с покойника, по которому долго убивается жена, черти сдирают кожу и один черт залазит в нее, после чего начинает в таком виде ходить к жене покойного и сожительствовать с ней. Считалось также, что в умершего колдуна может вселиться черт, который станет вставать по ночам из могилы и бродить по миру, преследуя и заедая людей, насылая засуху, град и т.д.
   Влиянию черта традиционно приписывалось пьянство, почитавшееся чем-то вроде душевного заболевания, наваждения; считалось, что «так как во всякого человека, которого бьет хмелевик (т.е. в страдающего запоем), непременно вселяется черт, то и владеет он запойным в полную силу: являясь в человеческом виде, манит его то в лес, то в омут». В некоторых местах запои считали чем-то вроде порчи по той причине, что «пьяный постоянно поминает черта». По народному убеждению, черт может вселиться в сердце пьющего человека, и это хуже всего, потому что такому человеку «не бывает нигде покоя и места от страшной тоски»; исцелить же от этого можно только «отчитыванием», т.е. чтением над ним «всей псалтыри три раза».
   Вообще, по многим поверьям, именно черт изобрел вино и табак; некоторые староверы относили к «чертовщине» даже кофе и чай («Кто кофе пьет, того Бог убьет; кто пьет чай, тот спасения не чай»). Так, по одному из рассказов Новгородчины, один чертенок чем-то провинился и избежал наказания, обещав Вельзевулу души соблазненных им людей; он нанялся в работники и по его наущению люди построили первый винокуренный завод; чертенок был прощен, а водка «осталась в миру». По рассказу из Орловской губернии, «черт изобрел вино, сделал снаряды, стал гнать водку, напустил по всему небу дым. Апостолы перепились. Тогда Бог прогнал дьявола в три шеи. Он провалился вместе со своим паровиком — с этого времени и образовался первый винокуренный завод на земле». По поверьям Владимирской губернии, черт в обличье странника научил варить пиво какого-то мужика, встретившегося ему на дороге, выплакавшего ему свое житейское горе и разжалобившего черта. По поверьям некоторых мест, черт, нанявшийся в работники, научил доброго хозяина гнать водку как раз накануне свадьбы его дочери, и т.д. По народному убеждению, человек может стать пьяницей по вине черта: так, в некоторых местах верили, что для тех, кто любит выливать, черти приготовляют в водке особого червя,
белого и величиной с волосок, проглотив которого, люди делаются горькими пьяницами.
   Чертей нередко считали причиной тех или иных природных явлений. Так, по поверьям, черти могут насылать засуху, непогоду, град, проливные дожди, бурю и т.д. Причиной метели также считали возню чертей. Гроза, по поверьям, бывает оттого, что Бог или Илья-пророк пускает стрелы в чертей (черти поэтому боятся грозы и стараются спрятаться от нее). По народному убеждению, вихри — это беснующиеся, резвящиеся черти, чертова свадьба, пляшущая по дорогам; если нагнуться и посмотреть промеж ног, то можно увидеть внутри вихря чертей, а если бросить в вихрь нож или топор, то он окрасится кровью (а если в селе есть колдунья, то она после такого случая может долго ходить с перевязанной рукой или обвязанным лицом).
Согласно народным поверьям, особенно опасными черти бывают в «нечистых» местах и в «нечистое» время суток. Так, по народным представлениям, черти, хотя и способны появляться где угодно и когда угодно, предпочитают являться в банях, на перекрестках, на чердаках и т.п. в сумерках, по зорям, в полночь или в полдень, от полуночи до первых петухов и т.д.
   Считалось также, что черти становятся особо деятельными в большие календарные праздники: на святки, на Пасху, в Иванов или Петров день и т.д.; в это время они появляются на земле между людьми, участвуют в гаданиях, «проказят», а также отмечают на свой лад праздники. Так, по поверьям Русского Севера, в Вербное воскресенье черти справляют свои свадьбы и обязательно присутствуют в церкви во время праздничной пасхальной службы. В Иванов день черти собираются вместе, играют и танцуют, но в то же время бдительно охраняют клады и расцветающий папоротник.
   Именно во время подобных праздников, в «нечистое» время и в «нечистых» местах возможно было общение с нечистой силой и иным миром; в это время чертей призывали во время гаданий и т.д. Так, в старину, приступая на Рождество к гаданиям, девушки «засветят, бывало, лучину и ходят с огарком зачерчивацца в поле со словами: "Черти с нам, водяной с нам, маленьки чертяточки все по за нам, из черты в черту и девки к черту" и слушают: если кому послышатся колокольцы, то выдадут замуж, а ежели кому слышится, что тешут доски, то умирать; после гаданья расчерчиваюцца так: "Черти все от нас, девки от черта и черт от девок"».
   Общение с чертом повсеместно представлялось делом опасным и даже грешным; а поскольку черт, по народному убеждению, всегда присутствует рядом с человеком и лишь ждет момента, когда к нему можно будет «подступиться», человек должен был быть всегда защищен. Охраняло же от чертей, по народному мнению, ношение шейного креста, крестное знамение, молебны, разные освященные предметы (в том числе и святая вода), а также вообще строгая, праведная жизнь. Действенным средством считались молитвы, особенно воскресная молитва («Да воскреснет Бог и расточатся врази его и бежит от лица его, ненавидевшего. Они погибнут бесы от лица любящего Бога. Прогонят беса, силу дьявола даровал нам Господь свой крест честной для прогнания врага и супостата. Радуйся приживотворящим крестом Господним и помогай мне со святой девой Марией с Божьей матерью и со всеми святыми угодниками во веки веков. Аминь. Аминь. Аминь»); текст ее даже носили на груди.
   Отогнать чертей можно было и с помощью матерной ругани или различных заговоров и приговоров. Препятствием для черта могли служить чертополох, льняное семя, очерчивание, собранный на Крещение снег и т.д.; помогали против чертей и различные обереги, применявшиеся против нечистой силы вообще (например, плакун-трава, чеснок и пр.). Так, например, для того, чтобы помешать черту проникнуть в дом, по углам кропили святой водой; клали на подоконники и затыкали в щели чертополох и крапиву; рассыпали на пороге льняное семя; рисовали на дверях и окнах кресты; служили молебны и т.д. Действенным средством против чертей считался ладан (ср. выражение: «Боится, как черт ладана»): так, для того, чтобы защитить дом от нечистой силы, все помещения окуривали ладаном, а кроме того, для защиты от чертей во многих местах носили на шее вместе с крестами сумочки-ладанки, в которые зашивали, обычно вместе с какой-нибудь святыней, кусочки этой пахучей смолки.
   Согласно некоторым поверьям, черт, как и другая нечистая сила, боится крика петуха, колокольного звона и т.п. Так, в некоторых былинках девушка, догадавшись, что к ней в гости пришел нечистый, спасается тем, что дает черту различные поручения (заставляет его до первых петухов ткать и пересчитывать свои платья, наматывать кудель на веретена крестиком, приносить ей различные наряды и т.д.), которые он и выполняет до первых петухов, после чего исчезает.
   Убить черта, по народному убеждению, можно медной пуговицей, хлебным мякишем и др. Так, например, в одной из быличек черт, потешаясь, давал солдату стрелять в себя; солдат, сообразив, что перед ним нечистый, зарядил ружье медной пуговицей и выстрелил, после чего черт тут же упал мертвым. Убивает черта и молния (гром), поэтому черти, по народному убеждению, очень боятся грозы и прячутся от нее в дома, в деревья и даже в людей и животных, отчего деревья, человека и т.д. иногда поражает молния (по этой причине крестьяне при каждом раскате грома крестились и говорили: «Свят, свят, свят!», полагая, что это отгонит черта).

Энциклопедический словарь "Славянский мир I-XVI века" В. Д. Гладкий, Москва  Центрополиграф 2001 г.

   ЧЕРТ — в славянской мифологии злой дух. Образ Ч. дохристианского происхождения, но христианские представления о дьяволе оказали решающее воздействие на его позднейший облик: в фольклоре и народных картинках Ч. — антропоморфные существа, покрытые черной шерстью, с рогами, хвостами и копытами. В русской средневековой живописи облик Ч. отличается от человеческого остроголовостью (или волосами, стоящими дыбом — шишом: отсюда эвфемизмы типа «шиш», «шишига»), иногда — крыльями за спиной. У восточных славян Ч. — родовое понятие, часто включающее всю нечисть («нежить», «нечистики»): водяных, леших, домовых и т. д. Само происхождение нечисти в народных легендах связывается с ветхозаветным мифом о падших ангелах (в русских легендах Ч. — ангелы, уставшие славить Бога): сброшенные с неба, они попадали кто в воду, кто в лес, кто в поле, превратившись в духов отдельных урочищ. Вместе с тем собственно Ч. отличаются от прочей нечисти и местами своего обитания (преисподняя, где они мучают грешников, болото, перекрестки и развилки дорог), и свободой передвижения (повсюду, вплоть до церкви ночью), и способностью к оборотничеству (превращаются в черную кошку, собаку, свинью, змея, чаще — в человека, странника, младенца, кузнеца, мельника, могут принимать облик знакомого — соседа, мужа и т. п.). С вездесущностью Ч. связаны запреты поминать их и многочисленные эвфемизмы: лукавый, враг, шут, окаяшка, черный, не-мытик, анчутка, куцый, корнахвостик, лысой, пралик и др. Ч. в народных верованиях постоянно вмешиваются в жизнь людей, причиняют мелкие неприятности, принуждают к неоправданным поступкам («вводят во грех»), насылают морок, заставляют плутать пьяных, провоцируют на преступление, самоубийство (самоубийца — «черту баран» или «лошадь»), пытаются заполучить душу человека; свои души продают Ч. колдуны и ведьмы (чертихи). Ч. могут жить семьями, по другим поверьям — соблазняют женщин, отчего рождаются уродливые дети, упыри. Когда Ч. вселяется в человека, тот заболевает, начинает кликушествовать. Ч. могут также насылать непогоду, метель, сами превращаются в вихрь, срывающий крыши, приносящий болезни, уносящий проклятых детей; вихри — беснующиеся Ч., чертовы сваты («черт с ведьмой венчается»); если бросить в вихрь нож, он окрасится кровью. Ч. особенно опасны в «нечистых» местах в определенное время суток (от полночи до первых петухов, реже — в полдень) или года (на Святки и в канун Ивана Купалы). В эти периоды возможно общение с нечистой силой и иным миром: тогда Ч. призываются в заговорах, во время гаданий и т. п.

Дьявол, одетый в сраку. Вышеградский кодекс

"Энциклопедия суеверий" "Локид" - "Миф" Москва 1995

ЧЕРТ

   "Нечистую силу, т. е. черта, народ резко отделяет от домового, водяного и т. п. существ. В то время, как существа второго разряда могут жить с человеком и в мире, могут делать и зачастую делают даже добро, черт приносит человеку одно только зло.
   Названия, какие носит черт в народе, это: "черт", "черный", "дьявол", "сатана", "бес", "окаянный" "враг", "поганый", "сомуститель", "нечистый", "супостат", "лукавый", "луканька" и т. п.; вообще, народ избегает, особенно к ночи, называть черта по имени: "чертом", "дьяволом" и т. п., а называет его он "лукавый" или "супостат" [ИМЯ И ФАМИЛИЯ].
Черти обитают в аду, откуда и являются на землю, чтобы приносить зло людям. На земле излюбленным местопребыванием чертей являются болота. "Сидит, как черт на болоте", "было бы болото, а черти найдутся", -- говорят народные поговорки.
   Все черти подчиняются одному главному "сатане". Он посылает их на землю делать зло людям, ему они отдают отчет в сделанных ими поступках; усердных чертей он награждает, а ленивых, малоспособных делать зло — наказывает.
   Являясь на землю, черти превращаются в людей или в различных животных, чаще всего в черную кошку или собаку. Всего более черти боятся ударов грома и молнии. От них они прячутся на межах, а также под шляпку "яруйки" (чертов гриб - Boletus satanas). Нередко прячутся они за спину людей: тогда молния, поражающая черта, может поразить и человека. Чтобы избегнуть этого, следует креститься при каждом ударе грома. Крестное знамение отгонит стоящего за спиной черта" [1]. (См. ГРОЗА; ИЛЬИН ДЕНЬ*; МОЛНИЯ).
   Именно черт внушает человеку "нечистые" помыслы, толкает его на неблаговидные поступки. В русской народной культуре всякое самоубийство трактуется как великий грех, совершаемый человеком по наущению дьявола. (См. САМОУБИЙЦАХ
   "По народному поверью, черт выдумал и водку, чтобы, благодаря ей, вести на пагубу большее количество людей.
   По общераспространенному верованию, черти похищают иногда детей некрещеных, подменивая их, или же детей, проклятых своими родителями. Из первых выходят затем русалки, лешие и т. п. "незнати", вторых же возвращают они иногда и обратно родителям. (См. ПРОКЛЯТЫЕ ДЕТИ *, КРЕЩЕНИЕ (ОБРЯД)).
   Зачастую дьявол входит в человека, и тот становится "бесноватым". "Бесноватых", к слову заметим, наш народ отличает от безумных или сумасшедших. В то время, как безумие последних проявляется постоянно, во все время, безумие бесноватых проявляется только тогда, когда к бесноватому приближаются какие-нибудь священные предметы: "крест", "иконы" и т. и. При приближении к ним этих предметов они выходят из себя, произносят страшные, богохульные, кощунственные слова и стараются плюнуть на священные предметы. При этом, слабую в обычное время, женщину не могут удержать иногда пять-шесть здоровых сильных мужчин...
   Черти вступают иногда в плотскую связь с женщинами. Обыкновенно это бывает тогда, когда молодая женщина, за отсутствием или смертью мужа, начинает сильно тосковать по мужу. Тогда нечистый является к такой женщине в образе мужа и вступает с ней в плотскую связь. По некоторым рассказам, нечистый летает к таким женщинам в виде огненного змея; долетая до избы, он рассыпается и обращается в мужа тоскующей женщины. Вследствие такой плотской связи между женщиной и нечистым происходит иногда ее беременность. Беременность эта длится иногда в течение нескольких лет и затем проходит бесследно, так как нечистый тотчас же похищает родившееся дитя. Женщины, находящиеся в связи с нечистым, обыкновенно быстро сохнут, чахнут и очень скоро умирают" [2].
   "Некоторые уверяют, что черти - востроголовые, как птицы сычи, и многие сами уверены, что эти духи в то же время непременно хромые. Они сломали себе ноги во время сокрушительного падения всего сонма с неба в оны времена, еще до сотворения человека. Так как было свержено на землю очень много нечистой силы, то она, во избежание вражды и ссор, очертила свои владения кругом. Этот круг возымел особое действие и силу: всякий, попавший в него и переступивший след нечистого, обязательно блуждает; без помощи особых средств из него нельзя выйти и избавиться от дьявольского наваждения" [3].
   Согласно народным воззрениям, в мире не существует жесткой границы, разделяющей сферы зла и добра, и, следовательно, нет ничего неизменного, однажды данного. Все сущее находится в постоянном взаимодействии и развитии. Сюжеты многочисленных народных сказок и легенд содержат в себе идею возможности выбора человеком своей доли (конечно, не без Божьей помощи). Отсюда крайне интересны для понимания народного мировоззрения легенды о том, как ангел служит Сатане (См., например, легенду о Св. Касьяне (ВИСОКОСНЫЙ ГОД)), а черт, в свою очередь, превращается в ангела: "У чертей старшие есть и младшие. Первые приказания отдают, а вторые исполняют. Вот раз чертенку дали приказ пакость какую-то сделать, а он и не исполнил. Ну, ему сейчас под железные прутья должно воротиться. Испугался он и давай Бога молить: "Господи, коли ты меня от железных прутьев избавишь, никогда пакостничать не буду!" Бог его и не оставил: спрятал чертенка в церкви, под плащаницу. Черти его и не могли найти, бросили искать. Стал после этого черт ангелом и возрадовались и на небе и на земле" [4].

С. В. Максимов "Крестная сила, нечистая сила", "Издательство АСТ" Уроки колдовства 1999 г.

ЧЕРТИ-ДЬЯВОЛЫ (Бесы)

   В народном сознании глубоко укоренилось верование, что сонмы злых духов неисчислимы. Очень мало на Божьем свете таких заповедных святых мест, в которые они не дерзали бы проникать; даже православные храмы не освобождены от их дерзких нашествий. Эти бесплотные существа, олицетворяющие собою само зло, — исконные враги человеческого рода; они не только наполняют безвоздушное пространство, окружающее Вселенную, не только проникают в жилища, делая многие из них необитаемыми¹, но даже вселяются в людей, преследуя их беспрестанными искушениями.
   Насколько многочисленны эти незримые людские ненавистники, можно судить по богатству самых разнообразных прозвищ этой нежити, лукавой и нечистой силы. Более чем к сорока именам черта, насчитанным В. И. Далем (в его «Толковом словаре великорусского языка»), еще следует присоединить тот десяток духов, которым присвоены особенные имена и предназначены определенные места для пребывания, и сверх того перечислить те прозвища, которые вращаются в живом народном языке, но еще не подслушаны и не уловлены². Повсеместное же пребывание чертей и их свободное проникновение повсюду доказывается, между прочим, существованием общих верований и обычаев, усвоенных на всем пространстве великой православной Руси. Так, например, в деревенских избах почти невозможно найти такие сосуды для питьевой воды, которые не были бы покрыты если не дощатой крышкой или тряпицей, то в крайнем случае хоть двумя лучинками, положенными «крест-накрест, чтобы черт не влез». Равным образом среди русского простонародья нелегко натолкнуться на такого рассеянного или забывчивого человека, который, зевнувши, не перекрестил бы своего рта, чтобы святым знамением заградить туда вход нечистому духу. То же самое с произнесением слов «свят, свят, свят» исполняется и во время грозы при каждом раскате грома, так как черт боится молнии и прячется за спину людей, чтобы Господь не поразил его. Эти обычаи и приемы, может быть, столь же древние, как само христианство на Руси, поддерживались потом более позднейшими, но столь же почтенной старины, народными легендами3.
   Обратимся к описанию многоразличных коварств и разнообразнейших похождений этих духов дьявольской породы, не ограниченных в своей деятельности указаниями явно определенного места (как дома, леса, воды и пр.) и точно обозначенного времени.

1. ДОМА

   Хотя чертям для их похождений и отведена, по народному представлению, вся поднебесная, тем не менее и у них имеются излюбленные места для постоянного или особенно частого пребывания. Охотнее всего они населяют те трущобы, где дремучие леса разрежаются сплошными полосами недоступных болот, на которые никогда не ступала человеческая нога, и лишь осторожно шагают длинноногие болотные птицы. Здесь на трясинах или заглохших и заросших озерах, где еще сохраняются пласты земли, сцепленные корнями водорослей, человеческая нога быстро тонет, а неосторожного охотника и дерзкого путника засасывает вглубь подземная сила и прикрывает сырым и холодным пластом, как гробовой доской. Тут ли не водиться злой дьявольской силе и как не считать чертями такие мочаги, топи, ходуны-трясины и крепи-заросли благоприятными и роскошными местами для надежного и удобного жительства?
   — Отчего ты, черт, сидишь всегда в болоте? — спрашивает обездоленный болотистой и мокрой родиной белорус своего рогатого и хвостатого черта.
   — Привык! — коротко и ясно отвечает тот, и отвечает как за себя лично, так и за других, столь же неохотно переменяющих старое и насиженное место жительства на неизвестное, хотя бы и лучшее, новое.
   — В тихом болоте черти водятся, — неизменно верят; великороссы.
   — Было бы болото, — подкрепляют они, с другой стороны, — а черти будут.
   — Не ходи при болоте: черт уши обколотит, — доброжелательно советует третья из множества и столь же распространенная пословица⁴.
   — И вылез бы черт из болота, и пошел бы в деревню к мужику на свадьбу, да попа боится, — выдают за истинно проверенное наблюдение.

   Болотные черти живут семьями: имеют жен, плодятся и множатся, сохраняя свой род на бесконечные времена. С их детьми, бойкими и шустрыми чертенятами (хохликами), такими же черными (в отличие от немецких красненьких)⁵, мохнатыми и в шерсти, с двумя острыми рогами на макушке и длинным хвостом, не только встречались деревенские русские люди, но и входили с ними в разнообразные сношения. Образчики и доказательства тому в достаточном количестве разбросаны в народных сказках и, между прочим, в известной всем пушкинской сказке о работнике Балде. Один солдат, строгих николаевских времен, проносил чертенка в тавлинке⁶ целый год со днем. Некоторые уверяют, что черти — востроголовые, как птицы сычи, а многие сверх того уверены, что эти духи непременно хромые. Они сломали себе ноги еще до сотворения человека, во время сокрушительного падения всего сонма бесов с неба⁷. Так как на землю было свержено нечистой силы очень много, то она, во избежание вражды и ссор, очертила свои владения кругом. Этот круг возымел особое действие и силу: всякий попавший в него и переступивший след нечистого, обязательно блуждает и без помощи особых средств из него не выйдет и не избавится от дьявольского наваждения.
   Когда народная фантазия наделила чертей многими человеческими свойствами, последовательность воображения потребовала изобретения дальнейших сходств и уподоблений. Бесспорно решено, что эти духи подвержены многим людским привычкам и даже слабостям: любят ходить в гости друг к другу, не прочь попировать с развалом. На своих любимых местах (перекрестках и распутьях дорог) черти шумно справляют свадьбы (обыкновенно с ведьмами) и в пляске подымают пыль столбом, производя то, что мы называем вихрями. При этом люди, бросавшие в такие пыльные столбы ножи или топоры, удачно разгоняли свадьбу, но на том месте находили всегда следы крови, и после того какая-нибудь слывущая ведьмой колдунья долго ходила либо с обвязанным лицом, либо с подвязанной рукой. На пирах, устраиваемых по случаю особенных побед над людьми, равно как и на собственных свадьбах, старые и молодые черти охотно пьют вино и напиваются; а сверх того любят курить табак, получаемый в дар от догадливых и трусливых людей8. Самое же любимое занятие, превратившееся у чертей в неутолимую страсть, это — игра в карты и кости. В игре для чертей нет удержу и не установлено законов: проигрывают все, что есть за душой (а душа им полагается настоящая, почти такая же, как у людей). Впрочем, если пойдет дело на полную откровенность, то окажется, что дьявольская сила виновна в изобретении и самого вина, и табачного зелья, да и нечистая игра в карты с передергиванием и подтасовкой отнесена прямо к бесовским же вымыслам и науке. Конечно, все эти наветы требуют тщательной проверки ввиду того, что уже слишком во многом обвиняют чертей, например, даже в изобретении таких злаков, как чай и картофель, не далее начала прошлого столетия вошедших во всеобщее употребление. В последнем случае оказывается явный поклеп; первое же обвинение — в изобретении вина и табачного зелья — затемняется противоречивыми показаниями. Очевидно, свидетели, недостаточно уверенные в самом факте, стремятся лишь настойчиво навязать то, в чем сами не вполне убеждены и еще колеблются. Так, например, вологжане думают, что предков их выучил варить веселое пойло какой-то странник в благодарность за то, что один добрый мужик приютил его: посадил за стол, нарезал несколько ломтей хлеба, поставил солонку с солью, жбан с квасом. Вдвоем они открыли несколько кабаков, и потянулся туда народ бесчисленными толпами. Во Владимирской губернии черт (также в виде странника, в лаптях, в кафтане и с котомкой за плечами) поведал тайну варить пиво встречному бедняге, который выплакал ему свое житейское горе и разжалобил его. Счастливый мужичок впоследствии похвастался своим умением царю, а неизвестный царь велел варить во всем государстве это самое пиво, которое теперь прозывают вином. У смоляков черт со своим винокуренным мастерством нанялся в работники и научил доброго хозяина гнать водку как раз накануне свадьбы дочери и т.д.
   В рассказах о происхождении табака еще больше разногласий: то он вырос из могилы кровосмесителей (сестры и брата), то из головы евангельской блудницы (Вятская губерния), то из тела свихнувшейся черницы, убитой громом (Пензенская губерния), то, наконец, из могилы какого-то неведомого человека (Симбирская губерния). У вологжан есть поверье, что разводить табак выучил встречного в лесу помещика неизвестный черный охотник и т.д.
   В подобных догадках и розысках дошли досужие люди до забавного и веселого. Раз у черта (рассказывают калужане) померла теща, и захотел он ее помянуть получше. Собрал он всех грешников по этой части, т.е. курильщиков и нюхальщиков. Вот куритель курит — курит да сплюнет. Черт увидал это и велел всех курильщиков прогнать: они теще его все глаза заплевали. А нюхальщиков всех оставил: они понюхают, и их прошибет слеза — значит, и хорошо для поминок-то чертовой тещи. У тех же калужан, придерживающихся старой веры (в Мещовском уезде), сложилась насмешливая поговорка: «Наша троица в табаке роется» (намек на то, что нюхальщики роются в табакерках тремя пальцами, и как раз теми, которые слагаются для крестного знамения).

2. В ЛЮДЯХ

   Все прямые отношения нечистой силы к человеческому роду сводятся к тому, что черти либо проказят, прибегая к различным шуткам, которые у них, сообразно их природе, бывают всегда злы, либо наносят прямое зло в различных его формах и, между прочим, в виде болезней. Словом, черти устраивают против людей всякие козни и исполняют главное свое назначение, состоящее в многообразных "искушениях. Для облегчения своей деятельности во всех ее направлениях дьявольская сила одарена способностью превращений, т.е. черти могут совершенно произвольно сменять свою подозрительную и страшную бесовскую шкурку, принимая личину, сходную с людскою и вообще принимая формы, более знакомые и привычные для человеческого глаза.
   Превращения. Переверты всякого рода и разновидные перекидыши производятся чертями с такою быстротою и внезапною стремительностью, какой не в силах представить себе людское воображение: последовательно проследить быстроту этих превращений не может самый зоркий глаз.
   Всего чаще черти принимают образ черной кошки, почему во время грозы догадливые деревенские хозяева всегда выбрасывают животных этой масти за дверь и на улицу, считая, что в них присутствует нечистый дух (отсюда выражение, что при ссоре пробегает между людьми черная кошка). Не менее того черти облюбовали образ черной собаки, живых людей (при случае — даже малого ребенка) и великанов огромного роста, вровень с высочайшими соснами и дубами. Если задумает черт выйти из своего болота в человеческом образе и явиться, например, бабе в виде вернувшегося из отлучки мужа, то он представляется всегда скучающим и ласковым. Если же встречается он на дороге, обернувшись кумом или сватом, то является непременно пьяным и готовым снова выпить да сделать так, чтобы сват очутился потом либо на краю глубокого оврага, либо в колодце, в помойной яме, либо у дальнего соседа и даже на сучке высокого дерева с еловой шишкой в руке вместо рюмки вина.
   Остальные превращения идут в последовательном порядке. Черти оборачиваются в свинью, лошадь, змею, волка, зайца, белку, мышь, лягушку, рыбу (предпочтительно щуку), в сороку (из птичьего рода это любимый образ) и разных других птиц и животных. Из последних, между прочим, в неизвестных, неопределенного и страшного вида⁹. Перевертываются даже в клубки ниток, в вороха сена, в камни и пр. Вообще черти принимают самые разнообразные формы, какие только способно допустить пылкое людское воображение, однако же не без некоторого ограничительного законного предела. Такой предел существует и упорно оберегается: не всегда, например, решаются черти представляться коровой, самым дорогим и полезным домашним животным, да подобному перевертышу и самая глупая баба не поверит. Не дерзают злые духи прикидываться петухами — вестниками приближения светлого дня, который столь ненавистен всякой нечистой силе, и голубями — самой чистой и невинной птицей в целом мире, памятуя, Кто удостаивал принимать на себя образ этих милых и ласковых воркунов из царства пернатых. Точно так же никто не видал злой нежити в ослиной шкуре, так как всей их нечистой породе, со времен явления Христа на земле, стало известным, что сам Господь благоволил избрать осла для своего победоносного шествия во святой град, к прославлению своего божественного имени и учения.
   Какой бы образ ни принял да себя дьявол, его всегда выдает сиплый, очень громкий голос с примесью устрашающих и зловещих звуков («дух со страху захватывает»). Иногда он каркает черным вороном или стрекочет проклятой сорокой. По черному цвету шерсти животных и птичьих перьев тоже распознается присутствие хитрых бесов, и притом именно бесов, потому что, например, колдуны и ведьмы в отличие от чертей бывают перевертышами исключительно белых и серых цветов. Зато при всяком превращении черти-дьяволы так искусно прячут свои острые рожки и подгибают и свертывают длинный хвост, что нет никаких сил уличить их в обмане и остеречься их.
   Искушения. Смущать человеческий род соблазном или завлекать лукавством — прямая цель дьявольского пребывания на земле. Причем люди искушаются по
прямому предписанию из преисподней и по особому выбору самого князя тьмы или сатаны. Стараются совращать с пути блага и истины те наиболее искусные черти, у которых наука искушений доведена до высокой степени совершенства в течение бесчисленного ряда лет неустанной и неослабной работы. Искуситель всегда налицо: зазвенело в левом ухе — это он летал сдавать сатане грехи того человека, сделанные за день, и вот теперь прилетел назад, чтобы снова стать на страже и выжидать случая и повода к соблазнам. Искуситель, по народному представлению, неизбежно находится у человека с левого бока и шепчет ему в левое ухо о таких злых деяниях, какие самому человеку и в ум не пришли бы без коварных наветов черта. «Черт попутал», — уверенно и привычно говорят все, испытавшие неудачу в начинаниях, а еще чаще те, которые нежданно впали в прегрешение. Могут попутать свои грехи, могут попутать недобрые люди, но, по народным понятиям, и в том, и в другом случае действуют колдуны, ведьмы и злые духи кромешного ада. Для последних личный прямой расчет заключается не в том, чтобы связываться, например, с ворами и разбойниками — людьми уже испорченными, а главным образом в том, чтобы увиваться около хороших людей, испытанной твердости правил и добрых нравом. Во всех таких случаях бесы работают с полной уверенностью в победе и с верой в свою великую силу. «Черт горами качает», — говорится испокон веку. Вот несколько народных рассказов, характеризующих власть чертей над человеком.
   Жил в деревне парень хороший, одинокий и в полном достатке: лошадей имел всегда штуки по четыре; богомольный был — и жить бы ему да радоваться. Но вдруг ни с того ни с сего начал он пьянствовать, а потом, через неделю после того, свою деревню поджег. Мужики поймали его на месте: и спички из рук еще не успел выбросить. Связали его крепко, наладились вести в волость. На задах поджигатель остановился, стал с народом прощаться, поклонился в землю и заголосил:
   — Простите меня, православные! И сам не ведаю, как такой грех прилучился, — и один ли я поджигал, или кто помогал и подговаривал — сказать не могу. Помню одно, что кто-то мне сунул в руки зажженную спичку. Я думал, что дает прикурить цигарку, а он взял мою руку и подвел с огнем под чужую крышу. И то был незнакомый человек, весь черный. Я отдернул руку, а крыша уже загорелась. Я хотел было спокаяться, а он шепнул: «Побежим от них!» Кто-то догнал меня, ткнул в шею, свалил с ног — вот и связали. Оглянулся — половина деревни горит. Простите, православные!
   Стоит на коленях бледный, тоскливо на всех глядит и голосом жалобно молит; слезами своими иных в слезы вогнал. Кто-то вымолвил:
   — Глядите на него: такие ли бывают лиходеи?
   — Видимое дело: черт попутал.
   — Черт попутал парня! — так все и заголосили.
   Судили-рядили и порешили всем миром его простить. Да старшина настращал: всей-де деревней за него отвечать придется. Сослали его на поселение. Где же теперь разыскать того, кто толкал его под руку и шептал ему в ухо? Разве сам по себе, ведомый парень-смирена, на такое недоброе дело решился бы?
   Один молодец с малых лет приобык к водке, да так, что, когда стал хозяином и некого было бояться, пропил все на смех людям, на пущее горе жены и детей. Насмешки и ругань на давали ему прохода.
   «Дай-ка я удавлюсь, опростаю руки. Некому будет и голосить, а еще все будут рады!» — подумал молодец про себя, а вскоре и всем стал об этом рассказывать.
   Один старичок к его речам прислушался и посоветовал:
   — Ты вот что, друг: когда пойдешь давиться или заливаться (топиться), то скажи: душу свою отдаю Богу, а тело черту. Пущай тогда нечистая сила владеет твоим телом!
   Распростился мужик со своими, захватил вожжи и пошел в лес. А там все так и случилось, как быть надо. Явились два черта, подхватили под руки и повели к громадной осине. А около осины собралось великое сборище всякой нечисти: были и колдуны, и ведьмы, и утопленники, и удавленники. Кругом стоят трясучие осины, и на каждой сидит по человеку, и все манят.
   — Идите поскорее: мы вас давно ожидаем!
   Одна осина и макушку свою наклонила — приглашает. Увидели черти нового товарища, заплясали и запели; на радостях кинулись навстречу, приняли из рук вожжи, захлестнули на крепкий сук — наладили петлю. Двое растопырили ее и держат наготове, третий ухватил за ноги и подсадил головой прямо к узлу. Тут мужик и вспомнил старика и выговорил, что тот ему велел.
   — Ишь, велико дело твое мясо, — закричали все черти. — Что мы с ним будем делать? Нам душа нужна, а не тело вонючее.
   С этими словами выхватили его из петли и швырнули в сторону.
   В деревне потом объяснял ему тот же старик:
   — Пошла бы твоя кожа им на бумагу. Пишут они на той бумаге договоры тех, что продают чертям свои души, и подписывают своей кровью, выпущенной из надреза на правом мизинце.
   Так как во всякого человека, которого бьет хмеле-вик (страдает запоем), непременно вселяется черт, то и владеет он запойным в полную силу: являясь в человеческом виде, манит его то в лес, то в омут. А так как бес выбирает себе место прямо в сердце, то и не бывает тому несчастному нигде покоя и места от страшной тоски. Пока догадаются исцелить такого человека единственным надежным средством — «отчитыванием», т.е. пока не прочитают над ним всей псалтири три раза, — коварный враг человеческого рода не перестанет смущать его и производить свои козни.
   Овдовела, например, одна баба, да и затужила по мужу: начала уходить из избы и по задворкам скрываться. Если она, склонив голову на руки, сидит на людях, то кажется, что она совсем одеревенела — хоть топором ее секи. Стали домашние присматривать за ней из опасения, как бы она руки на себя не наложила, но не углядели: бросилась баба вниз головой в глубокий колодезь. Там и нашли окоченелый и посинелый труп ее. Добрые люди ее не обвинили, а пожалели:
   — Черт смутил, скоро поспел, в сруб пихнул: где слабой бабе бороться с ним?
   Благочестивые же, строгие люди, положивши за грешную душеньку крестное знамение, не преминули открыто выговорить, в суд и в осуждение самоубийцы, заветную мысль:
   — Коли сам человек наложил на себя руки — значит, он «черту баран»¹⁰.
   «Черту баран» в равной мере и тот, кто прибегает к насильственной смерти, и тот, кто совершает поджог, убийство по злой воле (по внушению дьявола), и те, которые попадают в несчастье от неравновесия душевных сил переходного возраста. Все душевнобольные и ненормальные суть люди порченые, волею которых управляет нечистая сила, кем-либо напущенная и зачастую наталкивающая на злодеяние — себе на потеху. Тешат эти люди черта — делают из себя для него «барана» — в тех случаях, когда вздумает бес прокатиться, погулять, потешить себя, а то и просто возить на них воду, как на существах совершенно безответных, беззащитных, подобно овцам, и вполне подчиненных. Для того-то, собственно, и выбрано это самое кроткое безответное животное. Оно же у бесов любимое в противоположность козлу, которого черти боятся от самого сотворения мира (вот почему держат до сих пор козлов на конюшнях). Кроме того, на самоубийцах на том свете сам сатана разъезжает таким образом, что запрягает одних вместо лошадей, других сажает за кучера править, а сам садится на главном месте вразвалку, понукает и подхлестывает. По временам заезжает он на них в кузницы и там подковывает бараньи копыта подобно лошадиным. Когда же сатана сидит на своем троне в преисподней, то всегда держит на коленях Иуду. Христопродавца и самоубийцу, с кошельком в руках, из которого всем бесам отпускаются деньги на разные расходы по делу соблазнов и взысканий за содеянное грешными людьми. В таком виде сатану и на иконах пишут, и на тех картинах Страшного Суда, которые обычно малюются на западных стенах православных храмов. А чтобы вернее и удобнее попали во власть нечистой силы все утопленники и удавленники, их стараются похоронить там, где они совершали над собой тяжкий грех самоубийства, причем погребают этих несчастных под голою насыпью, совсем без креста и вне кладбищенской ограды.
   Проказы чертей. Первыми жертвами при забавах нечистой силы являются обыкновенно пьяные люди: то черти собьют с дороги подвыпивших крестьян, возвращающихся домой с храмового праздника из соседних деревень, то под видом кума или свата вызовутся на такой раз в провожатые. Ведут видимо по знакомым местам, а на самом деле, смотришь, человек очутился либо на краю обрыва горы, либо над прорубью, либо над водою, на свае мельничной запруды и т.п. Одного пьяного мужика посадил дьявол в колодец, но как и когда — несчастный человек не мог сообразить и припомнить: был на игрище, вышел на крыльцо прохладиться, да и пропал. Стали искать и услыхали крик в колодце. Вынули и узнали следующее.
   — Позвал сват пить чай да пиво. Выпил чашку пива и увидал, что не у свата я в гостях, а в колодце, да и не пиво пью, а холодную воду. И не стаканчиком ее пью, а прямо взахлебку.
   Однако наряду с этими злыми шутками черти, по воззрениям народа, сплошь и рядом принимают пьяных под свое покровительство и оказывают им разнообразные услуги. На первый взгляд в таком поведении чертей можно усмотреть как будто некоторое противоречие. В самом деле: черт, злая сила, представитель злого начала — и вдруг оказывает людям добрые услуги. Но на самом деле противоречия здесь нет: каждый пьяный есть прежде всего слуга черта: своей греховной страстью к вину он «тешит беса», и потому черту просто нет расчета причинять своим верным слугам какое-нибудь непоправимое зло, — напротив, есть расчет оказывать им помощь. Сверх того, не кто другой, как именно черт наталкивает на пьянство, наводит на людей ту болезнь, которая зовется хмелевиком, или запоем: он, следовательно, в вине, он и в ответе. Не наказанием же считать его заботы о пьяных и его хлопоты около тех, которые прямо лезут в огонь или воду, и не карает же он в самом деле, если забавляется с охмелевшим человеком и шутит шутки, хотя бы даже и злые (что ему и к лицу, и по нраву). Привел пьяного к куму в гости — велел раздеваться; захотелось пьяному пить — указал на целый ушат с пивом: пей да зубы не разбей, — долго оно на двое стояло, замерзло. Раздевшись, испытуемый стал разуваться, озяб. Осмотрелся и видит, что сидит на сломанном пне и босая нога стоит в снегу, а вдали огонек светит. Увидал его, схватился бежать и бежал как угорелый. На горе по обрыву последний сапог потерял; у окна свата стучал и кричал: замерзаю, пустите! И предстал разутым, раздетым, без шапки. Сват с досады спрашивает: «Где тебя черт носил?» — Отвечает с уверенностью и твердым голосом: — «Он-то меня и носил!» И в самом деле: на откосе валеный сапог нашли, шапку и полушубок сняли с сучка в лесу, а рукавицы валялись подле проруби на реке, из которой угощал давешний кум холодным
пивом.
   Черт любит, говорят, пьяных по той причине, что таких людей ему легче наталкивать на всякий грех, внушать дурные мысли, подсказывать черные и срамные слова (очень часто хлесткие и остроумные), наталкивать на драку и на всякие такие поступки, для которых у всех, за неимением верного, есть одно дешевое и вечное оправдание: «черт попутал».
   — По пьяному-то делу мало ль чего не бывает, — толкуют опытные люди, — напустит «он» жуть (страх) либо тоску, так и незнамо что представится. Со страху да тоски руки на себя наложишь, а он и рад: начнет под бока подталкивать, на ухо нашептывать. Ты только петлю накинь, а он под руку подтолкнет — и затянет. За тем они и на землю являются, чтобы ввести человека в грех или нанести какой вред.
   Трезвые и степенные люди возводят на бесовскую силу немало и других поклепов и обвиняют ее в самых разнообразных злодеяниях и даже в посягательствах на человеческую жизнь. Так, например, во время грозы бес, преследуемый стрелами молний, прячется за человека, подвергая его явной опасности. Поражая беса, Илья-пророк или Михаил-Архангел могут убить и невиновного. Вот почему во время грозы надо креститься. Надо поступать подобным же образом перед едою и питьем, помня, что нечистая сила любит проказить, оскверняя неосвященные сосуды чем ни попадя. Это (по свидетельству житий), между прочим, любимые шалости чертей, к каковым они также прибегают для соблазнов.
  Похищают детей. Вращается часто в деревенском быту ругательное слово оммен (т.е. обмен, обменыш), основанное на твердом веровании в то, что дьявол подменяет своими чертенятами некрещеных человеческих младенцев. Без разбору черти уносят и тех, которых в сердцах проклинают матери, и таких, которым в недобрый час скажут неладное (черное) слово вроде: хоть бы леший тебя унес. Уносят и младенцев, оставленных до крещения без надлежащего присмотра, т.е. когда младенцам дают заснуть, не перекрестивши их, дают чихнуть и не поздравствуют ангельскую душу, не пожелают роста и здоровья. Особенно не советуют зевать в банях, где обыкновенно роженицы проводят первые дни после родов. Нечистая сила зорко сторожит и пользуется каждым случаем, когда роженица вздремнет или останется одна. Вот почему опытные повитухи стараются не покидать матерей ни на одну минуту, а в крайнем случае при выходе из бани крестят все углы. Если же эти меры предосторожности не будут приняты, то мать и не заметит, как за крышей зашумит сильный ветер, спустится нечистая сила и обменит ребенка, положив под бок роженицы своего «лешачонка» или «обменыша».
   Эти обменыши бывают очень тощи телом и крайне уродливы: ноги у них всегда тоненькие, руки висят плетью, брюхо огромное, а голова непременно большая и свисшая на сторону. Сверх того, они отличаются природной тупостью и злостью и охотно покидают своих приемных родителей, уходя в лес. Впрочем, живут они недолго и часто пропадают без вести или обращаются в головешку.
   Что касается судьбы похищенных детей, то черти обыкновенно носят их с собой, заставляя раздувать начавшиеся на земле пожары. Но бывает и иначе. Похищенные дети отдаются на воспитание русалкам или проклятым девкам, у которых они остаются, превращаясь впоследствии: девочки в русалок, мальчики в леших. Сюда же, к неизвестным «тайным людям» или к самим дьяволам, поступают «присланные дети», т.е. случайно задушенные матерями во время сна. И в том, и в другом случае душа ребенка считается погибшей, если ее не спасет сама мать постоянными молитвами в течение 40 дней при строжайшем посте. Ребенок, унесенный «тайными людьми», делается сам тайным человеком: невидимо бродит по белому свету, отыскивая себе пропитание. Пьет молоко, оставленное в горшках неблагословленным, снимает с крынок сметану. Если же ребенок похищен дьяволом, то последний помещает его в темной и тесной темнице. Хотя в темнице нет ни огня, ни кипящей смолы, как в кромешном аде, зато ребенок навсегда лишается света и будет вечно проклинать свою мать за то, что она не уберегла его. Впрочем, для матери, осыпаемой упреками посторонних и страдающей от личного раскаяния, имеется из этого мучительного положения выход. Необходимо три ночи простоять в церкви на молитве; но беда в том, что не всякий священник разрешает это. Тем не менее несчастные матери слепо веруют, что если ребенка похитили тайные люди, то он, по молитве, явится на своем месте целым и, по окроплении святою водою, останется невредимым. Но зато матерям с чертями предстоит много хлопот, так как приходится подвергать себя тяжелым испытаниям, которые не по силам женской природе.
   Лишь только наступит ночь и женщина, оставшаяся одна в церкви, встанет на молитву, как тотчас же начинает она подвергаться всяким ужасам: позади поднимается хохот и свист, слышится топанье, пляски, временами детский плач и угрозы. Раздаются бесовские голоса на соблазн и погибель:
   — Оглянись — отдадим!.. Кричит и ребенок:
   — Не мать ты мне, а змея подколодная! Оглянуться на тот раз — значит на веки погубить себя и ребенка (разорвут черти на части). Выдержать искушение — значит увидеть своего ребенка черным, как уголь, которого на одну минуту покажут перед тем, как запеть вторым петухам.
   На вторую ночь происходит то же самое, но с тем лишь различием, что на этот раз ребенок не клянет своей матери, а твердит ей одно слово: молись! — После первого петуха появляется дитя на половину тела белым.
   Третья ночь — самая опасная: бесы начинают кричать детским голосом, пищат и плачут, захлебываясь и с отчаянными визгами умоляя взять их на руки. Среди деланных воплей до чуткого уха любящей матери, храбро выдерживающей искус, доносятся и нежные звуки мягкого голоса, советующего молиться:
   — Матушка, родная ты моя! Молись, молись — скоро замолишь.
   Пропоет третий раз петух — и дьявол бросает перед матерью совершенно белого ребенка, т.е. таким, каким она его родила.
   — Теперь ты мне родная мать — спасибо: замолила! — прокричит дитя и мертвым, но спасенным останется лежать на церковном полу.
   За отказом священников беспокойства сокрушающихся матерей доходят до крайних пределов, и только благодаря богомольным настроениям они находят успокоение в хождениях по монастырям и в увещаниях благочестивых старцев, признаваемых за святых. От старцев тоскующие матери и приносят домой уверенность в том, что и душа заспанного младенца пойдет туда же, куда все души прочих умерших детей, т.е. прямо в рай, к самому Господу Богу.
   Соблазняют женщин. Из некоторых житий святых — особенно по афонскому Патерику — и из народных сказок довольно известны сладострастные наклонности всей бесовской породы. Эти наклонности проявляются как в личных поступках отдельных бесов, так и в характере людских искушений, потому что бесы всего охотнее искушают людей именно в этом направлении. В истории борьбы христианства с язычеством в Византии есть немало указаний на ту же блудную наклонность дьяволов и на связь их с гречанками того времени. Стоит и в наши дни, у нас на Руси, поскучать молодой бабе по ушедшему на заработки мужу, в особенности же вдове по умершему, как бесы и готовы уже на утеху и на услуги. Пользуясь способностью перекидываться (принимать на себя всякие личины) и ловкостью в соблазнах и волокитствах, бесы добиваются полных успехов. Начинают, например, замечать соседи, что баба — вдова — иногда то сделается как бы на положении беременной, а то и опять ничего не заметно, нет никаких перемен. В то же время она со всякой работой справляется отлично. Летом выходит в поле одна, а делает за троих. Все это, вместе взятое, приводит к предположению, что баба находится в преступной связи с дьяволом. Убеждаются в том, когда начинает баба худеть и до того исхудает, что останутся только кожа да кости. Прозорливые соседки видят даже, как влетает в избу нечистый в виде огненного змея, и с клятвою уверяют, что на глазах у всех бес влетел в трубу и рассыпался огненными искрами над крышей.
   Поверья об огненных змеях настолько распространены, а способы избавляться от их посещений до того разнообразны, что перечисление главных и описание существенных может послужить предметом особого исследования. Рассказы о таких приключениях поражают своей многочисленностью, но в то же время и докучным однообразием. Входит бес во временную сделку с несчастной, поддавшейся обману и соблазну, и всего чаще с женщиной, допустившей себя до полного распутства. Оба стараются, по условию и под страхом тяжелого наказания, держать эту связь в величайшей тайне, но греховное дело с нечистым утаиться не может. Находится достойный человек, которому доверяется тайна, и отыскивается средство благополучно прекратить это сношение. Помогает в таких случаях накинутый на беса (обычно являющегося в виде дородного мужчины) лошадиный недоуз-
док. Отваживают от посещений еще тем, что нащупывают у соблазнителя спинной хребет, какового обычно у этих оборотней не бывает. Иных баб сверх того спасают отчитываньем (от блудного беса — по требнику Петра Могилы); другим помогает чертополох (cisium и carduus) — колючая сорная трава, равно ненавистная всей нечистой силе. Приглашают также в дом священника служить молебен; пишут во всех углах мелом и дегтем кресты, курят из ручной жаровни ладаном и проч.¹¹.
   Рассказывают, что иногда и сами черти налетают на беду и остаются в дураках: убегают от сварливых бедовых баб опрометью, добровольно и навсегда. Болтают также, что от подобной связи рождаются черные, глупые и злые дети, которые могут жить очень недолго, так что их даже никто не видит.
   Дьявольское наваждение. В сознании простых людей еще окончательно не решено, в чем заключается причина болезней, постигающих человеческий род: в божественном ли попущении, или в дьявольском наваждении. По сличении сведений, полученных более чем из 50 местностей относительно происхождения различных недугов, — оказывается, что значительный перевес на стороне последнего мнения. При этом известно, что некоторые болезни, как, например, лихорадки, в народном представлении рисуются в форме живых существ, имеющих определенный старческий вид и каждая свое особое имя, как дщери Иродовы. Общее количество лихорадок доходит до двенадцати (а по некоторым сведениям, даже до семидесяти), причем все они представляются в виде косматых распоясанных старух. Против лихорадок издавна вращается в народе целый молитвенный список, присутствие которого в доме считается, подобно такому же апокрифическому сказанию о Сне Богородицы, за действительное и сильное целебное средство. Как заболевшие, так равно и желающие предохранить себя от будущих напастей должны носить тот и другой список на шейном кресте, зашитыми в тряпочку.
   Лишь в некоторых местностях удалось различить причины болезни, распределив их по двум основным разрядам. Выходит так, что все болезни (особенно эпидемические, вроде холеры и тифа) посылает сам Бог, в наказание или для вразумления, и лишь немногие зависят от насыла злым человеком или от порчи колдунами и ведьмами. Зато все душевные болезни, и даже проказу, всегда и бесспорно насылает черт. На него и показывают сами больные, выкликая имя того человека, который принес, по указанию и наущению дьявола, порчу и корчу и нашептал всякие тяжелые страдания.
   В некоторых местностях существует полная уверенность в том, что на всякую болезнь полагается особый дух и что каждый из этих духов имеет свой вид: например, для лихорадки — вид бабочки, для оспы — лягушки, для кори — ежа и т.п. Сверх прочих существует еще особенный бес, насылающий неожиданные и беспричинные острые боли, пробегающие схватками в спине, руках и ногах. Такой бес называется «притком» (отсюда и обычное выражение «попритчилось»). Для пьяниц черти приготовляют в водке особого червя
(белого, величиной с волосок): проглотившие его делаются горькими пьяницами, и т.п.
   Все болезни, которыми чаще всего страдают женщины, как, например, кликушество, и вообще порчи всякого рода (истерии) приписываются, бесспорно, бесам. Причем сами женщины твердо и непоколебимо убеждены, что это бесы вселились внутрь испорченных, что они вошли через неперекрещенный рот во время зевоты или в питье и еде. Подобные болезни ученые доктора лечить не умеют; тут помогают только опытные знахари да те батюшки, у которых водятся особые, древние молитвенники, какие имеются не у всякого из духовных.
   Хотя и придумана давно деревенская пословица: «Богу молись, а черта не гневи», — но существует и такая истина, которая выше всякой греховной болтовни и легкомысленных правил: «Без Божьей воли и волос на голове человека не пропадет». Если черт — лиходей для человека только по Божию попущению, то, во всяком случае, бесовскому влиянию положен известный предел и само пребывание нечистой силы на земле ограничено определенными сроками. Так, еще повсюду сохранилось убеждение, что при благовесте в церквях, после третьего удара, вся бесовская сила проваливается в преисподнюю. В то же время сознательно твердо держится вера, что ко всякому человеку при его рождении приставляются черт и ангел. Оба они не оставляют человека ни на одну минуту, причем ангел стоит по правую сторону, а дьявол по левую¹². Между ангелом-хранителем и дьяволом-соблазнителем стоит постоянная вражда. Каждый из них зорко следит друг за другом, уступая первенство сопернику лишь в зависимости от поведения человека: радуется, умиляясь, ангел, при виде добрых дел; осклабляется, хохочет и хлопает в ладони довольный дьявол при виде послушания его злым наветам. Ангел записывает все добрые дела, дьявол учитывает злые, а когда человек умрет, ангел спорит с дьяволом о грешной душе его. Кто из двух победит — известно единому Богу.
   Впрочем, до того времени на всякий час готово для утешения молитвенное слово:
   «Ангел мой, хранитель мой! Сохрани мою душу, укрепи мое сердце на всяк день, на всяк час, на всякую минуту. Поутру встаю, росой умываюсь, пеленой утираюсь Спасова Пречистова образа. Враг-сатана, отшатнись от меня на сто верст, на тысячу, на мне есть крест Господен! На том кресте написаны Лука и Марк, и Никита-мученик: за Христа мучаются, за нас Богу молятся. Пречистые замки ключами заперты, замками запечатаны, ныне и присно, и во веки веков, аминь».

 

   Примечание:

   1 Например, трудно представить себе любой большой русский город, в котором не указывали бы на дома, населенные чертями и покинутые по причине разных проказ нечистой силы, производящей шум и возню, швыряющей камнями, щепой, песком и т. п.

   2  Вот для любознательных эти названия: агорянин или огаря-нин (Орловской губернии и уезда), бес, нежить, нечисть, злой дух, демон, сатана, дьявол, черт, вельзевул, царь тьмы, князь тьмы, царь ада, царь преисподней, змий, кромешный, враг, «тот», «он», ворог, вражья сила, недруг, неистовый, лукавый, нечистый, луканька, не-наш, недобрый, недобрик, нелегкий, нелегкая, нечистая сила, нечестивый, неладный, соблазнитель, блазнитель, морока, мара, лихой, игрец, шут, шайтан, черная сила, черный, неключимая сила, некошный (т.е. нечистый или поганый), ненавистник рода человеческого, леший, лесовик, дворовый, банник, гуменник, кикимора, русалка, полевой, полевик, водяной, хозяин, хохлик, шиш, шишимора, шишига, шиликун, отяпа, летучий, огненный змей, несветик, рогатый, пралик, немытик, левый, идол, окаянка, окаяш-ка, шехматик, супротивник, нехороший, анчутка безпятый, родимец, супостат, шутошка, дерт (в Шуйском уезде Владимирской губернии «д» вместо «ч», т.е. черт).

   3 Одна из таковых, чисто великорусского происхождения и повсеместно распространенная, повествует, что некий святой подвижник (по преданиям Поволжья — Андрей блаженный) встретил беса, всего выпачканного.
— Иди обмойся водой речной, — посоветовал святой, — что ты таким пакостным ходишь?
— К реке меня не пускает ангел, а велит идти в ту первую избу, где стоит непокрытою кадка с водой и где она не ограждена крестным знамением. Туда я и иду. Мы все там всегда и обмываемся.
Порченые и кликушки во время припадков беснования громогласно, при всем народном множестве, определяют, даже подлинным счетом, число бесов, которые залетели к ним через рот и гложут их животы (чаще всего сорок).
   4 Из подобных пословиц в народе вращаются, например, еще следующие: «Навели на беса, как бес на болото»; «Ходит черт по мхам, по борам, по болотам»; «Всякий черт свое болото хвалит»; «Вольно черту на своем болоте орать»; «Иной ворочает в доме, как черт в болоте, и правит домом, как тот же черт болотом», «Гнилого болота и черт боится» и т.д.

   5 У наших чертей красным бывает только колпак на голове.

   6 Тавлннка — берестяная табакерка.
   7 Как сообщают из Смоленской губернии, черти летели с неба сорок дней и сорок ночей, и кто где упал, тот там и остался хозяином.
   8 Олончане даже к рыболовным сетям привязывают листовой табак.

   9 В лесу с лесом равен, — говорят в Сарапульском уезде Вятской губернии, — в поле — с травой, а в людях — с человеком (равен — т.е. схож).
   10 Иногда — гораздо реже — это выражение заменяется двумя другими: черту свечка, черту кочерга (уголья мешать в геенне огненной).
   11 Как всем известно — хотя бы по словам повсюду распространенной поговорки, — черти всего больше боятся ладану («ладан — на чертей, тюрьма — на воров»), а вследствие того и введены в обычай сумочки-ладанки, носимые вместе с крестами на шее. В такие сумочки зашивают, вместе с какой-либо святыней, кусочки этой пахучей смолки. Бывает, впрочем, зачастую и так (по пословице же), что у иных... ладан на вороту, а черт на шее.
   12 Сведующие люди держатся, вследствие подобного верования, того правила, что никогда не плюют на правую сторону и ложатся спать на левом боку, чтобы держать лицо обращенным к своему ангелу и не видеть во сне дьявола.

М. Власова "Русские суеверия" Санкт-Петербург издательство "Азбука-классика" 2001.

   ЧЕРТ — нечистый дух, подручный Дьявола, Сатаны, противник Бога и ангелов.
   ЧЕРТОВКА, ЧЕРТЕНИЦА, ЧЕРТИХА - нечистый дух в женском облике; жена черта; лешачиха, водяниха; ведьма, колдунья.
   «Копил, копил, да черта и купил!»; «Не бойся смертей, а бойся чертей»; «Богу молись, а черта не гневи»; «Не было печали, да черти накачали»; «Черт-чертом вымазался»; «Все черти одной шерсти»; «Бур черт, сер черт, все один бес» <Даль, 1882>; «Лукавый, или черт, кажется, по народным поверьям, в разных видах» (Волог.); «Причина метели — возня чертей» (Новг.); В первый день Рождества «засветят лучину и ходят с огарком зачерчивацца в поле со словами: „Черти с нам, водяной с нам, маленьки чертяточки все по-за нам, из черты в черту и девки к черту" и слушают... Расчерчиваюцца так: „Черти все от нас, водяные от нас, маленьки чертятки все от нас, девки от черта и черт от девок"» (Волог.); «В Святки отправляются на росстань, очер-тываются три раза, приговаривая за каждым разом: „За три черты черт не ходи!"» (Арх.); «Посмотрел пустынник на черта: тот — ужаснеющая образина, индо с души тянет» (Урал); «Сбежал бес и увел с собой всех чертенят» (Влад.); «В чистом поле бежит река черна, по той реке черной ездит черт с чертовкой, а водяной с водяновкой, на одном челне не сидят, и в одно весло не гребут, одной думы не думают и совет не советуют» [из заговора] (Арх.); «Бал — черт с печи упал»; «Богатому мужику черт яйца несе»; «Глядит как черт на попа»; «Живут, как черти яблоки делют» (о ссорящихся родных); «Земля треснула, а черт выскочил» (о непрошеном госте); «Черт пару снес» (говорят о таком супружестве, в котором муж с женой похожи друг на друга крутым характером, неуступчивостью и т. п.) (Курск.) <Машкин, 1903>; «Ангельский голосок, чертова думка» (Сарат); «Господь на языке, черт на сердце»; «Бога зови, а черта не гневи!»; «Бог дал, а с чертом потягаемся» <Даль, 1984>; «Ладан на вороту, а черт на шее»; «Я за порог, а черт поперек»; «Черт Ваньку не обманет: Ванька сам про него молитву знает»; «Послал Бог работу, да отнял черт охоту» <Даль, 1882>.

Серый кот, Блины пёк,
Не допёк,
Сковородник уронил,
Черту ногу перломил
(Влад.).

   Черт — один из самых вездесущих и популярных героев крестьянских поверий, его образ отражен в живописи (от древнерусской до современной), в литературе (от житий и апокрифов до поэзии, прозы XX в). Черт упоминается в многочисленных пословицах, о нем рассказывают были, легенды, сказки.
   Черт — обобщающее, родовое название для различных нечистых духов; в поверьях черт многолик, его образ смешивается с образами водяных, леших, банников и т. п. «Поверья о духах: черте, лешем, водяном... неразрывно связаны между собою; отличить их по внешнему виду, характеру, поступкам невозможно, понятие о них среди крестьян неясное, неопределенное», — констатирует в конце XIX в. собиратель фольклора из Вологодской губернии. «Черти — это общее название всей злой силы, которая еще называется „нечистою"» (Арх.); «многие не знают различия между лешими и чертями вообще» (Волог.). «Водяной с рогами и хвостом, похож на черта» (Орл.). «Черти живут в разных местах, как-то: в домах, лесах, водах, овинах, банях и гумнах; называются они лесовиками, домовиками, банниками и овинниками» (Смол.).
   В соответствии с таким общераспространенным представлением черт в ряде районов России может именоваться «шишком», «шишигой» «шутом», а на севере и северо-западе — «лембоем» (это также обобщающие для нечистых духов наименования).
   Разновидности чертей в поверьях, отождествляемые более всего с водяными и разнообразными мелкими нечистыми духами, — анчутики, ичетики, кузутики, кулиши, хохлики, шуликуны, шутики.
   С. А. Токарев полагает, что в XIX —XX вв. понятие о черте получило очень широкое значение, покрыв «целый ряд отдельных более узкоспециальных образов» <Токарев, 1957>. Однако подобный обобщающий процесс, скорее всего, произошел значительно раньше: наименование черт в основном сменило (начиная с XVI —XVII вв.) название «бес», которым после принятия христианства стали обозначаться самые разнообразные нечистые существа и силы «дохристианского происхождения» (см. БЕС). («Бес — дух, демон в самом общем понимании» <Токарев, 1957>; его образ с распространением христианства обогатился новыми чертами антипода Бога, духа зла).
«Замечательно, что в древнерусских письменных памятниках мы не встретили обыкновенного русского слова „черт", так обычного в памятниках народной словесности. Единственный памятник, где нам впервые попалось это слово, — „Великое Зерцало", где есть, например, такая повесть: „Яко не подобает рабов звати: поиде, черт, или Диавол"». «Так как „Великое Зерцало" — памятник, перешедший к нам из Польши, то мы решаемся думать, что и слово „черт" польского происхождения (czart) и перешло к нам приблизительно с XVII в. В западнославянской мифологии этим именем называлось болотное божество, нечто вроде лешего (впрочем, и у нас говорят: „Ступай к черту в болото!"» <Рязановский, 1915>.
   Согласно уточнению О. А. Черепановой, наименование черт известно в русском языке с XV в. «Происхождение слова не совсем ясно. Праславянское СьRtъ. рассматривается как причастие на -to „проклятый", родственное лит. kyrёt „злиться", apkyrёti „надоедать", kerёti „сглазить, околдовывать" (в украинском, белорусском, чешском, польском языках слово черт имеет то же значение, что в русском)» <Черепанова, 199б>.
   В поверьях черти (как и бесы) — бывшие ангелы, сброшенные с неба вместе с Дьяволом, Сатаной. «Черти взбунтовались на небе, не хотели слухать Бога, да и... фить! Как пужнул их архангел Михаил с неба — кто куда» (Орл.); «Когда Бог сотворил мир, то заставил ангелов петь ему славословие, а сам ушел в рай к Адаму. Ангелы-то пели, пели, да соскучились. Вот один из них и говорит: „Бог-то ушел, давайте-ка отдохнем". Некоторые ангелы и перестали славословить. Бог пришел и приказал верным ангелам прогнать их с неба. Эти ангелы и стали нечистыми» (Пенз.).
   Крестьяне многих районов России рассказывали, что ангелы-черти, упавшие с неба на воду, стали водяными, на леса — лешими, на дома — домовыми и т. п. Однако эта легенда, очевидно, возникла достаточно поздно и отнесена к сложившимся ранее понятиям о лесных, водяных и прочих нечистых духах, которые обычно имеют не небесное, но хтоническое («земное или земноводное») происхождение (см. ВОДЯНОЙ, ЛЕШИЙ)
   По рассказу, записанному в Саратовской губернии, черти возникли из плевка Бога. Появление чертей связывается и с Сатаной: «Происхождение чертей народ считает от Сатаны, а Сатана уж так весь свой век живет, не переводится» Новг.).
   Черти не только отождествляются с бесами, демонами. Нередко в представлениях народа они сосуществуют с ними в «табели о рангах» духов зла: «Черт, Дьявол, бес, Сатана — сим вымышленным особам простолюдины определяют разные степени и достоинства и уверяют, что черт смущает, бес подстрекает, Дьявол нудит, а Сатана знамения творит для колебания крепко в вере пребывающих» <Чулков, 1786>.
   Тем не менее, хотя отмечено, что «активные и мстительные» духи зла отличаются от «озорных и капризных» местных духов <Карнаухова, 1928>, образ черта в народных поверьях находится на грани между образами библейского духа зла и двойственных нечистых духов: «В представлении заонежан — человеконенавистник. Дьявол сам по себе: это отвлеченное существо, о котором, вне круга религиозных верований, они знают лишь из особого рода сказаний; в жизни же они имеют дело с духами совершенно иного порядка, которые и по природе, и по наклонностям близки к человеку, но только сильнее его ... Черти в глазах народа также отличны от Дьявола; по заонежскому поговорью: „Черт чертом, а Дьявол сам по себе"» <Рыбников, 1910>. «Дьявол зол и опасен, а черти „шутят"» (Волог.). «Черт не есть бес. Бес — собственно искуситель, враг человека, производитель греха» (Вятск.).
   Согласно верованиям Орловщины, «провалившиеся в Тартар» черти, с одной стороны, выходят из тьмы кромешной соблазнять людей, а с другой — обитают предпочтительно в болотах и, обладая более добродушным характером, «шутят» над прохожими (см. ШУТ).
   Традиционный облик черта (там, где он более или менее отличен от иных представителей нечистой силы) в общем наследует бесу (см. БЕС): это черное (синее, темное), мохнатое существо, с крыльями и хвостом, с когтями, рожками и копытцами. Глаза его горят, как угли, голос зычный, сиплый, «каркающий». Он может быть кривым, хромым, лысым (с остроконечной, «шишом», головой), с гусиными пятками. «Черт видится „деталями": ноги в шерсти, руки с когтями, крылья, коровья голова; пламя от него в виде огненного змия, огненного шара или как овчина большая, но сам черт невидим» (Влад.) <Завойко, 1914>.
    Однако, по мнению ряда исследователей, подобному образу беса-черта, напоминающего фантастическое животное, предшествовал (или сопутствовал) образ обнаженного женообразного юноши с женскими (часто поднятыми над головой и спутанными) волосами. Такой облик прослеживается в памятниках древнерусского и средневекового искусства. Ф. Буслаев полагал, что лишь «миниатюристы XVII в. смелее стали обращаться с личностью беса. Демон старинной живописи даже был не страшен по своему виду, а пугал только идеею вечной гибели. Мастера XVII в. стали намеренно ухищряться в вымышлении отвратительных очертаний бесовских фигур...» <Буслаев, 1886>.
   Так или иначе, но для народных поверий XIX —XX вв. характерен облик черта — фантастического существа, особо склонного к разнообразным метаморфозам. Он не только «каркает вороном, стрекочет сорокой», но может принимать какой угодно вид — «животного с черной шерстью, человека с рожками» (Волог.); черти являются людям «в разных видах, смотря по цели. Если нечистому, черту, надо испугать человека, то он является в виде страшного зверя; если „самустить" (совратить) на худое дело — в виде человека; коли подурачиться, поглумиться над людьми — то в виде кошки, собаки и т. д.» (Новг.) <АМЭ>. «И леший такой же черт. Они везде, их много видов. Они и с хвостиком, и с крылышком, и без спины, в любом обличье выйдут, и в человечьем... Хоть в кого может превратиться. И летучие есть» (Новг.) <Черепанова, 199б>.
   «Столб пыли, поднимаемый вихрем, производят, по мнению крестьян, черти, когда они возятся между собой» (Волог.).
   Черт может обращаться в мышь, змею, лягушку, рыбу, сороку, свинью, козлика, барана, овечку, лошадь, зайца, белку, волка; а также в клубок ниток, ворох сена, камень <Максимов, 1903>. Как и бес, Дьявол, он оборачивается змеем, а также монахом, священником; странником, солдатом. «Раз проснулась я ночью, глядь, а на шкафу кто-то сидит. Пригляделась — военный, зеленая гимнастерка, фуражка, такой красивый молодой парень, смотрит на меня и улыбается. Я фыркнула на него, исчез» (Новг.) <Черепанова, 1996> (о «форменной» одежде нечистых духов см. ЛЕШИЙ)
   Одно из самых излюбленных обличий черта — вихрь; он может принимать неопределенный и страшный облик: «Лукавый, или черт, кажется, по народным поверьям, в разных видах... В деревне Княжая крестьянин Иван Шурыга занялся гонкой дегтя: „Гоню я деготь в Страстную субботу, не хотелось мне бросить, и я остался на ночь. <...> Сидеть до полуночи в истопке мне показалось страшно, и я вышел к огню из истопки. Сижу у огня и вижу, что ко мне быстро катится как копна огненная. Докатилась до истопки, отворила дверь в истопку и говорит: «Сдогадался-таки, ушел!» — и укатилась от истопки. Я так испугался, что давай Бог ноги! Бог с ним и с дегтем!" Соседи уверяют, что в истопке его бы непременно задавило» (Новг., Белоз.).
   Черт оборачивается человеком, до мелочей похожим на знакомого, родственника (попутчика, соседа, кума, свата, мужа): «Недавно в деревне Мальцеве умерла женщина Марья с огромнейшим животом. Родные передают, что когда они стали ей укорять, что она гуляет (распутничает), она им рассказала следующее: „Когда Костю (мужа) взяли в солдаты, я сильно тосковала. И вот стал по ночам ходить ко мне мужик, ликом и всем как Костя. Живот-то и стал расти!" Народ уверяет, что ходил к ней лукавый» (Новг.) <АМЭ>.
   В уральском повествовании черти — «барыни в немецких платьях, в шляпках, с зонтиками и офицеры с гитарами» — «и у тех, проклятых, вместо ног, торчат — у кого лошадиные же копыты, у кого звериные лапы, а у одной барыни из-под платья и хвост виден, закорючился, словно у собаки» <Железнов, 1910>.
   На Владимирщине полагали, что черти — «такие же люди, но нерусские, неаккуратные и неуклюжие».
   В поверьях конца XIX — начала XX в. облик черта нередко осовременивается. «Случилось мне прийти в правление в пятницу, и я увидел там старушку какую-то в коридоре, — сообщали в 1898 г. из Тихвинского уезда. — Спрашиваю: „Что тебе, бабушка?" — „А что, кормилец, выдают проценты?" — „Выдают. А где у тебя книжка?" — „Да что, кормилец, ходила помолиться Царице Небесной, да черт навстречу попал, я и узелок оставила... <...> Да сидит на двух колесах, да как ветер дунул, он и уехал. Я и думаю, что ходила помолиться за грехи свои, а тут черт навстречу". Я ей говорю: „Бабушка, это, верно, барин на велосипеде". — „Ох ты родной мой, да его, черта, нашему барину на тройке не догнать"» <АМЭ>.
   Черта-человека выдают зычный голос, горящие глаза, а также едва заметные ролски, копытца; как и у лешего, у него иногда подоткнута правая пола одежды; на голове у черта может быть красная шапочка (реже он носит красную рубашку, пояс).
   «У кого нет ресниц, тот считается чертом или, во всяком случае, весьма подозрительным человеком» (Волог.). У черта может не быть тени (Новг. и др.). Ср. также совет, как отличить «чертей в образе людском». «Как бы там черт ни притворялся, а хвоста скрыть не может: хоть кончик да будет виден из-под одежды. Тоже и насчет ног: истовых, значит, ног он иметь не может, а будет иметь иль-бо лошадиные копыты, иль-бо звериные лапы» (Урал) <Железнов, 1910>.
   Согласно поверьям Тульской губернии и некоторых других, чертей, как и людей, очень много.
   Распространенные названия черта, характеризующие различные черты его внешнего облика, нрава и помогающие избежать частого употребления его настоящего имени, — нечистый, немытик, некошной, невидимка, недобрик, лукавый, грешок, враг, рогатый, плохой и т. п.: «Слово черт произносить грех, не то он привяжется и будет причинять зло» (Волог.). «Во Владимирской губернии считали, что, „как зачнешь ругаться, он подскочит и толкат, ругайся, дескать, больше". Слово черт хотя и употребляется там, но чаще заменяется словом „шут", „шутник", „окаяшка", „черный"» <Померанцева, 1975>; «Многие слова черт не произносят, боясь черта, а называют его черный, немытик» (Новг.).
   В версии популярного сюжета «Черт и совик», записанной на Пинеге, ругающийся едва не погублен «призванным» им чертом: «А еще был у нас в Кевроле такой человек нехороший. Всех ругом ругал, иначе как „черт" да „дурак" и слова ему не было. <...> Вот раз он с работы пришел, в избу в совике взошел да давай стягивать. А совик намок, не лезет. Он тогда и заругайся на сына: „Вот, черт, помоць не можешь!" А откуда не возьмись тут черт и пришел. Давай с него совик ташшить. Ташшит вместе с кожей. Мужик кричит, а черт ташшит. Так кричал, что все село сбежалось. Прибежал и поп, стал его отцитывать „Отце Наш" и молитвы всякие, ну, черт и убежал, да с совиком вместе». И.В.Карнаухова отмечает распространенность мотива «помощи» вызванного бранью черта — сходный сюжет содержится, в частности, в рукописи «Цветник» Соликамского уезда Пермской губернии XVII —XVIII вв. и др.) <Карнаухова, 1928>; он почти дословно передает историю «О гордости и ярости», помещенную в «Великом Зерцале» и ходившую во множестве.
   Излюбленные места обитания чертей — болота, лесные чащобы, «неудобные земли»: Ср. «Горы да овраги — чертово житье»; «В тихом болоте черти живут».
   «Воду каждую ночь ангел освящает, и только речную, да родниковую, да морскую, а болотной не освящает, затем что в болотах черти живут» (Орл.).
   Согласно поверьям Олонецкого края, черти по зорям собираются на советы на опушках глухого леса. На Смоленщине рассказывали, что черт любит камыш (селится в нем). Бытовало в Смоленской губернии и повествование о драке бабы с чертом в камыше. Чтобы унять дерущихся, св. Николай снял им головы, однако потом приставил неправильно — бабе голову черта (и наоборот), «отчего баба зла» (ср. также курскую поговорку «Где черт нейме, там бабу пошле»).
   Обитают черти и в водоемах, реках, омутах — во многих районах России понятия о чертях связываются прежде всего с водяными духами.
   В Орловской губернии, например, полагали, что «старые черти живут в море, молодые черти живут в речках». «Черт не может на суше жить, он только в воде живет. Он черт, он водяной» (Новг.).
   Рассказывают, что водяные черти часто выходят из воды «и играют с купающимися детьми. Стоит надеть на чертенка крест, как он упадет без чувств и будет лежать, пока не снимут с него креста» (черти — «почти дети», они купаются, играют и веселятся) (Забайк.).
   Черт — обитатель омутов, озер, любит омуты мельничные, бучила (Вят.); черти уводят неосторожную девушку в море (Пенз.) и т. п.
   «В Кадниковском уезде рассказывают, что на Новый год черт выгоняет коров пастись к устью какой-нибудь речки, и если обойти это место с иконой, то черт хотя и выскочит (из воды. — М. В.), и коровы разбегутся, но двух-трех все-таки можно успеть захватить» (Волог.) <Иваницкий, 1890>.
   Черти любят появляться, собираться на перекрестках и в пустых нежилых строениях, на чердаках: «Народ думает, что черти всего более обретаются в пустых, нежилых домах, особенно в тех, в которых случались несчастные случаи, как-то убийство, повесившиеся; говорят, что в них пугает» (Арх.) <Ефименко, 1877>.
   «На росстанях каждый старик и старуха крестятся, и помилуй Бог сругнуться. Потому, говорят старухи, всякая беда может случиться. На перекрестках даже брать ничего нельзя. Ямненская Акулина Толстоногая [прозвище] подняла на перекрестке баранки в новом платке, и с тех пор, говорят бабы, у ней все ноги покрылись ранами и болят теперь. На перекрестках же можно встретиться с нечистой силой, по своей надобности [желая вступить с ней в сношения]» (Волог.) <АМЭ>.
   Как и многие нечистые духи, черти играют, пляшут и дерутся на перекрестках, а в Пасху катают там крашеные яйца. «На перекрестках черти собираются и играют в бабки или бьются на кулачках, любят тоже собираться на колокольнях, а в жаркую пору дня забираются под густые нависшие ветви больших елей, где темно и прохладно; в городах собираются на чердаках и часто поднимают беготню и драку, и если войдут с огнем, то они обращаются в кошек и разбегаются» (Волог.) <Иваницкий, 1830>.
   «Черти водятся на перекрестках дорог и там причиняют людям и скоту всякие несчастные случаи. Людей они смущают особенно на Святках и перед утреней Светлого Воскресения» (Тулъск.) (здесь мотив разгула нечисти в преддверии больших христианских праздников переплетается с представлениями об активизации наполняющих мир существ, сил в значимые, переломные моменты года, суток).
    В ряде губерний (Моск., Нижегор., Вятск., У фин. и др.) сооруженные предшествующими жителями постройки (их развалины) именовали Чертовыми (Бесовскими) городищами, приписывая строительство не людям, а нечистым духам <Кудрявцев, 1898>.
    В местных повествованиях о подобных сооружениях представления о необычайных способностях сверхъестественных существ могут смыкаться с верой в возможность заклясть их, подчинить (см. БЕС). Ср. легенду о жившем на Чертовой горе пустыннике-анахорете, которого соблазняли Дьявол и бесы. «Они стучали ночью в дверь и окно его кельи, подымали драницы на крыше и не давали сосредоточиться на молитве». Желая «занять» их или испытать их силу, пустынник предлагает им построить в одну ночь каменную церковь. «Обрадованная нечистая сила тотчас же <...> принялась за работу, добывая камень из самых недр горы. Церковь была почти готова, но пока бесы думали, как водрузить крест, раздался крик петуха. Бесы провалились в тартарары, а с ними и повалилась колокольня» (Вятск.) <Кудрявцев. 1898>.
   Нередко основным местопребыванием чертей крестьяне считают подземелья, ад: «Черти живут в земле. У них есть дома глубоко в земле, и называемые адом. Там все черти живут, там и Сатана» (Новг.). Однако, по поверьям многих областей России, хотя главное местопребывание чертей — ад, они обитают повсеместно. «В аду, согласно народным представлениям, живут „на-сыльные", самые „лихие" черти, существующие кроме постоянной нечистой силы, живущей на земле, в воде, лесах, оврагах, домах» (Калуж.) <Поме-ранцева, 1975>.
   Рассказ, записанный в Пензенской губернии, объясняет основное местопребывание чертей тем, как был сотворен мир: «Черт за щеку спрятал глину [при творении мира]. Архангел донес на него. Черту пришлось выплюнуть — образовались горы и озера. Бог в наказание посадил черта в самый глубокий и бездонный овраг и наполнил его вонючей водой и глиной. Поэтому черти теперь и бывают в оврагах и болотах, даже слышать можно, как они там стонут, визжат и хохочут».
   В Тульской губернии полагали, что черти продолжают обитать на небе, но отделены от ангелов глухой каменной стеной. По поверьям Рязанской губернии, черти живут в преисподней, местоположение которой неизвестно.
   Поскольку чертями именовали разных нечистых духов (часто неопределенного облика), то черти, вообще говоря, вездесущи; они могут появляться повсюду и постоянно (хотя любимое их время — ночь). Черти живут в банях, овинах, они свободно проникают в дома и даже обитают в избах. «Народ думает, что черти живут в болотах, мельницах, банях. Они приходят в деревню ночью и уносят то, что не благое ловясь положено» (Новг.). «На мельницу, в баню нельзя ходить около полуночи — черти задавят» (Новг.); «Пусти черта в дом — не вышибешь лбом» <Даль, 1882>.
   Основной путь черта из дома и в дом — труба, которая считается «местом нечистым». «Через ее все черти заходят в дом и выходят из избы». Обыкновенно черти путешествуют в дом и из дома в то время, когда топится печь. Поэтому многие хозяйки перед топкой трижды крестят дымовую трубу, «щобы черти не залетили в дом» (Волог.) (однако труба в поверьях XIX —XX вв. не только источник опасности — как своеобразный «путь» сверхъестественных существ, она может быть необходима; во время гаданий, к примеру, трубу оставляют незакрытой и т. п.).
   В рассказе из Новгородской губернии черт поселяется в трубе: «...у крестьянина деревни Костина из печной трубы на крыше стало пламя выкидывать. Сперва мужик подумал, что это от сажи, накопившейся в трубе... Сажу вычистили, а пламя нет-нет да и вылетит. Стали и соседи приступать: „Ты что же, Спиридон, печи-то не исправишь? Ведь эдак можно и деревню спалить..." А пламя все продолжает выкидывать. Решили, что это нечистый пошаливает. Обратились к знахарю... Он взялся выжить нечистого из трубы. Велел мужику купить бутылку водки, принес с собой стаканчик и корочку хлебца, посыпанную четвергового солью. Влез знахарь на крышу. Там он уселся на трубу, раскупорил бутылку, налил стаканчик и выпил. При этом он проговорил: „Во имя Отца" — и закусил корочкой. Вторую — „Во имя Сына" — и закусил корочкой. Третью — „Во имя Святого Духа" — и вылил в трубу. Такую жу штуку он проделал во второй и третий раз, пока вся бутылка не была выпита. Черт, сидевший в трубе, поневоле был напоен водкой, которая на этот раз ему пришлась очень не по вкусу, и с треском вылетел из трубы».
   В быличке записи 1990 г. черт также появляется у трубы: «Бабка рассказывала, видела она черта. В Троицу это было. Шла она с кладбища, а мужики самогонку варили в доме. А он большой, черный, с рогам, на крыше сидел за трубой и нюхал все» (Новг.) <Черепанова, 1996>.
   Согласно поверьям Вологодчины, в избе нечистая сила обитает главным образом под печью, под полатями; она может помещаться и под столом (у стола во время еды). «Когда в избу приходит священник, то нечистая сила прячется или под печку, или убирается в дымовую трубу» (Волог.).
   «Если оставить на ночь непокрытый сосуд с водою, то черти непременно войдут в него, а если оставить в бане воду, после того как вымоются люди, и не зааминить ее, то черти будут мыться этою водою» (Новг.).
   Некоторые из жителей Курской губернии верили, что черти купают своих детей в четверговом или понедельничном (приготовленном в четверг или в понедельник) квасе и поэтому избегали приготовлять в эти дни квас <Машкин, 1903>. «Вообще в квасу, молоке и т. п. купаются черти, коим нельзя купаться в освященной Спасителем воде» <3еленин, 1916> (см. БЕС, ОБМЕН). Если сосуд не закрещен со словами «Господи благослови!» — в него войдет злой дух (Волог., Твер. и др.).
   Вездесущий черт не только стремится войти в сосуд с водой, но пытается любыми способами попасть внутрь человека, особенно такого, который не перекрестил рот во время зевка, не услышал «Будь здоров!» при чихании, ел и пил неблагословленное и не благословясь (черт при этом может «есть и пить» с людьми и за людей). Хлеб, начиная резать, трижды крестят ножом, чтобы черти не воровали хлеб из ковриги (Волог.).
   «Оттого-то, из боязни, и верят, что если не оградишь крестом при позеве рта, то вселится нечистый дух и будет мучить» (Арх.).
   Во время грозы непременно следует перекреститься, иначе в человека может войти черт, спасаясь от ангела (Новг.).
   Согласно поверьям ряда районов России, «свой черт» (как и ангел-хранитель) дается человеку при рождении и постоянно пребывает за его левым плечом: «Вообще, как полагают крестьяне, у каждой хаты, то есть у каждого строения, как и у каждого человека, есть свой нечистый — хозяин» (Волог.).
   Нечистых духов, в том числе и чертей (как бы завораживая и отталкивая одновременно), сосредоточивают иногда и «святые пространства». Широко бытует представление о том, что черти могут обитать возле церкви (на погосте), на церковной колокольне: черт покидает колокольню лишь во время звона, при третьем ударе колокола (Новг.). «Первый звон (удар колокола) — чертям разгон» (крестятся только по третьему удару) (Брян.). Нечистые по ночам отправляют свои службы: «Шел раз мужик ночью и видит: церковь стоит, освещена, и в церкви служба идет. Двери растворены, он вошел и стал молиться; только глядит, а у попа и у причта лица какие-то неподходящие. „Нечисто что-то", — думает себе. Стал мужик к дверям пятиться, задом. А это были нечистые. Увидали они мужика, кинулись за ним из церкви. Глядят нечистые: из церкви назад ни одного следа нет, а только в церковь. Поискали, поискали, да и бросили» (Симб.).
   «Домашний быт» чертей, устройство их жизни, дома в поверьях описываются по-разному. Черт вездесущ (то есть, по сути, он и дома повсюду, и бездомен); он «носится вихрем»; будучи отождествляем с водяными и лесными духами, живет так же, как они.
   По мнению большинства русских крестьян, черти могут жениться, иметь семьи, детей. «В Тульской губернии считали, что в законный брак черти не вступают, потому что у них нет священника и их некому венчать»; в Рязанской губернии полагали, что «чертей существует бесчисленное множество, у них есть жены и дети» <Померанцева, 1975>.
   По мнению крестьян Владимирщины, «черти плода не имеют, умножаются проклятыми и купленными людьми». Черти есть женатые и холостые (черти женятся на удавленницах, утопленницах и т. п.) (Тулъск.).
   Чертовка в поверьях многих губерний России — далеко не всегда «жена черта», но вполне самостоятельный мифологический персонаж, смешиваемый нередко с лешачихой, водянихой, русалкой. Часто она появляется у воды (в воде). В севернорусской быличке сидящая на мосту чертовка «прикокивает»: «Было у меня цветно платье, все отняли, а нынче пойду в воду, по немецку моду, про пестро платье, да про коротки волосы, и больше никогда не выйду и не покажу голосу» (Арх.).
   Чертовка (жена черта) рожает в бане (Курск, и др.) (см. ОБМЕН). «Раз пологом рыбу ловили. Смотри, тяжело. Вытянули, а там чертята. Жонки говорят: „Куда девать будем?" А те кричат: „Лучше в воду, лучше в воду!" А чертовка, мать их, в воды плачет, воет и потом говорит: „Я вам много рыбы дам, как отпустите". Они полог вытряхнули, река-то так и раздвоилась. А потом много рыбы вытянули, и ну домой скорее» (Арх.) Черепанова, 199б>.
   Распоряжается чертями (особенно обитающими под землей, в аду) старший нечистый дух (Дьявол, Сатана). В Рязанской губернии это «старший дедушка»: он прикован цепями, но руководит нечистой силой, «дает советы и требует отчета». Сатана живет в аду и повелевает чертями; ад в середине земли, вход и выход в него там, где огнедышащие горы (Тулъск.).
   «У чертей старшие есть и младшие. Первые приказания отдают, а вторые исполняют. Вот раз чертенку дали приказ пакость какую-то сделать, а он и не исполнил. Ну, ему сейчас под железные прутья должно воротиться. Испугался он и давай Бога молить: „Господи, коли ты меня от железных прутьев избавишь, никогда пакостничать не буду!" Бог его и не оставил: спрятал чертенка в церкви, под плащаницу. Черти его и не могли найти, бросили искать. Стал после этого черт ангелом, и возрадовались на небе и на земле» ( Симб.).
Отождествляемый то с духом зла, антиподом Бога, то с нечистым духом или духом природы, черт «принимает участие» в самых значительных праздниках крестьянского календаря. Многие нечистые духи, черти становятся особо деятельными в Святки, на Пасху, в Иванов, Петров дни, когда они во множестве появляются на земле меж людьми (выходя чаще всего из воды), помогают в гаданиях, отмечают на свой лад праздники и в то же время (в христианской интерпретации) всемерно препятствуют торжеству божественных светлых сил, морочат, соблазняют, смущают.
   Согласно поверьям Русского Севера, в Вербное воскресенье черти справляют свадьбы. Они присутствуют в церкви (у церкви) во время праздничной пасхальной службы; в Иванов день собираются вместе, играют, танцуют, но продолжают бдительно охранять расцветающий в это время папоротник.
   Прослеживаются в крестьянских верованиях и представления о сезонных перемещениях чертей: они появляются из воды (и уходят в воду) на Святки, а также во время летнего солнцеворота. Крестьяне Сибири уверяли, что в течение осени и зимы черт может пребывать в сене, скошенном в Иванов день: такое сено обладает особыми охранительными свойствами; зарывшись в него, можно гадать.
   В подобных представлениях черт более сходен с духом природы; возможно, он персонифицирует силы плодородия, концентрирующиеся в разное время года то в воде, то в растительности.
   В течение суток черти, соотносимые с силами тьмы и зла, активны и опасны ночью, в сумерках, перед рассветом (ср. выражение «еще черти на кулачках не бились» (о времени перед самым рассветом — Брян.); черти днем бездельничают (Влад.).
   Черти, однако, опасны и в полдень, когда нельзя «призывать» (поминать) черта (Арх. и др.).
   «Занятия» черта многообразны. Как и вся разноликая нечистая сила, он двойствен, может вступить в договор с человеком и даже принести добро; как сила зла он исключительно вреден.
   И. В. Карнаухова, участвовавшая в фольклорных экспедициях на Русском Севере, сообщает, что даже в 20 — 30-х гг. XX в. рассказы о чертях многочисленны и «редко можно увидеть человека, который не видел черта» <Кар-наухова, 1928>.
   Есть много великорусских и севернорусских поверий, рассказов о деяниях чертей, общих для черта и лешего, вихря, змея, водяного, а также домового, банного, овинного и даже проклятого.
   Подобно лесным и домовым духам, черти уносят проклятых, наказывая таким образом неосторожно помянувших нечистую силу людей, вольно или невольно пославших своих родственников или знакомых «к черту».
   Как и лешие, а также домовые духи, черти опасны для детей, которых не успели окрестить, оставили без должного присмотра или обругали, прокляли невоздержанные на язык близкие. Проклятых и украденных черти забирают к себе (подменив поленом, головешкой, чуркой — см. ОБМЕН). Иногда они растят, воспитывают унесенных детей, могут наделить их колдовскими способностями (в повествованиях об этом, популярных среди крестьян, черт «замещает» лесного, реже — домового духа — см. ЛЕШИЙ, ДОМОВОЙ)
   По некоторым рассказам, черти могут красть детей и не будучи призваны неосторожным словом, просто используя различные оплошности людей. Считалось, что нечистые способны красть и нерожденных еще младенцев — этим иногда объясняли бесплодие.
   Согласно записанному в Новгородской области повествованию, черт собирается похитить младенца, родители которого ленятся говорить «Будь здоров, ангел-хранитель!» после того, как малыш чихнет. По дороге черт встречает мужика-бедняка, намеревающегося с горя украсть в том же доме лошадь, и уговаривает крестьянина помочь ему: «„Как зачихает ребенок, они ему ничего не скажут. В это время я его ухвачу. В трубу — и все тут. А ты коня уведешь". Ну, они договорились. Пришли к хозяину. Пришли, значит, черт в трубу взлез. А мужик с хозяином разговаривает. Ребенок зачихнул. Мужик говорит: „Будь здоров!" Уже не хозяин, не отец говорит, не мать уже, а он, вот этот, который красть пришел. А черт у трубы закричал: „А-а-а! Вор, вор, вор!" А хозяин и говорит: „Ой, да кто же это такой?" А мужик говорит: „А вот, хозяин, я шел к тебе коня красть. У меня шесть человек детей с голоду умирают. Думал — продам цыгану и хлеба куплю. А он шел к тебе ребенка красть. Ну вот, ребенок зачихнул, я сказал: „Будь здоров, ангельская душенька!" Черт уже не может от ангела-хранителя отнять его. Ну вот хозяин говорит: „На тебе, бери любую лошадь". А ребенка спас... А черт унес — полено положил бы».
   Этот популярный в крестьянской среде сюжет записан и в Пензенской, Орловской губерниях, — по версии жителей Орловщины, черт, успевая подменить дитя поленом, все же не может завладеть им окончательно.
   В быличке Владимирщины черти бросают похищенного из зыбки ребенка «на расхлестке дорог» обросшим корой как у дерева (через двадцать лет после кражи).
   Черт-похититель, черт-смутитель небезопасен и для взрослых. Рассказы о нем, в отличие от сходных повествований о лешем, пожалуй, более бытовизи-рованы, приземлены и морализованы.
   В одном из повествований черт вселяется в жену крестьянина, который поссорился с ней и в конце ссоры сказал: «Чтобы тебя черти-то взяли от меня, тогда бы я хоть пожил в спокое». После этих слов жена крестьянина легла на печку. «Полежав там минут пять, она слезает и говорит, что ей надо ехать в город, что за ней приехал мужичок, вот он дожидается у ворот. Бедный мужик испугался, когда его жена стала рвать на себе платье. Попробовал он ее успокоить, схватил за руки и думал связать ей руки веревкой. Но жена размахнула руками, и он полетел в сторону... Скоро народу собралась полная изба». Растрепанная женщина с красными от обильного прилива крови глазами, ее свирепый вид и удивительная сила наводили на посетителей страх.
   Занемогшая отказывалась от святой воды, не признавала своих детей, плевала на иконы, не понимала ни слова из Воскресной молитвы. «Наконец решили кадить ладаном. Когда дыму набралось много, женщина начала сильно волноваться, упала на лавку и уснула. Спустя час она проснулась здоровой.
   Народ после говорил, что в нее был вселивши „Дьявол", который и производил такие чудеса» (Новг.).
   В повествовании из Вологодской губернии Дьявол похищает ночью пьяниц старшину и смотрителя, проклятых своими женами, причем подкладывает на их место чурбаны-статуи. Сообщается, что чурбан старшины черт подделывал три года, так как не мог уловить сходства. Добавляют также, что и тот и другой и поныне живут в одном из дворцов нечистых, где один торгует, а другой все время пьет.
   По некоторым поверьям (в частности, приходя на беседы, вечеринки), черт стремится залучить к себе людей, особенно девушек, которым необходимо в таких случаях распознать его истинный облик под личиной красивого парня. Девушки, угадавшие, что имеют дело с чертом, спасаются различными способами: заставляют его ткать и пересчитывать свои наряды до петухов (Смол., Тульск.), наматывают кудель на веретена крестиком (Новг.) и просто убегают.
   «А вот у моей матери есть сестра, так вот, было ей восемнадцать лет, завелся у них в доме черт. Это правда было. Вот он влюбился в нее. Он стал за ней ухаживать, ну, преследовать ее. Целую неделю. Ну, деда-то в то время дома-то не было. Дед приехал, позвал охотников, и стали они в подпол палить. <...> Черти-то выстрелов боятся, они далеко уходят» (Новг.) <Черепанова, 1996>.
   Людей, которыми завладели черти, можно попытаться возвратить с помощью молитвы, молебнов, обращения к колдуну и т. п. (хотя рассказов о таком возвращении от чертей, как и о пребывании у чертей, меньше, чем сходных повествовании о возвращении от лесных духов — см. ЛЕШИЙ)
   В повествовании из Заонежья в Иванов день жена (при содействии «знающего» человека) отыскивает пропавшего мужа у лембоев (согласно заонежским поверьям, лембои-черти живут на Ишь- и Мянь-горах, где у них большие поселения с домами). Лембои предлагают женщине угадать, где ее муж, среди сотен таких же унесенных ими людей, но она справляется с этой задачей и уводит мужа (у мужа на лице румянец и правая пола одежды поверх левой).
   Схожий (подобно лешему) с «живыми» ветром и бурей, черт-вихрь стремительно носится по лесам и дорогам, производя разрушения. Он завладевает не только проклятыми, но и умершими неестественной смертью людьми. В рассказах, записанных на Новгородчине, черт вихрем проносится верхом на удавленнице; идет «принимать на руки» душу девушки-самоубийцы.
   Мужику-пьянице, который решает удавиться, старик советует сказать при этом: «Душу свою отдаю Богу, а тело — черту!» Мужик отправляется вешаться в лес, где ему являются два черта: «Подхватили под руки и повели к громадной осине. А около осины собралось великое сборище всякой нечисти: были и колдуны, и ведьмы, и утопленники, и удавленники. Кругом стояли трясучие осины, на каждом сидит по человеку и все манят:
   — Идите поскорее! Мы вас давно ожидаем!
Одна осина и макушку свою наклонила: приглашает. Увидали черти нового товарища, заплясали и запели, на радостях кинулись навстречу, приняли из рук вожжи, захлестнули на крепкий сук — наладили петлю. Двое растопырили ее и держат наготове, третий ухватил за ноги и подсадил головой прямо к узлу. Тут мужик и вспомнил старика и выговорил, что тот ему велел.
   — Ишь, велико дело твое мясо, — закричали все черти. — Что мы с ним будем делать? Нам душа нужна, а не тело вонючее!
   С этими словами выхватили его из петли и швырнули в сторону. В деревне потом объяснял ему тот же старик:
   — Пошла бы твоя кожа им на бумагу. Пишут они на той бумаге договоры тех, что продают чертям свои души, и подписывают своею кровью, выпущенной из надреза на правом мизинце» <Максимов, 1903>.
   По многочисленным популярным среди русских крестьян рассказам, удавленники, утопленники и опойцы становятся слугами (а точнее — лошадьми, скотом) чертей, которые разъезжают на них в облике всадников, кучеров.
   Эти поверья, общие для черта и лешего, в рассказах о черте определеннее окрашены в морализующие тона: черти буквально подталкивают разуверившихся и растерянных людей к самоубийству, гибели, в надежде заполучить и душу, и новую «лошадь» (см. ПОКОЙНИКИ).
   Поддавшегося наущению нечистой силы именуют пренебрежительно «черту баран». Черт мешает самоубийцами уголья в геенне огненной (Яросл.).
   Таково же отношение к опойцам: в одном из популярных сюжетов (записанном в Новгородской области) черт приезжает на священнике-опойце к кузнецу и просит подковать своего коня (конь во всем похож на настоящего, но его передняя нога оказывается при ближайшем рассмотрении человеческой рукой).
   Популярно в крестьянской среде и повествование о езде верхом на стремительно перемещающемся черте (чаще всего — по уговору с ним, как и по уговору с лешим, — см. ЛЕШИЙ).
   Этот сюжет, контаминируясь с рассказом о черте, который может быть заклят, запечатан крестным знамением в сосуде, получил разработку в старинной русской литературе, в частности в житиях (в легендах об Иоанне Новгородском и Авраамии Ростовском). Плененный архиепископом Иоанном нечистый, чтобы спастись, за одну ночь относит его в Иерусалим и назад (см. БЕС).
   Есть и народные, фольклорные версии этой легенды. Ср.: «Какой-то архимандрит встал к заутрене, пришел умыватца, видит, в рукомойнике нечистый дух, взял его и заградил крестом» (отпущенный затем черт «до обедни» успевает свозить архимандрита в Иерусалим). «После забрали как-то справки, — все удивились, как он скоро мог съездить в Еру салим, спросили его, и он рассказал ето» (Перм.).
   Хотя Н. Н. Дурново в работе «Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной русской литературе» (существующей и на Востоке, и на Западе во множестве вариантов) показал, что источник легенды — еврейские талмудические сказания о власти Соломона над бесами, ее, безусловно, питали и народные поверья.
   Ю. Юдин видит в представлениях о возможности заключения соглашения с чертом, его пленения и езды на нем отголоски древних верований, полагая, что договоры с водяными и лешими (которых замещает черт) имеют вполне явное тотемическое происхождение <Юдин, 1991>.
   Крестьяне многих районов России верили, что находящиеся в распоряжении чертей безвременно умершие (в частности, погубленные матерями, некрещеные младенцы) помогают им охранять клады, подземные сокровища, которыми могут владеть нечистые (см. КЛАДОВОЙ)
   Нечистая сила, прежде всего — черти стерегут будто бы расцветающий в ночь на Иванов день папоротник, цветок которого делает человека всевидящим и «открывает» клады. В многочисленных рассказах о поисках цветка папоротника черт стремится любыми способами напугать, обмануть и уже завладевших этим цветком людей, чтобы отнять драгоценную находку: «Один парень пошел Иванов цвет искать, на Ивана на Купалу. Скрал где-то Евангелие, взял простыню и пришел в лес, на поляну. Три круга очертил, разостлал простыню, прочел молитвы, и ровно в полночь расцвел папоротник, как звездочка, и стали эти цветки на простыню падать. Он поднял их и завязал в узел, а сам читает молитвы. Только откуда ни возьмись — медведи, начальство, буря поднялась. Парень все не выпускает, читает себе знай. Потом видит: рассвело и солнце взошло, он встал и пошел. Шел, шел, а узелок в руке держит. Вдруг слышит — позади кто-то идет; оглянулся: катит в красной рубахе, прямо на него; налетел да как ударит со всего маху — он и выронил узелок. Смотрит: опять ночь, как была, и нет у него ничего» (Симб.).
   В рассказе рязанских крестьян добывание цветка папоротника сопряжено с еще большими опасностями (вокруг решившегося добыть его холопа — «свист, шум, гам, хохот, а черт с ногами на индейском петухе едет»). «И это ничего, прошел холоп и слова не сказал. Глядит: вдали растет цветок, сияет, как точно на стебельке в огне уголек лежит». Черти останавливают смельчака, дергают его за полы одежды, подкатываются под ноги и т. п. Его отбрасывает от папоротника и даже «отбрасывает за лес». Однако крестьянин срывает цветок, который в конце концов отбирает у него оборотившийся барином черт — он проваливается с цветком под землю.
   В Уфимской губернии полагали, что, добывая заветный цветок, нужно обвести вокруг себя черемуховой палочкой и, увидев цветок, сорвать. Несмотря на то что нечистые духи будут пугать, а сам цветок — ближе к полуночи «шевелиться, прыгать, вертеться», — выходить за черту нельзя: «бесы разорвут, а душу утащат в ад».
   Сюжет о черте, охраняющем папоротник, — один из немногих, относимых в крестьянском фольклоре почти исключительно к черту.
   Многие из крестьян верили, что нечистые духи, черти оберегают и другие наделяемые целебными или магическими свойствами растения, травы. Ср.: собирая травы в день Ивана Купалы, между утреней и обедней, необходимо рвать их совсем нагому, «какой человек родится», и не бояться ничего, что можно при этом увидеть: «Чертям не больно любо, когда рвут травы» (Нижегор.).
   Черт легко принимает обличье умерших, прежде всего скончавшихся безвременной или насильственной смертью, а также колдунов, которыми он завладевает по смерти.
   Он может буквально проникнуть «вовнутрь» мертвеца, особенно необычного, нечистого, грешного, — после этого умерший словно бы оживает и начинает «ходить нечистым духом» (см. ЕРЕТИК, ПОКОЙНИКИ)
   Показываясь в облике умерших или долго отсутствующих людей, черт, подобно змею, лешему, покойнику, посещает тоскующих женщин. Его жертвы чахнут, болеют или рожают детей-уродов, чертенят — например, с четырьмя ногами и двумя головами (Смол.) или черного младенца с хвостом. «Упал он у нее (матери) на пол, пополз и скрылся из глаз. Потом пришел муж, да как закричит: „Ведь я велел тебе ребенка беречь, а ты так и уберегла!" — и задавил (то есть задавил принявший обличье мужа нечистый. — М.В.)» (Волог.).
   Сюжет о женщине, сожительствующей с духами, бесами (чертями), змеем, отражающий очень давние и «международные» представления, лег в основу средневековой «Повести о бесноватой жене Соломонии» (см. ЗМЕЙ, БЕС).
   В народных версиях этого сюжета и в поверьях «беременность от черта» может длиться 13 месяцев (Новг., Череп.) (так же как и в «Повести»); женщина остается беременной несколько лет, а затем черт похищает младенца (Яросл.); беременность продолжается до конца дней пострадавшей (Том.).
   Свидетельство распространенности подобных поверий находим и в судебных делах XVI —XVIII вв.: в 1741 г. дьячок Григорий Комарницкий обвинялся в Дубенском магистрате в обольщении девицы. Он доказал свое алиби, но высказал предположение, что «может быть, бес принял на себя мой вид и в моем лице ходил к Сахнюховой совершать грех» <Антонович, 1877>.
   Посещающий девушек и женщин черт иногда «летит змеем», а затем превращается в человека («замещая» в этих поверьях, рассказах змея, покойника).
   Спастись от такого посетителя можно с помощью молитвы, святой воды, чертополоха, собранного на Крещение снега (см. ЗМЕЙ, ПОКОЙНИКИ)
   Вообще черт в многочисленных рассказах о нем — обычный гость (если не обитатель) деревни, крестьянской избы. Вездесущие черти наполняют и пространство вне дома, и дома. Нередко нечистый живет почти по человеческому образу и подобию: черт очень любит музыку, может обучить игре на гармони (Новг.); приглашает музыканта к себе на свадьбу (Смол., Мурм.); он играет в карты (но, естественно, без крестей); черт не прочь поплясать, подраться, выпить (во время пляски после попойки черти поднимают вихрь — Волог.); черт приглашает пастуха в кабак, но пастуху приходится при этом скинуть лапти, так как лапти плетутся крестиками (Влад.); черт справляет поминки по теще (Яросл.); помогает ворам (Волог.); к нему можно попасть в гости, наняться на работу и т. п.
   Образ черта в подобных рассказах и поверьях «снижен», бытовизирован; с ним можно вступить в соглашение (особенно после оказанной ему услуги — например, спасенный от грозы нечистый идет вместо мужика в солдаты). Черт поддается на обманы и хитрости, его ловят, бьют, калечат.
   Распространенный во многих районах России сюжет о предсказании нечистыми духами будущего (см. РУСАЛКА, ВОДЯНОЙ) по отношению к черту приобретает не традиционно мрачное, но насмешливое звучание. «Черт сидит, качаитца и говорит: „Год году хуже, год году хуже, год году хуже". Мужик его веслом и хлопнул — „А этот год тебе хуже всех" — да и убил» (Арх.). Ср. также пензенский сюжет о загадывании: черт предлагает мужику загадку о бороне, а мужик черту — о кресте, почему и выигрывает (черт не может произнести отгадку).
   По рассказу из Вологодской губернии, крестьянин сулит водяному черту быка, но затем обманывает его, подсунув вместо быка медведя. Особенно популярен сюжет, в котором мужик пугает и смиряет чертей тем, что вьет у озера веревку или «морщит» воду <Померанцева, 1975> (обведение водоема веревкой — один из традиционных способов колдовства).
   Единоборство с чертом, в котором он выступает замороченным простофилей, его обман — излюбленная тема не столько поверий и быличек (повествований, в действительность которых верят), сколько сказок о черте, часто окрашенных в шутливо-иронические тона.
   Таким же предстает черт, изображаемый в Святки ряжеными, — это «самая соль удовольствия для играющих». «Изображающий его, с красными глазами и губами, с длинными когтями, хвостом и рогами, весь обтянутый кожей, вбегает быстро в комнату к страху глазеющих старух. В скором времени приходит одетый в рогожу и представляет собою попа; со словами „мир сеем" и „дух вон" он кропит веником и кадит лаптем, после чего черт, как не терпящий каждения и кропления, с громким криком убегает, к немалому удовольствию присутствующих» (Нижегор.) <Кудрявцев, 1870>.
   В бытующих поверьях и рассказах о нем черт не однолик, а столкновения с ним человека грозят бедами.
   Черт не только замещает водяных, змеев, леших; нередко он отождествляется и с не вполне ясного облика нечистой силой, которая непрерывно перемещается в окружающем людей пространстве.
   Находясь в избе, многочисленные нечистые-черти не просто вредят, но, в общем-то, следят за исполнением определенных правил поведения: портят и похищают неблагословленное питье и еду; незримо едят за тех, кто шумит и болтает за столом, бросает недоеденные куски, крошит хлеб и т. д. (ср. у неряхи-кухарки черт жиреет — Пенз.). «Черт подбирает всю разбитую посуду (в сказке. — М. В.), потому что до сих пор женщины считают, что неосторожное обращение с посудой „тешит чертей", которые подбирают черепки, и бабы говорят про неосторожную хозяйку, что она „чертов дом богатит"» (Сев.) <Карнаухова, 1934>.
   Черт может наказывать за работу в праздник: «Один сапожник шил в Светлое Христово Воскресенье сапоги. Смотрит, под окном стоит черт, визжит, смеется, да и говорит наконец: „Отрежь-ка мне, дядя, нос". Сапожник был малый смелый: хвать черта ножом по носу, тот взвизгнул и пропал. Но что же? Хотел сапожник дошивать сапог, глядь, а в нем носка-то нет, отрезан» (Орл.).
   В поверьях о невидимо присутствующем за левым плечом человека черте, соглядатае всех его поступков, так же как в поверьях о нечистом — «хозяине» избы, очевидно, отразились представления о черте не как об исключительно вредном, коварном, но о неизбежно и необходимо сопутствующем людям сверхъестественном существе.
   Качество черта, привнесенное христианством (и проявляющееся не всегда), — стремление постоянно искушать человека, вмешиваться в его жизнь, ставя перед моральным выбором. Однако в народных поверьях черт — скорее заинтересованный соглядатай, нежели коварный искуситель.
   Вездесущий черт в верованиях русских крестьян может быть источником непредсказуемой и неуловимой, вызывающей различные события и беды силы. Точнее, чертом часто именуется не столько злая, сколько двойственная в своих проявлениях «сила вообще» («демон в самом общем понимании»), действию которой приписываются и более или менее мелкие несчастья, например, неловкие движения, потери («черт толкнул»), и серьезные опасности, дурные поступки. Ср.: «он (черт. — М. В.) соблазнил, он подбил на грех, лукавый попутал» (Орл. и др.) (см. ДЬЯВОЛ).
   Отождествляясь и с лешим, и с неясного вида нечистой силой, черт «водит», «носит», сбивает с пути людей (буквально — заставляя их плутать в лесу; в переносном смысле — толкая к разрушительным поступкам: убийству, самоубийству и т. п.). Действия такого черта-случая, черта-судьбы часто необъяснимы и непреодолимы.
   Особенно опасен черт для припозднившихся в пути пьяниц, его излюбленной «добычи», что отразилось и в поговорке: «Смелым Бог владеет, пьяным черт качает» <Даль, 1882>.
   Черт (упоминание о нем) может вызвать болезни. «Чертаться или лешакать-ся, то есть упоминать слова: „черт", „леший", „водяной" и др. считается великим грехом и притчами болезней» (Арх.).
   Почти повсеместно верили, что болезни и происхождением своим обязаны нечистому (именуемому то чертом, то бесом, то Дьяволом — см. ДЬЯВОЛ): «По создании неба, земли, всех зверей и птиц Бог приступил к творению человека. Сделав тело человека из глины или земли, Господь оставил его сушиться, а сам отправился за душой, причем велел собаке караулить тело человека и никого к нему не допускать» (собака была еще без шерсти, и Дьявол в обмен на «шубу» (шерсть) уговорил ее допустить его к «делу Божию»). «Рассмотрев человеческое тело, нечистый недоумевал, — что такое будет из него; потом в негодовании к творению Божию, начал плевать на тело и охаркал почти все, только остались не охарканными голова, борода и те части тела, которые у человека покрыты волосами, да оконечности пальцев на руках и ногах, что у нас покрыты ногтями. Первоначально таким роговидным и, следовательно, неуязвимым было все тело человека, так что человек был бы безболезнен и не нуждался в одежде». Возвратясь, Господь увидел дело черта; он проклял собаку, запретив ей вход в храм (с «чертовой шерстью») и повелев быть вечной слугой человека. Затем, вывернув тело человека «внутрь снаружи», Бог вложил в него душу. «Оттого из нутра человека происходит все дурное... Поэтому же из человека происходят скорби, болезни... <...> а от души Божией бывает все хорошее» (Орл.).
   Вмешательству беса-черта приписываются прежде всего душевные болезни, сопровождающиеся истерическими припадками психические расстройства, в частности кликушество. Порчу, болезни, происходящие от неизвестной причины, кликушество крестьяне нередко объясняют тем, что в человека проник или посажен черт («на несколько лет или на смерть» — Новг.). Черт может действовать самостоятельно или быть напущен колдуном, недобрым, «лихим» человеком «на питье, еду», «по ветру»: «В Калужской губернии крестьянка говорила про одну кликушу, что „ей в середку черта посадили во время свадьбы потому, что муж ее собирался взять другую девушку, но обманул, вот Акулине-то, за то, что пошла за него, и сделали. Кричит она в припадке и говорит: „Это ты [называет женщину] меня испортила, собака ты такая-сякая, это ты мне беса посадила"» <Померанцева, 1975>.
   В рассказах русских крестьян о кликушах, пожалуй, чаще фигурирует все же не черт, а бес — существо, тождественное черту, но более неуловимое, таинственное. Избавиться от беса-черта испорченные могли с помощью колдунов, «отчитывания» в церкви и т. д., но иногда болели до самой смерти (см. БЕС, КЛИКУША).
   Влиянию черта (как и беса) традиционно приписывалось и пьянство, почитавшееся чем-то вроде душевного заболевания, наваждения: «В человека, страдающего запоем, непременно вселяется черт» <Максимов, 1903>. «Пьяница — черту брат» (Курск.); «Проглотил чертика в рюмке водки» (о страдающем запоем) и т. п.
   «Запои считают также за порчу, потому что пьяницы постоянно поминают черта» (Новг.).
   По поверьям, черт старается сгубить запойных, «манит их то в лес, то в омут», насылает неодолимую тоску и др.
   В уральском повествовании охотящиеся за пьяницами черти поселяются не в уединенном месте, но возле большого тракта — «и от Уральска близехонько, всего версты две, а черти издавна там водятся» («на большом тракту больше, значит, поживы чертям»). «К примеру, едет ночной порой пьяный человек...
въедет на мост, что через ростошь сделан, въедет, знамо, не перекрестясь, не благословясь, — черти-то и тут: испугают, окаянные, лошадь... и полетит пьяный с моста вверх тормашкой и сломит себе голову! А это дьяволам и нужно: душа убившегося пьяницы, значит, будет в их руках» <Железнов, 1910>.
   Черту крестьянами многих губерний России (особенно староверами) приписывалось изобретение вина и табака. К «чертовщине» некоторые относили также кофе и чай: «Кто кофе пьет, того Бог убьет; кто пьет чай, тот спасения не чай» (см. ПЬЯНЫЙ БЕС).
   Согласно известной повсеместно легенде, намереваясь помешать Ною строить ковчег, черт (бес, Дьявол) использует хмель. Он советует жене Ноя положить в питье мужа шишек некоего «вьющегося около деревьев растения» — так появляется первая на земле хмельная брага (Волог.).
   Добавляют, что хмель — растение нечистое и с тех пор вьется против солнца.
   По рассказу, записанному на Новгородчине, «чертенок избежал наказания, обещав Вельзевулу души соблазненных им людей. Он нанимается в работники, по его наущению строится винокуренный завод. Чертенок прощен, а водка осталась в миру». В Орловской губернии также бытовал рассказ о черте — создателе винокуренного завода: «Черт изобрел вино. Он сделал снаряды, стал гнать водку, напустил по всему небу дым. Апостолы перепились. Тогда Бог прогнал дьявола „в три шеи". Он провалился вместе со своим паровиком — с этого времени и образовался и первый винокуренный завод на земле» <Померанцева, 1975>.
   Несмотря на шутливый тон таких повествований, пьянство воспринималось крестьянами как трудно преодолимое бедствие; чтобы избежать его, постоянно сопутствуемый чертом человек должен быть все время настороже. «Черт составляет гипотетическую причину всех явлений, необъяснимых строгим исследованием и научною практикою» <Антонович, 1877>.
   Охраняет от чертей ношение шейного креста, крестное знамение, курение ладаном, молебны, вообще строгая, праведная жизнь, молитвы (и, напротив, матерная ругань) (см. БЕС).
   «Крест на гайтане носят жители на шеях начиная с детства до смерти; такое распятие на груди иногда называется „чертогоном"» (носят также «талисманы в тряпках, мешочках и костяных пуговицах») (Арх. и др.).
   Спасаясь от козней нечистых, крестьяне не только читали Вокресную молитву, но и носили на груди ее список: «Да воскреснет Бог и расточается врази Его и бежит от лица Его, ненавидевшего. Они погибнут бесы от лица любящего Бога. Прогонят беса, силу дьявола даровал нам Господ Свой крест чесной для прогнания врага и супостата. Радуйся приживотворящим крестом Господним и помогай мне со святой Девой Марией с Божьей Матерью и со всеми святыми угодниками во веки веков. Аминь. Аминь. Аминь» (Волог.) (это искаженный народный вариант текста молитвы).
   Препятствие для черта, как и для других нечистых духов, — рассыпанное семя льна, очерчивание с особыми приговорами, а также целый ряд трав.
   Это, прежде всего, колючие растения — чертополохи. Переполошная трава, или чертогон, Carlina Nebrodensis, — «отгоняет бесов, покойников и всякую нечисть» (для чего ее носят при себе, а в доме кладут под матицу и в других местах) <Демич, 1899>.
   Прогоняет нечистую силу, чертей и растение, именуемое аконит (прострел, прикрыт); плакун-трава и другие (см. САТАНА, БЕС).
   Согласно легенде, чертогрыз, чертогон (Morsus Diaboli) обязан своим появлением спору между Богом и чертом. «Черт говорил: „Я палец перегрызу у человека". А Бог сказал: „Я создам траву, которая может вылечить болезнь" — и создал. Черт подгрыз корень этой травы, а Бог пустил от нее корешки во все стороны (у чертогрыза, кроме главного, как бы перегрызенного корня, есть еще много корешков потоньше). Так трава и живет без настоящего корня, а народ лечится ею, по аналогии с легендарным объяснением, от укушения бешеной собаки, от ужаления змеёй и т. п. укусов. В Приаргунском крае чертогрыз зовут отмычной травой, то есть открывающей замки, а в Великороссии — чертогон-травой, ибо она „гонит бесов, порчу колдунами напущенную сурочи-вает, всякие болезни целит и девичью зазнобу унимает"» <Демич, 1899>.
   Если какой-нибудь отчаянный человек решался выстрелить в черта, то должен был помнить, что убить его можно лишь медной (серебряной) пуговицей; хлебной коркой (крошкой).
   Боится черт и пения петуха, грозы, во время которой Илья Пророк и молнии преследуют нечистую силу, стремясь поразить ее, уничтожить.
   Тем не менее крестьяне чаще относились к черту не как к подлежащему беспощадному искоренению исчадию ада, а как к неизбежному спутнику жизни, которого лучше не злить, не раздражать. Это обусловило популярность поговорок: «Богу молись, а черта не гневи», «Богу молится, а с чертом водится».
   Постоянно поддерживающими сношения с чертями считались колдуны, которые заключали договор с нечистой силой, обязующейся помогать им при жизни и стремящейся завладеть ими после смерти (см. ЕРЕТИК, КОЛДУН, ПОМОЩНИКИ). Такой договор мог быть заключен в лесу, бане, на перекрестке. В Пензенской губернии утверждали, что он пишется кровью на берестяном пергаменте, а в Псковской — что расписку о договоре с чертом последний уносит в ад самому Сатане. В повествовании из Пензенской губернии «продающийся черту» парень влезает в бане в рот черта и сам становится чертом (затем он чертями же и разорван).
   Колдун, согласно распространенным поверьям, получал в свое распоряжение чертей-помощников — от одного-двух до бесчисленного множества. Помощников колдуна чаще всего представляли маленькими, юркими существами, беспрерывно требующими от хозяина работы (см. ПОМОЩНИКИ). По поверьям Псковщины, черти-помощники могли прилетать к колдуну филинами и воронами; они представлялись обитающими и в подполье дома, откуда подсказывали колдуну ответы при гадании (Новг.).
   Нередко не в меру ретивые помощники починали досаждать своим хозяевам: так, черт, пасший стадо под видом зайца, не давал пастуху ни минуты покоя, за что был возвращен хозяину-колдуну <Померанцева, 1975>.
   Перед смертью колдуны стремились избавиться от помощников-чертей, «передать» их кому-либо; в противном случае черти завладевали умирающим колдуном. Ср.: продавшихся им черти съедают, а душу определяют по заслугам (Тулъск.).
   Особых способов увидеть черта (для обычных людей) описано немного: едва ли дополнительное общение с вездесущим чертом представлялось крестьянам желательным.
   «Показать черта» мог колдун. Часто это устраивалось в бане и производило на тех, кто решался поглядеть на нечистого, самое угнетающее впечатление: «Один крестьянин в Усть-Кошве, желая посмотреть на чертей, обратился с просьбою к колдуну, у которого бесов было много. Пошли в баню. Колдун, наговоривши, что надо, и прочитавши в черной книге, говорит: „Посмотри через мое левое плечо в озеро на воду". Посмотрел тот и увидел разные огоньки — зеленые, желтые, красные... Что было дальше, он не мог объяснить, потому что сильно испугался и убелсал домой» (Печ.).
   В некоторых обычаях, обрядах XIX— XX вв. сохраняется отношение к нечистой силе, чертям как к существам опасным, но порою необходимым. «В Егорий день (6 мая. — М. В.) пастух коров обойде, чтоб никто их не тронул. Иной пастух, говорят, такой обход имеет, что должен отдать одну скотинину из стада, черте отдает. У иного божественный обход, у иного с чертями, черти, говорят, помогают» (Новг.) <Черепанова, 1996>.
   К чертям часто обращены святочные гадания: «А потом выходили, убегали с беседы за деревню, где с покойником прощаются (росстани). Бегаем по снегу: „Я в черту, черт с черты" — три раза. Очерчиваемся по снегу три раза, потом в круг и на снег ложимся. Нам и слышится: „Тебе чего, а тебе чего?" Страшное послышится, и бежим обратно на беседу» (В. Повол.).
   Узнать в Святки будущее можно при содействии нечистого духа, черта; с другой стороны, всякое приближение к нему небезопасно, чревато гибелью.
   Гадая, человек останавливается на самом краю обыденного мира, обращаясь к высшим силам и в то же время ограждая себя от них магическим кругом: вызывает чертей и отстраняет их от себя.
   «Сниженный», укорененный в быту, приближенный к человеческому образ черта (XIX — начало XX в.) в крестьянских поверьях XX в. нередко уступает место образу таинственного, опасного существа, многоликого в своих проявлениях и не имеющего определенного имени. Это, по-видимому, суть образа беса-черта, конкретно же историческая его окраска с течением времени может изменяться.
   Кроме того, по достаточно устоявшемуся среди крестьян мнению, к концу XX в. (как и ранее) черти изрядно потеснены преуспевшими в недобрых деяниях людьми. «Люди теперь хитрее черта стали, а чертушка во грустях недвижим сидит» (Смол.); «Теперь люди сами черти стали» (Мурм.).
   ЧЕРТЁНОК, ЧЕРТЕНЯ, ЧЕРТЕНЁНОК, ЧЁРТЫШКО - мелкий нечистый дух; черт.
   «Чертёнок свистнул, все листики с осинов поосыпались» (Моск.); «Сыт чертёнок, коли каши не ест» (Енис).
   В поверьях Архангельской области чёртышко — «разновидность черта»: «Чёртышко, бают, маленький, а черт большой» <Черепанова, 1996>.

"Скоморошины" - М.: Эксмо, 2007.

Про черта

Чорт Гришка

   Идет бедный молодец. Тридцать лет прожил и все не женат, и думает себе: «Ах, да хоть бы меня чорт женил!» Вот является перед ним чорт Гришка.
   — А что тебе, добрый молодец, чего нужно?
   — Да вот жениться хочу.
   — Айда, я тебя женю. И пошли с ним. Чорт Гришка и говорит:
   — Ступай домой, вари пиво и чего у тебя нет, скажи только: Ах, где-то мой братец Гришка?
   Пришел молодец домой; у не было матери и подумать с ним некому, а жениться хочется. Посидел, да и думает:
   — Где-то мой братец Гришка?
   — Я, брат, здесь!
   — Хочу пиво варить, да не из чего.
   Гришка солоду несет, муки везет. Солоду принес и муки привез, наварили пива, сделали всем диво. Гришка и говорит:
   — Айда ка, брат, в омут за невестой!
   Подводит братец Гришка к темному омуту и говорит:
   — Садись на меня и мырнем!
   Бултых! Сидит красная девица. Гришка и говорит:
   — Возьми-ка, брат, красную девицу, прокляненую. Когда в баню мать пошла, тогда дочку прокляла. Садись на меня, я тебя женю!
   Вот он подхватил девушку, сел на Гришку да и поехал. Приехал на вольный свет, красну девицу привез. Красная девица из хорошего была дома, утомленая, прокляненая, а чорт ее из воды взял и молодчику отдал. Их обвенчали, к молодому в дом помчали. У молодаго дома нет ничего и сказал молодой:
   — А где-то мой братец Гришка?
   — Я здесь.
   — Братец, гостей подчивать нечем.
   Гришка пошел, от богатого мужика всего принес: и чашки, и плошки, и шалфетки на столе. Пришли женки из богатого дому глядеть; одна и говорит:
   — Ах, невестка, да шалфетка то моя! Вот Гришка на брусу сидит и говорит:
   — А вот это не беда, что шалфетка-то твоя, да и дочка-то твоя. Ты в баньку ту пошла и дочку прокляла, а сама без памяти домой побрела. Это твоя дочка. Она больно молодушка, обрадовалась, за молодых больно хваталась.
   — А что ты, — говорит молодица, — добрый молодец, где ты эту шалфетку взял, а невесту где украл?
   — Я не украл, а мне брат Гришка дал.
   А брат Гришка на брусу сидит, он и в трубочку курит.
   — А что, тетенька, о чем болишь, о чем заботишься? Ведь шалфетка то твоя, и блюдья ти твое, и стаканчики твое, да и дочь-то твоя! Она из воды прибрела. Как ты в баню-то пошла, дочь то прокляла, еще она маненька была.
   Вот она слезами залилась, за доченьку схваталась. Доченька испугалась, от матери убежала, к мужу подбежала.
   — Ох муж, мой муж, я не знаю, как быть и кого мне любить: не знай мамыньку, не знай тебя.
   Отвечает молодец:
   — А где Гришка, братец мой?
   Сидит Гришка на брусу, он и трубку курит.
   — Я здесь. А вот будь твоя жена!
   Тут и теща-то была, и рюмочки пила, свою дочку пропила. Будет, брат, да и прощай! Живи, не тужи!»
(Абрам Новопольцев)

Мужик и чорт

   Мужик у чорта денег просил; ну тот дал взаймы.
   — Когда же отдашь?
   — Да я тебе душу отдам.— Когда же к тебе придти?
   — Да через три года. Пришел чорт через три года.
   — Ну, давай, мужик, душу!
   — Погоди, дай, пообедаю. Пообедал.
   — Ну, как же будем душу вынимать?
   — Она сама выйдет, погоди.
   Вылез из-за стола, потянулся, да как п......
   — На, лови!
   Чорт руки растопырил и диву дался — что это у него за душа: вкруг носу вьется, а в руки не дается.
   — Ну, у меня другой, — говорит, — нет. Ступай!
(Абрам Новопольцев)

Солдат и чорт

   Стоял солдат на часах и захотелось ему на родине побывать.
   — Хоть бы, — говорит, — чорт меня туда снес! А он тут как тут.
   — Ты, — говорит, — меня звал?
   — Звал.
   — Изволь, — говорит, — давай в обмен душу!
   — А как же я службу брошу, как с часов сойду?
   — Да я за тебя постою.
   Решили так, что солдат год на родине проживет, а чорт все время прослужит на службе.
   — Ну, скидывай!
   Солдат все с себя скинул и не успел опомниться, как дома очутился. А чорт на часах стоит. Подходит генерал и видит, что все у него по форме, одно нет: не крест на крест ремни на груди, и все на одном плече.
   — Это что?
   Чорт и так и сяк, не может надеть. Тот его в зубы, а после — порку. И пороли чорта каждый день. Так — хороший солдат всем, а ремни все на одном плече.
   — Что с этим солдатом, — говорит начальство, — сделалось? Никуда теперь не годится, а прежде все было в исправности.
   Пороли чорта весь год. Изошел год, приходит солдат сменять чорта. Тот и про душу забыл: как завидел, все с себя долой.
   — Ну вас, — говорит, — с вашей и службой-то солдатской! Как вы это терпите?
   И убежал.
   (Записано от П.С.Полуэктова, в Симбирске)

Кузнец и чорт

   Жил был кузнец, молодой парень, и работать был горазд, и водочку любил выпивать, и деньги мог добывать. Как придет в кузницу, положит на наковальню уголь, ударит молотком и говорит:
   — Хлоп, да чорта в лоб!
   Кажний день все хлоп чорта в лоб: весь ему разбил. Так чорту досадно, что хочется ему кузнеца поймать. Вот у кузнеца детей не было, он взял, да ему мальчишку и привел, и отдал ему в дети.   Рос он (чертенок-то) не по дням, а по часам и вырос большой. Кузнец его поит, кормит, как роднаго; а все как ни придет, все уголь на наковальню кладет, все хлоп чорта в лоб. Вот этот чертенок такой стал мастер, лучше отца. Еще подъезжает сейчас к кузнице дьявыл на тройке и привез старелаго самаго, чуть ползат, дьявыла. Тащит его в узницу переделывать молодым.
   — Переделай, — говорит, — мне этого старика молодым! Сколько хочешь бери!
   — Нет, я не могу. Сын и говорит:
   — Тятенька, я могу.
   Сейчас велел отцу привезти кадушку воды. Кузнец привез. Сын ввалил дьявыла в горн, раскалил его как огненнаго, ввалил на наковальню и начал молотком дуть. Жарил, жарил, бултых его в кадушку! Лезет он оттоль такой-то молодчина!
   Сатана денег им несколько дал и увез молодаго назад. Сын и говорит:
   — Что, тятенька, выучился старых молодыми переделывать?
   — Не мудрено, сынок.
   — Я пойду, — говорит сын, — на базар. Если привезут опять стараго дьявыла, ты его переделай.
   Ушел из кузницы и пропал. На тройке опять дьявыл летит, везет стареущаго дьявыла.
   — Переделай, кузнец его! Одного переделали, переделай и мого. Бери что хочешь!
   Кузнец сам дьявыла тащить не может, разогрел пудовку углей и говорит:
   — Тащи его в горн!
   Дьявыл втащил и брякнул его в горн. Дьявыл зеват: его жжет. Кузнец сожег дьявыла и кости прямо в кадушку. Дожидались, дожидались, а он оттоль не вылезат. Набегло дья-вылов и несколько; подхватили кузнеца и потащили, да и говорят:
   — А, топерь-то ты нам попался! Вот топерь не станешь говорить: хлоп чорта в лоб!
   Взяли его и бултых в воду. И утонул кузнец.
(Абрам Новопольцев)

Чорт и козел

   Бог человека по своему образу и подобию создал, и чорт тоже захотел сделать: написал и вдунул свой дух. Выскочил козел рогатый — чорт его испугался и попятился от козла. С тех пор он и боится его. Вот почему в конюшнях козля держат, и на коноводных тоже, где бывало пар до ста лошадей, всегда козла держали. Он — чортов двойник.
(Записано от П.С.Полуэктова, в Симбирске)

   Как чорт ангелом стал

   У чертей старшие есть и младшие. Первые приказания отдают, а вторые исполняют. Вот раз чертенку дали приказ пакость какую-то сделать, а он и не исполнил. Ну, ему сейчас под железные прутья должно воротиться. Испугался он и давай Бога молить:
   — Господи, коли ты меня от железных прутьев избавишь, никогда пакостничать не буду!
   Бог его и не оставил: спрятал чертенка в церкви, под плащаницу. Черти его и не могли найти, бросили искать. Стал после этого чорт ангелом и возрадовались и на небе, и на земле.
(Записано в Симбирске)

Настасья прекрасная

   Не в котором царстве, не в котором государстве, именно в том, в котором мы не живем, жил был царь, а у этого царя были сын да дочь: сын — Иван-царевич, дочь — Марья-царевна. И был у этого царя круг (кругом) дворца прекраснейший сад; в этом саду беседка, а у беседки стоял на часах один солдатик очень красивый собой. Приходила в этот сад прогуливаться одна енеральская дочь. Влюбилась она в этого солдатика; постоянно придет к нему, посидит, поразговаривает и отправится домой. Царь это дело сметил, приходит к солдату и говорит: — Слушай, служивый! должно быть, тебя любит эта енеральша? — Точно так, ваше царское величество, у нас с нею любовь происходит третий год.
   Однажды царь прогуливался в саду и явилась тут енеральша. Захотелось царю склонить ее к себе в любовницы, но она ни на что не соглашается. Царь разсердился на нее и говорит: — Ах ты, подлая! солдату...! — Как! я солдату...? — Сейчас отправилась к солдату, приходит и говорит ему: — Что же, служивый, вы какими словами похволяетесь, будто я вам...? Солдат очень испугался, да от робости и сказал: — Да как же не...? Конечно...! — Ну так хорошо! Сейчас отправилась домой и обсказала своему родителю. Тот приказал посадить солдата в темницу. А была в него давно влюблена Марья-царевна, но не могла найти способа с ним сблизиться. Теперь же нашла легчайший способ: сделала к солдату подземный ход и стала ходить каждый день. Солдату отлично стало жить, только что не на воле.
   Вот вздумалось царю женить своего сына. Стали свататься за тридевять земель в тридесятое царство к Настасье прекрасной и та была согласна идти за царевича с тем только, чтобы он отгадал одну загадку. Прислала она в чемодане саблю и нужно было отгадать: в котором конце носок и в котором рукоятка.
Приходит Марья-царевна к солдату и обсказывает ему об этом деле. Солдат говорит ей: простая штука отгадать: опустите чемодан в молоко; в котором конце руковятка, тот и повернется кверху, так и отпишите, будет верно. Опустили чемодан в молоко, — верно сбылось по-солдатову. Отписали туда обратно. И присылают опять оттуда 12-ть голубей, и нужно узнать который из них старший; голуби были сизые.
   Марья-царевна приходит к солдату и говорит ему: опять пришла загадка: 12-ть голубей и нужно узнать, который из них старший. Солдат отвечает: насыплите пшеницы и пустите голубей; все голуби будут клевать, а один меньше; он будет ходить да ворковать круг их, так вы его и заметьте; будет верно. Заметили голубя, отправили обратно, вдруг оттуда письмо, чтобы сам Иван-царевич приезжал. Иван-царевич собрался в путь и отправился. — Приходит Марья-царевна к солдату и говорит: — У нас отправился далеко братец Иван. Отвечает ей солдат:
   — Ежели меня не будет там, так ему не воротиться домой. — Ах! как же так! поезжай туда, я тебя отсюда выпущу...
   Вышел содат из темницы. Дала ему Марья-царевна денег на дорогу; солдат купил себе приличное платье, пошел по кабакам и набрал себе 12-ти пьяниц. Пьяницы и говорят: — Что прикажите, хозяи, делать?
   — Что делать? ничего, только вино пить.
   — Ах, брат, житье важное!
   Отправились в путь дорогу. Много ли, мало ли отошли они места, только солдат увидал: дерутся на дороге два чертенка, делят после деда-прадеда шляпу-невидимку и не могут разделить. Солдат подошел к ним и говорит: полноте вам драться, давайте я вам разделю. — Раздели, брат, пожалуйста! Солдат взял ружье, зарядил порохом. — Вот я хлопну, так бегите; который этих порошинок больше насбирает, того и шляпа — Хлопнул из ружья, черти побежали. Надел он шляпу-невидимку, пошел к пьяницам и хлопнул одного шляпой. Пьяницы начали драться. Солдат снял шляпу. — Ребята, что вы, тише! Пьяницы начали друг на дружку жаловаться:
   — Он мне дал оплеуху! — Другой: он мне дал оплеуху, вот и драться стали. Солдат угостил их водкой.
   Пошли дале. Опять на дороге деруться два чертенка. Солдат подошел к ним. — Об чем, ребята, деретесь? — Делим скатерку-самоварку, два года не можем разделить. — Давайте, я разделю. — Раздели, брат, пожалуста. Опять солдат зарядил ружье, хлопнул из него. — Ну, ступайте, бегите, сбирайте эти порошки, который скоряе сосбирает, того и скатерть. Черти убежали, солдат взял скатерку и ушел к своим товарищам. Раскинули скатерку. Всего стало довольно и водки и кушанья.
   Опять пошли вперед. Идут дорогой и опять солдат видит: деруться два чертенка. Подходит к ним. — Об чем, ребята, деретесь? Вот делим после деда-прадеда ковер-самолет, три года не можем разделить. Солдат зарядил ружье, хлопнул из него. — Бегите скорее, собирайте эти порошки, который скоряй сосбирает, того и ковер. Черти убежали, а солдат взял ковер-самолет и отправился к своим товарищам. Угостивши их, раскинул ковер. Сели они, полетели подобно из лука стреле пущенной, сразу преставились в то царство, где была Настасья прекрасная, и спустились в сад. — Еще Ивана-царевича и слуху не было. Солдат и говорит своим товарищам: — Слу-шайте, ребята, будут вас спрашивать, так вы отвечайте, каждый про себя, я большой-набольшой. Вдруг из дворца увидали, что прилетел жених на ковре по воздуху; сказали Настасьи прекрасной, та пошла встречать и говорит своим придворным: однако, хитер жених! — Приходят туда и видят: все пьяны. Начали спрашивать: кто из вас большой? Все в один голос отваечают: я болышой-набольшой! так и не могла ничего добиться. Настасья прекрасная приказала принять их во дворец: потом сама я узнаю, кто из них старшой!
   Пьяницы пришли во дворец, начали там пировать, а Настасья прекрасная приказала постлать в комнату одну перину. Пьяницы уснули кто где, а солдат лег на перину. Вдруг ночью приходит Настасья прекрасная, взяла и отсригнула у солдата угол у жулетки, а сама ушла.
   Солдат, проснувшись и заметив это дело, взял у всех отстриг углы у жулеток. Утром приходит Настасья прекрасная и спрашивает: кто, господа у вас большой? Пьяницы все в один голос отвечают: я большой, я большой! Подходит она к солдату. — Вот он над вами большой! Тут пьяницы ее спросили: почему вы замечаете? — Я вечор вот угол отстригла от жулетки. Пьяницы посмотрели: также и у них нет углов. — Нет, это не правда; вот и у нас углов нет. Настасья прекрасная видит: толку нет, приказала их прогнать в шею.
   Солдат с пьяницами отправился в город и нанял квартиру. Вдруг приехал Иван-царевич. Началась пушечная пальба, по всему городу стало известно, что приехал настоящий жених. Настасья прекрасная собралась и пошла встречать со всем своим прислугам. Встретили Ивана-царевича, прияли во дворец и начали водить его по комнатам. Привели его в одну комнату, в которой между окон была решетка вроде копий, а на кажном копье человечья голова. Вот и говорит Настасья Ивану-царевичу: «Иван-царевич! вы две загадки отгадали, так я согласна идти за вас замуж, только с тем, что сошьете вы мне платье под венец такое точно, какое и я сошью, чтобы материя одна была, ширина одна и длина и к завтрашнему утру чтобы было готово».
   Иван-царевич пошел по портным, по портнихам, только его дураком называют: почем мы знаем, какое она сошьет! — Идет он городом со своим адъютантом; попадается им на встречу старуха.    — Что баушка, не знаешь ли какой нибудь портнихи или портнаго хорошаго? — Нет, родимые не знаю; сходите, вот недавно приехали какиие то пьяницы, спросите у них, они народ дошлый, небось и знают. — Иван-царевич отправился на квартиру к пьяницам, приходит туда, а там песни, пляска, драка, что такое и сочиняется! И спрошал у них: послушайте, господа! кто из вас большой! Все отвечают: я большой и я большой! Царевич посмотрел и отправился обратно, вдруг солдат выбегает за ним. — Вам что угодно, Иван-царевич? — Вот, что брат, земляк, не можете ли пожалуйста сошить платье: какое царевна шьет, такое и мне нужно. Всех, обошел портных, никто не берется. — Что ж, я воз-мусь и сделаю, только подпишите треть царства. Царевич переговорил со своим адъютантом — Ну хорошо, с нашей стороны будет готово, только пожалуйста изготовьте к завтрашнему утру. Царевич отправился к себе на квартиру, а солдат надел шляпу невидимку и пошел во дворец. Пришел туда, где платье шилось, только что его кончили. Солдат сидит, вдруг является Настасья прекрасная. И приказала одной фрелине надеть. Та надела и прошла по полу. — Ну где ему дураку сошить такое платье! Фрелина сняла платье, положила в сундук, а Настасья прекрасная ушла. По уходу ея, солдат взял платье себе под пазуху и опять сел.   — Через несколько времени хватились платья, а его нет; опять взяли скроили по той же мерке из той же материи и давай шить скорей; сразу кончили. — Солдат отправился домой. Утром является царевич и спрашивает: что, изготовили? — У меня готово, как у вас? — У нас тоже. — Ну, так пожалуйте документ, Царевич подал документ, а солдат ему платье. — Ступай, неси, только не кажи ей, пускай она наперед свое покажет. Царевич пришел к Настасье прекрасной.
   — Ну что же, изготовили? — У меня готово.
   — Так покажите. — Нет, вы наперед покажите, потом и я покажу. — Царевна надела платье и прошла по полу. — Ну вот у нас какое! Царевич вынул свое — точно такое же. — Ну, Иван-царевич хитер, только кто у тебя хитричает? Еще сделай мне башмаки, такие же, какие и я сделаю. Иван-царевич отвечает: ну хорошо, приготовлю.
   Распростившись с Настасьей прекрасной, отправился опять с адъютантом по сапожным мастерам, но ни один не берется. — Черт ее знает, какие она сошьет! Адъютант говорит царевичу: пойдем-ка опять к пьяницам. Приходят к пьяницам, спрашивают большого, — все в один голос: я большой, я большой! Солдат выходит опять к Ивану-царевичу.
   — Что вам Иван-царевич, нужно? — Да вот что: нужны башмаки, не можете-ли пожалуйста сделать? — Отчего, могу, только треть царства отпишите; приносите утре (завтра) документ — и получите башмаки.
   Царевич отправился на квартиру; солдат пошел во дворец. Приходит туда, там башмаки совсем сделали, поставили на шкап. Солдат взял их и отправился. Там после него хватились башмаков    — нет. Что же такое? Не чорт л и у нас уносит? давай опять кроить и шить новые; сразу изготовили.
   Царевич приходит утром, приносит солдату документ на треть царства, отдает, а солдат ему вручает башмаки.
   — Ступай, неси, только не кажи, наперед пускай она свои покажет.
   Приходит царевич во дворец. — Изготовили ли? — У нас готово. — Ну так покажите-ка! — Нет, вы свои наперед покажите. Царевна вынула из шкапа башмаки. — Ну вот у нас какие! — Иван-царевич вывязал из платка и подал свои башмаки. Царевна посмотрела и сказала: — Ну хитер Иван-царевич, только не знаю, кто у тебя хитричает. Ну, теперь когда сделал башмаки, сделай то, что я сделаю в сегодняшную ночь.
   Царевич пошел и задумался очень тяжко; и говорит своему адъютанту: ну тепериче куда пойдем? — Пойдем опять к пьяницам, они не помогут ли?
   Приходят туда. Вышел к ним солдат.
   — Что вам требуется, Иван-царевич?
   — Да вот что Настасья прекрасная приказала сделать в сегодняшную ночь то, что она сделает; не может ли как нибудь устроить? — Отчего не могу, только пожалуйте документ на треть царства, приходите утре.
   Царевич отправился на квартиру, а солдат во дворец, Только подходит ко дворцу и видит: стоит тройка коней; и выводят Настасью прекрасную завязанную платком. Фрели-ны с причетами садят ее в карету, и солдат с ней сел. Кучер повез неизвестно и куда, только подъехали к морю, где стояла шлюпка. Настасья прекрасная вышла, села в шлюпку, и
солдат сел тоже, поехала на остров, который недалеко был от берегу; приехала на остров, села и давай причитать. — Ах, друг мой, выйди, простися со мною в последний раз. Вдруг море заволновалось и вышел оттуда водяной царь, с нею поздоровался, также прослезился. — Ну, прощай моя дорогая любовница, не видаться нам будет никогда! Царь лег к ней на колени, она начала у него искать в голове и выдернула золотой волосок. Солдат захватил за волосье, целую горсть вырвал. Царевна посидела со своим любовником, простилась, села в шлюпку и поехала. Солдат также сел с нею. Вдруг видить: плывут в море два селезня. Царевна поймала одного, а другого солдат схватил, вышли они на берег, сели в карету и поехали домой.
   Встретили царевну фрелины. Входит она в залу в веселом виде и солдат вошел с нею, опустила селезня и приказала убрать как можно лучше. Взяли селезня, начали унизывать разными лоскуточками; солдат тоже стал украшать своего. Те убравши селезня, опустили на пол; солдат посмотрел: у него хуже убран селезень; взявши своего опустил, ихняго взял, завязал в платок и отправился домой.
   Утром рано является царевич. — Ну что, брат сделали? — Сделал. На тебе селезня и горсть золотого волоса, а мне пожалуйте документ. Царевич отдал документ и пошел во дворец. Встретила его Настасья прекрасная. — Ну, Иван-царевич, сделал ты то, что я сделала? — Я не знаю, покажите наперед, что вы сделали. Царевна приказала опустить селезня. — Ну, у вас есть-ли такая штука? — Царевич развязал узел и опустил своего селезня, гораздо превосходнее ихняго. — Ну хитер Иван-царевич, не знаю только, кто у тебя хи-тричяет. Потом вынимает из кармана золотой волосок. — Ну, у вас есть-ли такая штука? — Иван-царевич вынял и подал целую горсть волосья. — Ну, Иван-царевич это последняя тебе моя загадка, так давай, собирайся как можно скорее, поедем в твое царство венчаться. Царевич сразу в поход изготовился и отправился. А солдат не торопится домой, знай кутит со своими товарищам, много прокутил времени после них потом сказал: — Ну, друзья, и нам пора отправляться. — Расчитались за квартиру честно-благородно, вышли за город, сели на ковер самолет и сразу представились в свое царство, еще Ивана-царевича и в слухах нет. Тут солдат наградил всех пьяниц деньгами; те отправились по питейным домам: еще не все там были забраны пьяницы; увидались со своим друзьям. Те и спрашивают: — Что брат, где пропадал, тебя не видать было? — Не говори брат, были в таком месте — черт знает, где и были!
   Солдат в это время опять нарядился в солдатское платье и сел в темницу. Приходит Марья-царевна и спрашивает: благополучно ли съездил и про брата тоже.
   Приезжает Иван-царевич. Встретили его с пушечною пальбою и так как к свадьбе все было готово, то на другой день и обвенчались. От царя вышел милостливый манифест, чтобы всех пленных из заключенных мест ослободить, а про солдата совсем забыли.
   Марья-царевна и говорит своему отцу: — Дрожайщий родитель! Что же вы всех пленных ослободили, а есть один солдатик заключен в темнице, — что же ему милости нет?
   — Ох дрожайшая дочь! Ладно, что напомянула, а то я совсем про него забыл.
   Сейчас приказ вышел: ослободить солдата. А Марья-царевна заранее сказала ему: когда выйдешь на волю, являлся бы на свадьбу. — Солдат по выходе оделся как можно лучше и отправился во дворец на свадьбу. Принят он был в лучшем виде, наипаче от Марьи-царевны. Отошло венчание, съехались гости, и пошел пир на весь мир. Как распировались, солдат подходит к царю и подает ему три документа. Царь прочитавши про себя, обратился ко всем посетителям своего дому и начал читать вслух. Прочитавши все документы, проводил свадьбу. После свадьбы призывает к себе сына.
   — Ну сын мой любезный, вы отправляйтесь в то царство к своей супруге, здесь тебе не принадлежит ничего, потому что ты сам подписал три трети царства.
   Царевич отправился с Настасьей прекрасной в ее царство, а старый царь отдал Марью-царевну замуж за солдата. Солдат стал жить да поживать, царством управлять1.

1 Ср. Афанасьев. Русс. ск. П. № 33 Вещий сон. Ред.

Страшный ребенок

   Жили были мужик да баба. Жили они богато, только детей у них не было, а детей иметь им очень хотелось. Вот баба и пошла к колдуну и разсказала про свое горе и просила помочь ей чем- нибудь. Колдун и дал ей два корешка и сказал: съешь эти корешки в полночь с мягким хлебом и станешь беременна. Баба съела корешки и вскоре действительно забеременела.
   Как-то мужику понадобилось ехать в город и баба осталась в доме одна. Наступил вечер. Бабе стало страшно одной, она и пошла к соседям, чтобы позвать кого нибудь ночевать к себе, но никого не могла найти. Делать было нечего, вернулась домой и легла на печь. В полночь у ней родился ребенок. Она спеленала его и положила к себе на колени. И видит: ребенок смотрит на нее так, словно съесть хочет. Испугалась она, положила ребенка в зыбку, а сама стала молиться Богу. Вдруг слышит, кто-то постучался у окна. Баба обрадовалась и спрашивает: кто там? — Странник. Баба побежала отпирать. Странник вошел в избу и улез на печь. За ним улезла и баба и спряталась за него. И видит она: выскочил ребенок из зыбки и тоже лезет на печь и говорит: я тебя съем! Но старик перекрестил его и ударил по голове. Ребенка не стало, а — на полу очутились два корешка. Старик взял корешки, сжег их на огне и пошел вон из избы.

Работник

   В одной деревне жил муж с женой и дожили они до глубочающей бедности: больше стало жить нечем. И говорит мужик бабе: ну, баба, я пойду поряжусь к богатому мужику в работники. Пошел и порядился, взял задатку 15 руб. и скоро прожил эти деньги, пошел порядился к другому и у другого взял 15 руб., и эти прожил, пошел к третьему и у третьяго порядился, взял 15 руб. и эти прожил.
   И пришлось мужику сходить к обедне. Пришли и те мужики богатые в церковь. Жили они между собой дружно и завели разговор; один другому начал сказывать: вот что, братцы, я этта (недавно) порядил работника какого, да вон он стоит! — Да как же, и я его порядил! Третий: и у меня порядился! Поговорили мужики промеж себя, работнику ничего не сказали, а он слышал ихние разговоры, приходит домой и говорит своей жене: ну баба, я теперь пойду и поряжусь работать к чорту.
   Пошел в лес и попадается ему чорт навстречу, спрашивает: куда мужик пошел? Отвечает ему мужик: в лес дрова рубить. — Так вот что: порядись ко мне в работники. Мужик отвечает ему: с удовольствием, очень рад. — Так приходи завтра в такое-то место, об цене нечего разговаривать, я ценой не обижу.
   Пришел мужик к чорту работать. Чорт напоил его водкой. — Ну ступай, ложись спать, у меня ни один работник до троих суток не работает. — Вот прожил мужик трои сутки; на четвертыя встал его хозяин по утру рано, разбудил работника: ну-ка, работник, пойдем в лес, нужно срубить три осины толщиной вершков в 16-ть, длиною шести сотен и сделать через реку лавы.
   Вот взяли по топору и пошли в лес; у чорта топор был весом фунтов в 30-ть. Пришли в лес и начали рубить осину; чорт как начал хвостать — сразу половину пересек, а мужик не может и корки сбить. Срубили они осину, очистили прутья, нужно тащить ее. Чорт и говорит своему работнику: ну, брат, давай, потащим осину на реку; взял под комель, а мужик не дает ему, говорит: отойди, чахоточный, прочь, где тебе унести, ступай, берись под вершину. — Делать нечего, чорт пошел к вершине, поднял вершину и давай подбираться. Мужик кричит: молодец хозяин, давай еще маленько! — Чорт под-надал (подвинул на себя), осину всю и поднял. Мужик влепил топор в осину, сам сел на комель. — Ну, хозяин, пошел! — Чорт попер осину, до того, что пристал (устал). — Ну, казак, давай отдохнем! — Ну, какой тебе отдых, давай, тащи, урод! Делать нечего, не хочется чорту поддаться мужику, пошли опять вперед. Притащили осину на реку. Чорт и говорит работнику: ну, казак, давай, кидай! — Нет, хозяин, стой, дай перебраться, у нас с тобой не на одном плече. И свернулся мужик с комля. — Ну, хозяин, кидай! — Чорт бросил осину и сам свалился. — Что же ты, хозяин? — Я пристал, ступай ты обедай, а я отдохну здесь,
   Мужик приходит обедать и спрашивает его чертовка: что, брат, где оставил хозяина? — Он, чахоточный, притащил бревно, свалился, на реке лежит, поди только не околеет.
Работник пообедал и лег спать на повети в сани. Чорт пришел домой и жалуется своей хозяйке: ну, баба! вот так работник! Я то ли не едрен, он меня втрое едренее, надо его ужо ночью убить, а то жить нам будет плохо.
   Мужик выслушал чортовы разговоры, дожил до вечера, поужинал, пошел спать. В сани положил ступу и окутал тулупом, а сам лег на сено. Вот чорт встал ночью, взял сорок пудов палицу и пошел бить казака. Подошел к саням и брякнул по ступе так сильно, что ступа прискочила ударилась в верх стропила. Чорт с радостью пошел к себе в избу и говорит своей жене: ну, баба, так треснул казака, нани (даже) он вверх вылетел. А казак, вставши утром рано, пошел преспокойно в избу. Чорт увидал казака, очень испугался и говорит ему: что, казак, не знаешь, что так шибко треснуло вечор на дворе? А казак отвечает: тебя надавало с хорошей-то постройкой, — должно быть лопнула стропила.
   И говорит чорт своей жене: ну, жена, давай уедем из дому вон, пускай здесь живет работник один. Забрали они все деньги — он в один мешок, а чертовка в другой. А казак к чорту в мешок и залез. Потащил чорт мешок; казак разрезал мешок и видит, что чорт тащит ихним полем и стал говорить: стой, брат, хозяин, тебе от меня не уйти! — В испуге чорт не понял того, что мужик сидит в мешке и бросил мешок. — Давай, баба, кидай и ты! И чертовка бросила свой мешок и побежали неизвестно куда. Мужик, взявши мешки с деньгами, притащил домой и первое его было дело — заплатить долг богатым мужикам, потом завелся хозяйством и стал жить в лучшем виде, а чорт к мужику не показался ногой.

Про чорта и пастуха

   В одной деревне чорт все воровал скотину. Вот и порядился такой пастух, что уж не даст чорту украсть что нибудь, порядился на три дня по сту рублей на день. — Выгоняет он в первый раз скотину, чорт и выходит из озерка. — Пастух! давай, говорить, мне самолучшую корову! — А пастух говорит: нет еще, погоди, не дам! — А ты что делаешь? спрашивает чорт пастуха. Пастух говорит: вью веревки. — На что веревки? — А море морщить, да вас чертей в одно место корчить. Чорт сейчас и бросился в озерко, там пересказал своему дедушке: ох, говорит, какой теперь стал пастух, не дает мне и скотины-то! Он веревки вьет, хочет море морщить, да нас чертей в одно место корчить. — Дедушка подумал да и говорит: видно удалый пастух! иди-ка с ним врядки (бегать взапуски, причем линия бега обоих должны быть параллельны) побегай.
   Вышел чорт из озерка и говорит пастуху: давай врядки бегать! — А пастух отвечает: охота мне врядки бегать! у меня есть младен двух ден, и тот тебя обгонит А где же он? — А вот пойдем, так укажу. — А пастух знал заячье лежище (логовище) в одном кусте и привел чорта к лежищу. — Вот лезь в куст, он выскочит так и бегай с ним врядки! — Чорт сунулся в куст, выгнал зайца и зачал бегать. Только заяц бегает как попало, туды да сюда, а чорт кричит: врядки, врядки!
   Опять чорт пошел к своему дедушку и стал разсказывать: ой, дедушка, говорит, у него есть младен двух ден, и тот меня обогнал, а сам он со мной еще и не бегал. Нам бы такого порядить в работники, так чтобы он нам и наделал! — Так иди, поряжай, не порядится-ли?
   Вышел чорт на берег, а пастух тут и стоит. — Пастух, порядись к нам в работники, говорит чорт. — Порядите. — И порядился к чорту за 300 руб. на год. Оставалось ему еще два дня в пастухах прожить, и уговорились они с чортом заранее, что чорт выйдет на берег встретить.
   На четвертый день приходит пастух, чорт его и встретил и повел лесом. Привел на место и пошли они на другой день дерево рубить. Пришли к толстущей осине. Стал чорт рубить осину и живо срубил. И спрашивает чорт: всю ли вдруг нести или мелким потащим? — Всю вдруг унесем, говорит пастух. Навалил он на чорта комель, а сам держится сзади за пруточ-ки. Тащит да тащит чорт, так что в поту весь. Оглянется на работника и спрашивает: что не устал? — Нет, не устал. — А я так сильно устал. — Иди под комель, а я стану под вершину. — А я не знаю здесь дороги, так давай повернемся, ты иди под вершиной вперед. Навалило на чорта всю осину, а сам сел на комель.
   Не дотащили осину, бросили и пошли оба домой. Пришли и говорит чорт своему дедушке: ой дедушка, это нам не работник, он меня замает: я в поту тащу, а он все идет в леготе; надо его разсчитать, а нет, так зарезать.
   Пастух это слышал, положил на свою кровать корыто и закрыл его, а сам лег под кровать. Чорт ножик наточил, бежит и начал корыто резать, а пастух под кроватью хрипит, будто он зарезан.
Ушел чорт в избу, а работник и идет к нему. Старый чорт и говорит; нам тебя не надо, разсчитаем тебя. Разсчитали его, отдали деньги за весь год, пастух и пошел. Пошел только не знает, как из лесу выйти, заблудился совсем. Трои сутки блудился, увидал дуплю (полое дерево), влез на нее, чтобы посмотреть, не видно ли где жила (жилое место) и провалился в дуплю. — Просидел он тут трое суток, не евши, и думает, что уж смерть.
   Вдруг слышит: народ круг (около, вокруг) дупли заговорил. Какой-то мужик подошел да и колонул по дупле обухом. А пастух и забучал, будто что улей. Мужик и давай рубить дуплю, подрубил дуплю, а пастух как закричит; ох ты! мой дом рубить! я тебе дам, постой-ка! Мужик испугался и — унеси Господи! а коней тройку тут и оставил. Пастух вылез, сел на коней и поехал домой.
(Записано со слов крестьянина
Кадниковскаго у. Замошской волости
Ник. Васильянова)

Мужик и бес

   Жил был мужик, пошол он к озеру деньги хитростью наживать. Сел к озеру и давай веревку из конопельца скать. Бес выходит из озера: «Че делаешь?» — А веревку ску. «Зачем?» — Озеро лажу моржить. — «Не моржи мужик, я тебе куцю денег дам». — Тащы давай. — Мужик шапоньку снял, дыру вырвал в ей и щапочьку над ямой устроил, Бес тащыть денег подолом. «Давай, сыпь деньги». Бес высыпал, деньги в яму ушли, шапка неполна. «Бежи, другой подол тащи». Опеть побежал бес — в яму боле не ушло, шапка наполнилась. Бесу стало деньги жаль. «Давай мужик палицу вверх метать, хто выше высьвиснеть тому и деньги». — Тащы давай. — Притащил бес палицу. «Мечи мужик». — Нет, ты мечи. — Бес свиснул, высоко палича улетела. Бес мужика наряжат, мужик паличу шевелить не можот. «Обожди, говорит мужик, облако пройдет я на небо заброшу». Бес говорит: — Ради Бога, мужик, не мечи, меня дедко бранить станет. — Утащил бес палицу в озеро, вы-шол и говорит: «Станем на санках волочиться, хто доле песню споет, тому и деньги». Мужик согласился. Шишко санки при-тенул. Бес говорит: «Я седу на сани, ты мужик потени». Мужик потенул, беса поволок. Мужик волок беса, волок, не пристал, у беса были коротка песня. Мужик сел, бес поволок, мужик поет: «Вот люди, да вот люли»... Пел, пел, беса при-становил, бес говорит: «Ну, мужик, твои люли меня укацяли». Опять деньги мужику доставаютца. Бес деньги жалеет-бы. Бес говорит: «Давай мужик березу кулаком тыкать, которой проткнет, тому и деньги». Пока бес таскал санки к дедку, мужик нашол в березе — сук выпал, прикрыл берестом. Бес прибежал, мужик по готовой дыры и проткнул, а бес стал тыкать не мог. Бес говорит: «Давай, мужик, пойдем в вашу деревню». Мужик собрал деньги в подол, пошли. У реки стоят две лодки. Бес надел их на ноги, мужик спрашиват: «Это што делать?» — А это моего дедка коты». — Пошли дальше, стоит баенка; мужик спрашиват: «Што стоит?» — Моего дедки шапка. — Взял да и наложил на голову. Идут в деревню, в деревне огни горят. Бес спросил: «Што светит?» — Бесов выживают. — Бес испугался, побежал упал и до смерти убилса.

Мужик и чорт

   Однажды мужик на озере рыбу ловил, рыба не попадалась, он и подумал: «Хотъ-бы черт мне дал рыбы-то!» Подумал и пошел домой. На дороге попался ему человек и говорит: «Что ты, мужик, думал?» — Ничего я не думал. — «Как ничего не думал? Вспомни-ко хорошенько». Тогда мужик вспомнил свою думу на озере, и говорит: — Я подумал: хоть-бы черт мне дал рыбы-то!» — «Это хорошо, а что от добра дашь?» — Рад-бы что угодно дать, да нет ничего, есть только чорный бык, я бы и того отдал. — «А обманешь?» — Нет не обманю. — «Хорошо, веди завтра быка». Назавтрие, по утру встал мужик, вспомнил о вчерашнем, и жаль ему стало быка, и думает: «Дако, я пойду на хитрость: возьму худую веревку и привяжу к лесине». И как вздумал, так и сделал; пошел к озеру и привязал веревку за лесину, и пошел осматривать свои ловушки. Рыбы попало очень много. Выходит из озера черт и говорит: «Вот тебе рыба, а где же бык?» — Быка я привязал к лесине. — Пришли к дереву, за дерево одна веревка привязана; мужик и говорит: «Эх, брат, бык-то оторвался!» — Давай, делать нечего, смотри приведи завтра. — Мужик обрадел, снес рыбу домой, и назавтрие опять пошел на озеро, и опять привязал худой обрывок веревки за дерево и пошел смотреть ловушек. И опять увидел, что рыбы много, обрадовался и пошел было домой, а черт опять выходить из озера и просит быка. Мужик говорит, что бык опять оторвался. Тогда говорит черт мужику. «Смотри мужик, не обманывай, приведи суленаго быка, а не то тебе худо от меня будет». Приходит на третий день и видит мужик, что медведь на другом берегу озера кидается в воду и плывет, а черт выходит из озера и требует быка. Догадливый — мужик отвечает черту: «Быка-то я привел, да он опять оторвался, вишь вон плывет по озеру — хватай его скорее!» Тогда черт подбегает к берегу и хватает медведя, но одолеть не может. Выходит
 

1 Архив И.Р. Географии. Об-ва. I. 57. Рукопись: «Различные сведения заимствования из местного быта жителей, населяющих Шихаловскую волость, Шенкурского уезда, Архангельской губернии». Священник К.И.Боголепов.

из озера другой черт и двольни (так) медведя ухаживают. Тогда первый черт приходит к мужику и говорит: «Ну брат, како у тебя бык-то, я один и справиться с ним не мог, а если-бы не пришел ко мне на помочь мой дедко, он меня уходил-бы; да он и дедушко-то моего так копытом стягнул, что чуть и глаз не выстягнул».

Баба чорта обманула

   Досюль мужик полесовау, захотелось ити ему в лесовую фатерку; на ниделю пошоу, взяу хлеб с собой. Вот он день ходиу, попауся ему ребок подпорчоный (гнус-мышь-подпор-тиу), захотелось ему поджарить. При шоу к ночи в фатерку, рябка поджарить захотелось. Он его варит, чорт пихается в фатерку. «Ну, что, мужик, варишь?» — «Реба своево». — «А дай-ко мни ложку попробовать ухи», чорт скае это. Ну он и попробовау. «Ах, как уха хороша! Ты своего ряба варишь?» мужик сказау, что своево. «Ну, а какая уха хорошая, дай ко мни нож, я своево вырублю реба». Он и вырубиу. Стало ему тошно больне. А этот чорт пошоу в ледину, закричау во весь...(все горло). Ну, мужик видит, что беда, взяу собрауся совсем, давай домой ити ночью. Домой пришоу, баба блины пекет. «Что ты, мужик, шоу на ниделю полесовать, а сам си-час огворотиуся?» Ну мужик скаэ: — «Ну, баба, беда случилась, — так и так», говорит. Ну потом баба говорит: «Ну, мужик, одень мои платья, а я твои одену. Ты пеки блины, а я сва-люс в постелю». Ну чорт и пришоу, мужик блины пекет. «Что, тетка, говорит, дома-ли твой муж?» говорит. — «Дома». — «Как же он заставиу моево парня ряб вырубить?» — «О, скае, как у моего мужика, скае, ряб вырублен!» скаэ. «Поди-ко, говорит, зажги огня, поглядим у нео» (баба лежит, так чого...). Ну и пришли, посмотрели. «О, скаже, у мого сына по корешку вырублено, а у твого мужа логом взято». Чорт плюнуу и пошоу, ен его оставиу.
(Записана в с. Кондопоге Петрозаводского уезда от Феофана Алексеева Пор макова [Бирина]
63-х лет)

Лихая баба и чорт

   Была у мужыка лихаа баба, на лихую жонку попау. Ну и ен не може никак от ей сбыть, никак не може перевесть. Ходиу, ходиу ен день в лесях и приходит вецером домой и вьет веревку. Ена говорить: «Куды ты, говорит, муж, веревку вьешь?» — «Ой ты, баба, говорит, я ведь клад нашоу», говорит. Кошель сыскау и походит в утри. «Возьми, ска, меня». — «Нет, не возьму, ска, куды тебя». — «Нет, ска, пойду», говорит. «Ну, ступай, говорит, пойдем». Ен кошель за плеца да и веревку сенную положиу в кошель, и ены приходять к эхтой норы. И ен вяже веревку круг себя. Она говорит: «Ты куды веревку вяжешь?» — «Да, ска, по деньги надо опустить». Она, ска: «Куды ты, я сама пойду, тебя не спущу», скаже. И ен взяу веревку да ю и спустиу туды в нору-ту в эфту. Ена как сошла туды, так он слухаат, она с чертом дратця стала. Там писк, вереск и веревку трясет, избави Господи. Ен и потянуу оттуда: часика два ена там воевала с йим. Как потянет, ажио идет оттуль черт с рогама. А ен взяу да устрашиуся и назад стау опускать, «Вот говорит, ска, не спускай, сделай милость, што хочешь, я тебе сделаю на век свой дружбу не забуду, а збав ты меня от лихой бабы, не спускай туды-ка». И ен его и вытащиу оттуль. Ен скаже: «Ну, поди за мной вслед теперь». Ну, и ены приходят в богатый дом. И ен говорит церт: «Я пойду, говорит на вышку, заберусь на ночь, буду ноць там ломо-тить (покою не давать), а ты коудуном найдись; пойди ночевать в тот дом. Ну а, ска, придешь как, говорит на вышку, проси, говорит, ты сто рублей денег с хозяэв тых, а я пойду, говорит, на вышку, а ты придь да скажи: «я пришоу, ты вон пошоу». Ну, и усмирилос и тихо, смерно стало, боуше не шумит, и ему деньги отдали за это за коудосьво, што ен збавиу от беды. И ен говорит: — «Я аще пойду свыше этого к купь-цю, я аще буду, говорит так же, ты опеть найдись коудуном». И ен опеть так же это дело делаат: гремит, што думают хоромы розворотятця. Ну, и ен опеть пришоу так же. «Дядюшка, говорит, не знаешь-ли цего-нибудь, спокою не дае нисколько, однако хоромы розвороцяэ». Ему опеть сто рублей дали, и ен опеть пришоу на вышку, опеть ска: «я пришоу, ты вон пошоу». Ен говорит: «Ты больше за мной не ходи, двисти рублей наградили». И ен опеть шоу в другое место, ломотит ноцьку и другу там, спокою не дае хрещоным. Ен больше... его и просят, он не смеэ ити тудыкова. Ну и потом говорит: «Возми што тиби надо, говорит, только збав от этой беды, третью ноць спокою не имеам». Ну и ен на достатках боитця, хоть боитця, а пошоу к нему на вышках тудыкова. Он приходит на вышку, а ен кулак заносит на его. «Ты зацим, говорит, сюда приходишь?» надо его ударить (заносит руку-то)... А он говорит: «Смотри, говорит, деветь баб пришло таких, кото-раа одна тебя с норы выгнала, а таких деветь пришло». Он ска: «О, батюшко, я уйду из граду вон и сы слыху вон уйду, только не допусти до меня этых баб лихих», говорит. И ен ушоу сы слыху вон.
(Записано там же, от той же)

Чортов работник

   Досюль жыу молодец в бедности и пошоу место искать. Ну, шоу, шоу, пришоу к одной фатерки. Ну, заходит в фатер-ку, тут живет одна вдова. Ну, «стой, тетенька, скае, нельзя ли ночевать?» — «Ну, можно, скае, можно, голубчик, ночовать». Ну, потом ночовау, утором походит. «Так куда, скае, ты добрый молодец, походишь?» — «Ну, а я, скае, похожу, место ищу, нельзя-ли в пастухи или куда-нибудь придатця». Ну, а она говорит: «Наймись ко мни в пастухи». Ну, он наняуся к этой вдовы в пастухи, утром пошоу с коровамы в лес. Ну, она и говорит: «Ну, пастушок, скае, по всему лесу гоняй, вот в эту леди ну не гоняй». А он этот день и не согнау, а на другой день на эту ледину и пригнау коров. Пригнау коров, потом сеу на клочек [мягкий бугорок], потом выняу у него тут хлеба из кошаля, потом печеночку [репа испечона] стау йисть, а другую на камушок положиу. Вдруг приходит человек такой, што с лес долиной. — «Как ты, скае, смеу на эту ледину пригнать коров?» Хватиу, взяу камень с зени. «Вот, скае, как я камень прижму в пясь [сплющу в пясти], так и тебя также, скае, схвачу и скотину всю съем». А этот пастушок хватиу печеноч-
ку с камня. «Вот, скае, я тебя прижму, што и сок побежит (а он думает — нечиста эта сила была, што этот камушок значит). Потом эта нечиста сила одумауся: «Нет, видно, этот порнее меня, я только камень сжау в одно место, а он совсем отмените сделау, у него и сок побежау». Ну, этот чорт говорит: «Што, пастушок, поди ко мне в роботники». — «Пожалуй, скаже, наймусь, ну только, скае мни надо скота согнать к хозейки, день понорови, а потом, скае, приду». Ну, он согнау скота к хозяйки, и хозяйке говорит: «Ну, хозяюшка, уволь меня, говорит, скотина одна твоя ходить буде, и нихто не тронет скотины», Ну, он пошоу. «Ну, ладно, скае, пастушок, если так сделау, то спасибо тиби». Там ему розсчиталась из жалования, сколько там ряжено было, так рощиталась вполни. Ну, этот приходит на эту ледину пастушок к хозяину. Ну, этот чорт и дожидаат его тут. Ну, и порядились с ним на триста рублей в год служить и пошли. — «Ну. пойдем, скае, за мной», чорт говорит. Ну, шли, шли маленько место. Потом ро-ботник говорит: «Что, хозяин, скае, надо дров, скае, понару-бить по дороге в печку домой, што нам даром ити». Ну, а чорт говорит: «Ну, а как же мы нарубим, у нас нет ни топора, ни-чого, ну как же мы нарубим?» — А роботник говорит: «Ах ты, хозяин, возьмем эту толстую сосну, ты возьми в охапку за вершину за сосну, и я также поймаю, свалим ее с корнямы и потащим домой». Ну, хозяин захватиу за сосну а роботник зачал гокать (гукать — другие), и свалили. Ну, свалили, надо нести, значит, домой дрова по пути с сучьямы и кореньямы. Што, роботничок, ты под вершинку станешь нести на плечах?» А роботник говорит: «Нет, скае, я под комель стану, а ты под середку, скае, стань, а я понесу комель». Ну, этот хозяин подняу сосну на плече. «Ну, давай, скае, роботник». А он скае: «Ты назад не подглядывай, хозяин». А роботник сеу на этот комелек, песни и поет (сеу на комель). Ну, нес, нес и потом принес уже к фатерке, своей и живленью. Ну, и роботник скрычау: «Ронь, хозяин» (рой эту осину с плеча). Он ки-нуу соснищо цельнее: «будет дров». Ну, приходят в фатерку, там старуха одна в фатерки. Ну, хозяйка там их накормила, и хозяин хозяйки говорит: — «Ну, хозяйка, скае, старуха, на роботника мы попали, переведет он нас, потому што я вершинку нес дровины, а он комель несет и песни поет». — «Ну ладно, делать нечего, скае, уж такого наняу, так что-же заведешь». Ну, утром (тую ночь, значит, ночевали, проспали) посылают его на пашню пахать. Ну, роботнику назначили, што есть тиби вот эстолько, запаши и домой. Ну, он борозду-дви оставляет, так махау, махау и до обеда кончиу подряд. Ну, приходит к фатерки да и слушаэт, у дверей слушаэт. Оны говорят со старухой: «Надо, как хошь, перевесь роботника, а то нам беда, скаже». Он и мах в фатерку эту; он и двери знаэшь отвориу. «Ну, што роботник?» хозяин спрашиваеэ. «Ну, што, роботник, запахау?» скае. — «Запахау. Што ты мало дела дау мен и, скае, што-же без дела буду ноньче ходить поудня». — «Ну, сядь пообедай, скае, а потом отдохнешь». — «Ну, ладно давай обедать», скае. Ну, он пообедау, и послали его спать в сени «Спать, скае, пойди в сени, роботник, там полог есь, там тиби лучше, скае, тут жарко в фатерки». Ну, он шоу спать, бытто спит, а сам сеу гди-нибудь в уголок и слушаэт (и ни в пологу), што говорят там хозяэва. Ну, а этот хозяин говорит хозяйки: «Ну, што, скае, нам нужно уйти с этого места, а то он нас переведет, пущай один остаетця тут». Согласились уйти. «Котомочки давай, сложим в котомки припасы тиби одну и мни, по котомки обым». Ну, сложили котомки, старуха говорит: «Ну, старик, пойдем на двор [в нужник] до ветра». — «И то, отправимся». Потом они ушли на двор, а этот роботник вывернууся с заугоука и сеу в котомку, который себи старик наладиу (которую старику нести). Ну, оны со двора пришли. «Ну, старичек, давай-же пойдем, пока, скае, спит так». Ну, котомки за плеци, да и марш в дорогу. Старик схватиу котомку за плеци и старуха также, вместях и пошли, значит. Ну, шли, шли... дорогой и уж устали, значит. Ну, старушка скае: «Сядем, старик, хошь отдохнем маленько». Ну, и он старик говорит: «Давай сядем». Только начали садитця, он и говорит: «Што за отдох», скае. Он и думаэ, знаешь, в след бежыт, встали и пустились бежать. «Што за беда, скае; не уйдешь от него». Потом шли, шли ну и роботник видит, што они устали, пускай отдохнут. Ну, сели, потом сняли с плеч, клали в сторонку, там, вишь, закусили или нет, не знаю, и свалились. Этот роботник с котомки и — выходит вон, быдто к ним пришоу, и говорит: «Вставайтя, пойдемтя опеть вперед». Оны испугались, давай, делать нечего, выстлали опеть и давай ити. Шли, шли, и он сзади тихонько идет, видит, што они устали, одва идут. Подходят, стала и ночь заломитця. Приходят в место такое — яма большая, досюль выкопана, смолу, видно, курили. Оны круг ямы и розвалились спать. Ну, выдумка у старухи и старика такая: «Ну, положим его на край около ямы, а самы подальше». Его пехнуть ладят ночью. Ну, роботник и лег, не отпераэтця роботник, на краичик и лег. Ну, а потом, когда оны заснули, он шоу с этого места, сам в середку лег, а старуха на краичик сделалась, старуху подвинуу на краичик и стау старика будить. «Старичок, старичок, тоунем, скае, роботника» (по старушьи говорит). Встали и тоунули старуху. Ну, этот роботник вскочиу и говорит: «Куды ты нонь старуху клау, я тебя докажу, скае, под суд все ровно отдам» (там, видно, суда были). Ну, а он ему все денег не отдавау триста рублей, за который быу ряжен. «Ну, ладно, скае, отдам под суд». — «Ну вот, скае, роботник, я тебе дам триста рублей, роботничок, не подавай, не подавай никуды, вот тебе жалование триста рублей за поугода». А он ощо просит за поугода, ну, значит, за уважение, штобы не сказать. Ну, он и согласиуся этот хозяин, отдау шессот рублей. Ну, потом, значит, роспростились с этим чортом, он в своэ место пошоу, а чорт остауся, и потом заходит к этой вдовы, где прежде коров пасти нанявши быу. Приходи к этой вдовы и спрашиват: «Што, тетушка, смерно ли ходит у тебя скотина после этого пастуха, смерно-ли ходи?» — «Ну, спаси Господи и помилуй, ни одна шерстинка не потерялась» (а раньше кажный день пропадала). Эта удовка еще его денег наградила и отправила. И сказка кончилась.

Священник и дьявол

   В Саратовской губернии у одного несчастнаго священника в одну темную осенную ноць в 12 цясов случилось и по покоям и на кухни стук и гром, и шум. Зашли к нему нецистые духи и просят у его одну любезную доцерь. Звали доцерь Александрой. И перепал несцястный священник и — не знат, што с дьяволами поделать. И отказал их до второй ноци и припал он Господу Богу и усердно со своима молитвами и, именно, к Николе Чудотворцу. Никола Цюдотворец вложил ему сцясливый мысль: «Если явятся к теби диаволи и дай им задачу, цего оны справить не могут». На вторую ноць и обращаются диаволи и безпокоят эфтого священника: «Дай нам доцерь Александру». — «Если вы к свету можете состроить божественную церковь, тогда я вам дам доцерь». Выводит их священник на улицю, отводит им такое место и занимаются они за работу. Дело двигается к полуноци, а церковь у них сработана до потолка. Священник на этот слуцяй перепал, што оны задацю справят. Взял послал попадью к суседу и выпросил живого петуха и принял петуха кабайтать (чикутать). К свету ближе петух запел. Священник обрадовался, у них храм не достроен. Так и у них и осталась задаця не достряна-на, а доць Александра осталась у своих родителей и попугали его нецистые духи. И крепко он благодорил Миколу Угодника и тым он сбыл отдиавола.

Чортова благодарность

   Жила была старуха, был у ней сын Андрей. Андрей стал говорить: «Чего же я, мамка, живу и выживу, надо мне какой нинаесть промысел искать»? Она ему говорит: «Че ино, дитятко, где начеешь роботу натти»? Пошол Андрей роботу искать, походил несколько, доходит до озера, до озера не доходит — на липе висит цертенок. Цертенок говорит Андрею: «Спусти меня, я тебе много добра сделаю». Спехнул Андрей цертенка, пошли они вместе к озеру. Говорит цертенок Андрею: «Мой тятька будет набивать тебе денег, ты денег не бери, кольче проси». Подошли они к озеру, из озера вышол черт и в награду денег дават, Андрей кольче просит. Вот кольче дал черт Андрею. Дал кольче, пошол Андрей с коль-цем и думает сам себе: «Што в этом кольце есть»? На кольче десять шшерубчиков (в роде гвоздиков). Отвернул Андрей шшерубчик, из кольца вышли три молодца. Позатем он еще четыре шшерубчика отвернул, вышли всего двенадцать человек. Заставил он молодцев каменну стену через проежжу дорогу класть. Склали они каменну стену. Едет обвоз. Ямщики спрашивают: «Кто стену склад»? И стали Андрею молиться, чтобы убрал. «Сколько с лошади дадите? По полтине не жалко»? — Сделай милость, возьми, только убери стену. — Велел роскидать молодцам стену, проехали ямщики. Собрал он деньги и думат: «Что же я с едакими деньгами домой пойду»? Пошол Андрей еще денег зарабливать. Пришол в город; по-ряжает купец мост клась, Андрей порядился. Как только к ночи дело, заставил он своих молодцов роботать; к утру готово, просит утром рощет. Проехал раз десять на лошади купец для пробы и отдал Андрею сто тысяч. Принажил Андрей денег, домой пошол. Пошол домой, являет матери: «Одному мне жить скука». Пошла мать свататься к дьячку. Приходит старуха, спрашивает дьячек: «Зачем, ты, бабушка»? — Я добрым делом, сватовством: у меня женишок, у тебя невеста. — «Это бабушка, слов нет, я отдам, да у вас домик худой». Ушла старуха домой. «Что же, Андреюшко, где же нам с этаким человеком схватываться: дом-де у нас плохой». — Че делать, мамка, ложись спи. — В ночь отвернул Иван шесть шшерубчиков, выпустил молодцов, и отворотили они ему за ночь дом. На другой вечер посылает опять свататься мать Андрей. Пришла бабушка. — «Что нужно, бабушка»? — Я добрым делом, сватовством: у меня женишок, у тебя невеста. — «Это, бабушка, слов нет, отчего не отдать, да ходить грязно: пусть будет от моего дому до вашего каменный мост». В ночь своротили молодцы каменной мост. Вечером опять посылает старуху свататься. Пришла старуха, спрашивает дьячек: «Зачем ты, бабушка»? — Я добрым делом, сватовством: у меня жених, у тебя невеста. — «Это, бабушка, слов нет, отчего не отдать, да в церковь грязно ходить: пусь будет от моего дому в одни двери мост, а от вашей в другие». Заставил Андрей и это сделать молодчиков; своротили ночью молодчики эти мосты. На четвертый вечер посылает опять свататься мать Андрей. Пришла бабушка, спрашивает дьячек: «Зачем ты, бабушка»? — Я добрым делом, сватовством: у меня жених, у тебя невеста. — «Это бабушка, слов нет, отчего не отдать, да только что надо три пары коней вороных с каретымя». Ушла старуха домой. «Что-же Андреюшко, где-же нам с этим человеком схватываться: коней-де три пары вороных с каретымя надо». — Че делать, мамка, ложись спать. — В ночь отвернул Андрей шесть шшерубчиков, выпустил молодцов. Купили молодчики ночью и коней на базаре. Вечером опять пошла свататься, приходит она, спрашивает дьячек: «Зачем бабушка»? — Я добрым делом, сватовством: у меня женишок, у тебя невеста. — «Ну, ладно, бабушка, подите, поежайте ко мне во дворец». Приехали, столовали, приехали, обвенчали; поехали к зятю в гости. И я там был, водку-пиво пил.
(Записана в Чердынском у., Пермской г. на р. Вишере, в д. Сыпучих, в 1900 г.)

Портной и чорт

   1. Портной с семи лет пошол портничати. Он и на господ шыл, и на духовенство шыл, вылевал хорошо лопотъ. Около семнадчати лет, пришлося у купчя шить ему. У купчя шьет, а он бездетной, купеч. Жена была беременна первым брюхом. При ем и родила девочкю (по вашему сказать; а по на-шому, по-крестьянски-то, все мальчиком мы зовем, девку и парня).
   Родила, а видно в утробе-то поругалася, чорту посулила ее (кохда она ее носила в утробе). Чорт лежит под ей, щебы ее унести. Мальчик спрышшот (счишот) топерече, а портной: «здраствуй младенечь!» скажет. Не привелось топеречя чорту унести, докаме портной шил у ево.
   Как портной ушол, мальчик спрышшот, опуту не знал отечь-мать (сказать: «здраствуй!»). Чорт взял, унес. Подвернул ему омменка чорт.
   2. Етот омменок топерече не могут ничем не накормить, не напоить; по семи короваев хлеба съедал, от семи коров молоко прихлебывал.
   Потом, мучился етот купечь и задумал священника попросить, ште ето за штука за едака. Привез свешшенника:
«Батюшко, ето што у меня за чудо?!» — «Это, говорит: — у тебя не раб, а ето у тебя омменок». — «Так чево жо, батюшко, с им делати?» — «Давай, говорит: — кипети котел воды, неси корыто; я тебе покажу, говорит: — все».
   Скипетил воды, положил в корыто. Он [священник] стал молитву читать; тот стал, этот младенечь, котлеть (чернеть). — «Лей, — говоорит: — давай воду не ево!» — Заварили тепе-ре, — зделалася головешка. — «Вот, смотри, — говорит, — што у тебя было!» — Так и жил етот купечь, опеть без детей будто как.
   3. Проходит тепере тому времю двадчать три года. Портной задумал жониччя. Де не посватает, нигде не дают ему. (Уж он бездомовой был, ни дому, ниче у нево). Нашло на ево горе. — «Эка моя бесчасная голова! Нихто мне невесту не дает», говорит.
   Идет путем, задумался. — «Чорт кабы, — говорит: — отдал, так и то бы взял!» — Чорт явился ему: «Ну што, об чем думаешь? Пойдем ко мне!» — Довел до озера чорт ево, велел глаза пришшурити; зделался у чорта в комнате. У ево двенад-четь дочерей; одинадчеть своих, да двенадчатая купчевна (которая унесена-то).
   «Ну, хорошо, сватаччя не време, — говорит [чорт]: — я тебе опитимью наложу, а сам в Москву схожу. — Сшей-жо, говорит: — ты мне малахай (это башлык, а по-ихному малахай) из семи овчин!» — Принес, положил семь овчин, сам отправился в путь, куда ему надлежит. — «А мотри, — говорит: — через три часа дома буду я! В три часа щебы успей все ето!»
   4. Сидит, думает; не знает, ще и делать тепере тутока етот портной. Вышла купчевна: «Ты ще, — говорит: — не шьешь? Ведь он, — говорит: — скоро придет!» — «Я, — говорит: — не знай, ще и делать еттака. Я не за етим явился, — говорит: — я женицця пришол. Подешь ли ты за меня?» — «Возьмешь, так скажу, — говорит: — все, ще надо делать».
Выбрала она из 7 овчин старишную большую овчину, б свернула, бросила. — «Вот, — бает: — есшо из одные мала-хай-от выйдет, он в тебе есшо копаеччя». — Окрестила ему, очертовала, как кроит тепериче. — «Так закрой и шей».
   И почал роботать и сработал малахай. Тольке успел сработать, на крючек повесить, — чорт явился. — «Што, портной, сработал малахай?» — «Да, говорит: — сработал». — Как взял, наложил, и удивился жо, што малахай ладен.
   «Топере можом сватаччя, — говорит: — колды исполнил мою просьбу». — А ему [черту] охота отдать-то своя [дочь], щебы и он ево был, портно'ет. — «А сватаччя, — говорит: — дело не скоро пройдет есшо».
   5. Наряжает тепериче воронами этих дочерей всех 12 и выпускает в окошко погулять всех в сад. Садяччя 11 дочерей в кучю, а двенадчата по-дробну, на отдельной сучечек. — «Ну, угадывай жо, — говорит: — которая твоя невеста!» — «А вон! — говорит: — Вон ета сидит одна-та собой, дак вон эта». — На купчевну-ту угадал. — «А, портной, ты не ошиба-ешша-жо!» говорит.
   Приказал слететь всемя. Слетели с саду. Переперил их голубичями, иным перьем, и опять выпускает на сад. — «Ну, портной, пойдем, говорит: — топере! В ту ли уметишь тепе-ре? В одну как уметишь три раз, так твоя и будет; а есь как ошибешша, нет тебе невесты!» — Вышол, указал: — «Вон,— говорит: — вон ета!» — И опять она подробну сидит. — «Молодечъ, портной! Не ошибаешша!» говорит.
   Слетели эти в комоту [?]. Переперивает их косаточькями, в третий раз — «Ну, топере, портной, пойдем в последний раз! Угадаешь, твоя будет. Ну, котора твоя?» — «А вон! — говорит: — вон ета, котора пошшоктывает, поговаривает. Так вот, — говорит: — ета» — Удивился чорт, руками схлопал. — «Ну, топере твоя!» говорит. — Он, видишь, угадал три раз.
   6. «Ну, хорошо, портной, сосватаччя сосваталися, а мотри жо, выстрой жо о семи этажов палату, штобы опоместиться встемя. Скупи местность, скупи дом, выстрой все, тогда и приезжай по невесту. А дам я тебе строк только-ся на один месячь».
    Портной и голову повесил: денег нет, а круто надо ето все изворотиччя, толку де не будет нечево! — «Што, портной, голову повесил?» — «Да чем мне устроить? В один месячь и деньги большие надо, — говорит: — а у меня нет!» — «Ну, пойдем, — говорит: — со мной!»
   Взял малахай чорт, повел портнова с собой. Привел в подвал. — «Держи малахай за уши!» — Он держит малахай, и он [чорт] навалил ему полной малахай казны. — «Ну, будет ли устроить?» — «Я считаю, што будет — все ето устроить и свалба провести». — Вывел он ево на волю с деньгами. Етот портной идет; мимодучи закупает хоромы, закупает лес. Местность откупил в селе, роботчих наредил, и почел и дом строити. В один месячь все поспело топериче.
   И сказал чорт ему, ще «приезжай за невестой (будто как поезд) на 12 парах». — Наредил поезжан, нанел всех с конями и поехал за невестой. Где стретился первой раз, думал про невесту, тут жо чорт ево и стретил, в том жо месте.
   Скочил на козла, догнал до озера, скричел: «Прикройте глаза!» — Как прикрыли глаза, в ограде и зделалися у чорта. Выводит невесту, за стол садит. Пошли столы; потчует, поит топере.
   «Ну жо, только успейте под венечь стати, готовьтеся: мы сейчас жо едем в гости к вам. А мотри жо, поить станешь, так мне подноси вина кандею полведерную, а поезду — четвертную! Опомешшайтесь на шести парах весь поезд, а шеш пар оставляйте так!» — На шеш пар топере купеческова имения и выгрузил ему. (Он пока дочь-то держал, так купця-та всево раззорил). Вот тепериче с именьем и поехал портной — и с именьем, и с невестой.
   Отправил [чорт] их к веньчю от себя. Время подходит, — сам поехал со своим гостьми к им, по вечеру. Приехали от венчя; все комоты накрыли столы, дожидают гостей. Вдрук гости накрыли; и кончя нет лезет; ихней братии че наехало! Опоместил портной всех по местам, и пошол пир. Половики подносят вино кандеями (водка прежде из бочек-то чидила-ся). Време прошло до двенадчатова часу полночи — и вдрук как растаяли; ни канителъства, нечево не было, живо все уб-ралися.
   Чорт и говорит ему (стал провожати ево портной): «Ну, есшо 'спомнишь ты тестя, так выручу из беды! А тебе, — говорит: — худо будет!»
   8. Пришло време. Пошли на базар портной с хозяюшкой. Пришли к лафке к купчю; а тот жо самой купечь, от которова
унесена дочи; он тесть самой находитца, будто как родной-от портному-ту. Подошол к лафке, он [купечь] признал на нем одежу — дипломат ето, шубы свои (Чорт все у ево переносил, пока у нево дочь жила). — «Истрял я, — говорит: — все свое имение, а признал вора. Нашол на тебе, — ты, — говорит: настояшшой ворот видно и есь!»
   Заявил [купец] на суд на ево. Видит [портной], што ему дело узко приходит, — 'спомнил: «Ох, где-то у меня старой тесть. Пособил бы мне, батюшко! Вывел бы из напасти!»
   Вдрук я(е)вляеччя чорт топериче на суд. — «Как вы, — говорит: — судить ево можите? За што ево судить? Он не причинен ничем! Точно ще, верно, ще твое, купечь, ето имение, дак твоя жо и дочи за им! Я ее кормил у тебя 23 года, от тебя все именье переносил». — Он не признает, купечъ, ничево етова. — «Дурак, — говорит: — ты, купечь! Поздраствуйся, да возьми на госьти: ведь твое дите-то. Когда етот портной жил у тебя малолетком, когда твоя жена родила девочкю, — я лежал под ей. Помнишь, как омменок тебе был подвер-нен!..» — Чорт от загородил тут ево всемя словами. — «Не дам, господа, судить ево: он ничем не причинен! Свою голову положу, да не дам судить!» — Принуждал чорт купчя: «Поз-драствуйтесь! Имей своими детьми».
   Купечь одумал сам себя, на том и решился. Поздраство-вался, поплакали. И повел к себе на госьти етот купечь порт-нова. Портной к себе опосля на гости тестя с тешшой. И вывел купечь етова портнова в купчи первой гильдии; ошшо приданова дал.

Кузнец и чорт

   1. Кузнечь имел промысел — кузничю. Он ковал, а денег у ево на пропитание не было. Все нужное имел себе с промыслом со своим. А держал в кузниче во своей икону — Божьей облик, и картину — дьявола. Богу помоличчя, а счаны соймет — ж. .ой дьяволу поклониччя; насмехался над бесом. Дьявол сердился на ево топере и грозился: «Погоди, я тебе ету штукину отведу всю!»
   Потом пришол дьявол к нему человечьим обликом, в ро-ботники редиччя. — «Плохо ты куешь, кузнечь, говорит: — денег не можешь заработать! Кабы ты меня подредил, дак обогател бы!» — А он тому и рад. — «Редись, — говорит: — я рад товарисшу».
Поредился, там на какой чене зделалися, и роботать стал. Так вылевает, роботает, ще все удивляюччя. Приманку сделал народу сильную. Денно и нощно теперичя народу было и шкатулку теперичя стал держать в кузниче: деньги валили во шкатулку. Удивился етот хозяин своему работнику: «Екова мне Господи послал роботника, ще не могу я и с деньгам сла-диччя, не успеваем получеть деньги».
   2. Далее и более — време стало приходити до строку. Бес бесов подговорил тепере, ще «придите старыми стариками, с серпами (а время было летное) в кузничю».
   Два беса пришли стары ростарые. Етот роботник и говорит: «Ох вы, дедушки, стары жо больно, — говорит: — желайте ли перековаччя изо стариков на молоччеф?» — «Кабы ека, — говорит: — милось была, так не пожалели бы мы и денег, старось завесила шипко. Што бы, — говорит: — ты взял нас переработать на молоччеф?» — «А возьму, — говорит: — по двести рублей с человека». — А другой говорит: «Ежели бы ты переработал, так я бы, — говорит: — и три ста не пожалел, только ще бы был молоччем». Согласилися на етом.
Давай он их переработывать. Припасает уголья, всево; над хозяином распорежается, так тот только успевай поска-кивать. Сечас топере напасли все. Розделися старики. Ро-ботьник и кричит: «Ну, хозяин, не робей! Как я, — говорит: — в клешни заберу, в горно закачу, так кали как можно боле, меси их!» — Схватал роботник старика, в горно закатал и кричит, што «дуй, дуй! больше ничево!»
   Роскалил етова старика, выдернули на наковальну, ходили-ходили, — такова молоччя выходили, што топеря на одной ноге и скачет. Выскочил из кузничи. — «Ну, смотри жо, — говорит: — хозяин, вот как работают! — говорит: — А твоя што робота!»
   Потом за другова. Опеть так жо калить. Опеть роскалили, давай ковать — и выковали опеть молоччя. Этот молодечь выскочил, поскокиват на одной ножке.
   Получил он топеричя петьсот рублей; хозяину тут жо во шкатулку спусьтил: «Поминай меня, какой я был работник! А сейчас жо россчет подай. Я пошол вперед». — На другой день россчет сделали. Он не отпускал было роботника, да нет: — «Мне, — говорит: — вперед есь, боле и твоево дожидают меня!» — Получил и отвалил. — «Ну, прошшай, — говорит: — дядюшка! А свиданье ошшо с тобой мне будет».
   3. Сошол етот роботник. Хозяин остался без роботника. Пришли православные старички серпы зубити; худые, тре-суччя сами, старые. — «Ох, дедушки, вы, — говорит: — худы жо! Вы слышали ли: мы двух старичков на молоччев перековали?» — «Да, говорит: — ета публика прошла, — говорит: — верно». — «Желайте ли, — говорит: — так я вас переработаю?» — «Кабы милость бы была, так не пожалели мы бы денег». — «Да, сработаю». — Народу много собрало-ся в кузниче, окольнова. Глядят етот народ, ште такая штука: кузнечь до чево дошол — што старикоф на молсччеф перековывать.
   Согласились эти старики. — «Што бы ты взял?» — «А по сту рублей, боле не возьму. У меня денег топере есь». — Приказал роздеччя старику. Старик роздеваеччя. Сейчас в горно старика. Жок, жок, жок, всево изжок, на наковальну выдернул, чучькал, чучькал, всево исчучкал, — ничево нет. — «Ах, ошибся, — говорит: — чево-нибудь в закалке».
   Давай другова утоваривати. А надо выправиччя уж ему. Сговорил етова старика, другова; ада опеть в горно. Сожок ево всево, исчучкал.
   4. Заявил народ топеря: «Мотрите, ребята, его какая мода — народ жегчи? Ето слыхано ли?» — говорит. Доложили суду теперечя; приезжает становой, забирает етова человека, кузнечя. Потом забрали етова кузнечя, сковали в железа, погнали по етапу — там куды ево.
   Попадает дьявол во стречу — тот, которой в роботниках жил. — «А што, дядюшка, ты куда это правишся?» — «Ой, молчи ты, детинушка! Я без тебя двух стариков ковал, да не вылилося у меня ничево». — «Так ты и думаешь, што у тебя выльеччя против меня?!.. А ето тебе из-за того показана форма: Богу-то молись, да и дьявола-та не гневи!» Он втопоры и догадался, што бес жил у ево.

Солдат и черти

   1. Прежде, видишь, 20-летняя была служба, 25 лет. Как отслужит свою службу солдат, дадут ему пашпорт — и ступай на свою родину. Прежде ведь пароходов етих не было.
   Идет солдат так; в слободу входит. Застигает ево темна ночь. Просицца ночевать, — нехто ево не пускает. Идет сиротка, живет в келейке: «Пойдем, служивой, я сохраню от темной ночи тебя!»
   Приходит в келейку. Эта сиротка покормила ево обедом, услала постелю для нево.
   А в етой слободе богатая богатина. Ну солдат так, как служил 25 лет, но не видал негде — не у господ, не у купечества едакова строенья: устроен дом и очень сукрашен. — «Што, 25 лет отслужил я, не видал едако сокрашенья! Хто жо у вас, хозяюшка, — говорит: — проживает этта? купец али помеш-шык?» — «Нет, — говорит: — кресьянин, только большой капитал имеет». — «25 летя прослужил, не видал — по всей на-шой державе нет едакова сукрашенья». — «А хорошо, — говорит: — сукрашенье, служивой, у ево, только жить, — говорит: — нельзя». — «А почему так?» — «А нечистой дух, — говорит: — пушшон в дом». — «Што жо, — говорит: — нечистой дух разе невозможно выжить?» — «О, — говорит: — служивой, три дохтура находились и расписывалися своей жизьей, — говорит: — штобы не искаться в ей, а богач, — говорит: — расписывается половиной количества изо всево имушчества».
   Етот солдат говорит: «Ето не может быть, што нечистому духу даться крешшеному человеку!» — «Нет, говорит: — служивой! Трех дохтуров, — говорит: — ростерзали бесы».
   Потом ета сиротка солдата уклала спать, сама к етому богачу: «Вот у нас находитца такой-то человек, ночует у меня, што можот ваш дом использовать». — На ответ ей богач и говорит: «Есь солдатов засерь-то!» говорит. Потом, одумавши, богач: «Да, дохтура по наукам пользуют, а у салдата можот приходилося в 25 лет с нечистым духом спорити?»
   2. Стает утром богач, приходит в ету келейкю. Солдат стал, умылся, Богу помолился. Богач и спрашивает ево: «Слыхом уверяетца, служивой, што мог бы ты мой дом использовать?» — «А што у тебя такое в дому?» — «Вот глушенесь ночи набьетца нечистова духу, заведут игру, даже стены дрожат». — «Это все, я думаю, пустяшно вашо дело, што нечистой дух не выжить из дому». — «А ты, служивой, можешь ли в своей голове росписатця?» — «А што моя голова? разе больно дорога? Пашпорт со мной: где умру, тут и похоронят!»
   «Вот, служивой, я росписываю: половинно количество изо своева имушчества отдаю, если ты можошь мой дом использовать». — Этот богач взял етова солдата, повел к себе. Послал богач повестки становому приставу, што «при становом приставе распишися, салдат, о своей голове». — А богач росписался о своем имуществе: половина количества салда-ту. Ну, салдат росписался и богач росписалися.
   3. Приходит ночь темная. Солдат винну припорцию — в тот карман бутылку спустил, в другой — и пошол в ето зало. В етом зали розгуливатца — в ту комнату зайдет: хорошо, в другую: есшо лучше; на том деване полежит, на другом.
   Как приходит полночь, нечистой дух лезет в эти зала. Атаман сел во стул. Солдат выходит из другова зала, стопал ногой: «Роспро... в... м..., нечистый дух! Хто вам приказал в ету залу ходить?» Атаманишшо: «Растерзать етова солдата!» — Солдат: «Нет, я растерзацца не дам!» — «А почему?» — «А хто хитрее зделает в етом дому, тот и оставайся! Если ваши хитрости хитрее, я отынь до веку не заглену в етот дом; если мои хитрости хитрее, вы штобы отынь до веку не заглядывайте!»
   4. Потом бесы зачали все ка(о)меди приставляти. У бесов испрошли все комеди. — «Давай, солдат, преставляй ты: у нас все вышли!»
   Солдат взял напарью, — роскрашоной краской роскрашена, — зачал стену вертеть. Провертел стену до половины: «Давай вот, поместитесь все 12 человек в ету дыру!» — Все лезут, пишшат-вишшат. Один был бес храмой, у солдата милости просит, а солдат етова беса под ж... пихает: «Лесь, растак твою мать, поди ж... и ты!»
   Он взял с себя крест, крестом оградил ету дыру. Атаман стал солдата просити: «Выпусти нас обратно! мы отынь до веку не заглянем в етот дом! А ты, солдат, не ходи только к нам на Круглов остров!»
   Потом солдат розградил обратно, выпустил етих бесов из дыры. Эти бесы побежали из верхнова етажу по лестницам. А солдат етих бесов зачал под ж... пинать ногою, што «отынь до веку не заглядывайте в етот дом!»
   Становой пристав половинное количество вчего имушчества у етова богаца солдату отписал и — штобы занимать любое зало, где солдату пондравитца.
Утром вставши до другой ночи, берет солдат сысторон понятых и хозяина, и некакой другу ночь не зделалось не игры, не шума, не грома — ничево не зделалось. Богачь по ночь, по две, по три [караулил?], нечево не стало слыху.
   5. Етот солдат живет год, и два, и три. Жить очень хорошо, а только бабы нет. Приходит к етому богачу: «Што, дядя? Я придумал женицца». — «Это хорошее дело! От нас невеста неотобьетца, хоть у купца, хоть у помешчыка, хоть у попа — у нас капиталу хватит. Где желаешь сватать невесту?» — Солдат говорит: «Которая меня сиротка счастьем нашла, ее возьму!» — «Ах, по нашому именью, она живет бедно». — «А нет, она меня счастьем нашла! Ее возьму». — Ну, и женился на етой на сиротке.
   б. Живет год, и два, и три. Приходит лето. И говорит: «Старуха, пойдем за грибам!» — «Да куды ты, — говорит: — за грибам-то итти?» — «Да вон, — говорит: — лес-от». — А старуха ему и говорит: «Этта, — говорит: — все какое-то мле-нье в лесу-ту». — «Какое-то мленье произвели! Ничево не признаю!»
   А бесы бегают по етому самому Круглову острову, етова солдата припознали. Потом атаману сказывают, што «Солдат, — говорит: — у нас на Круглом острову».
   Сделалась сильная [буря?], ветер, так — дерево на корню стоит, а вершиной по земле хлешшот. А солдат оградил дерево и стал под ето дерево и стоит. — «Ты што, солдат? Заклятье дал, штобы к нам на Круглов остров не ходить!» — Атаманишшо приказывает растерзать етова солдата. Солдат привиняется, што «Виноват я; не знал, што ето Круглов остров... Ну, дайте мне со старухой простицца». — «А где твоя старуха?» — Побежали бесы, притасшыли ету старуху. Старуха испугалась. — «Ну што, старуха? Давай простимся!..» [Конец сказки неприличен. Бесы испугались раскрашенной напарьи и оставили солдата в покое]

Пустынник и дьявол

   Был келейшик. Нечистые духи просили у нево места. Он не дает места. — «Пусти хоть кол вколотить». — Он не мок от них отбарабаччя; вколотили они кол.
   Келейшык вышол рас не благословесь, видит: на горе кузничя, старых на молодых переделывают. Просиччя у них, переделать и ево. — «Не крестись!» говорит (в горн'от ево класть-то начали). — Он перекрестился, — один кол остался.

Горький пьяница

   Жил-был старик, да такой горькой пьяница, что и сказать нельзя. Вот забрался он как-то в кабак, упился зелена вина и поплелся во хмелю домой, а путь-то лежал через реку, подошел к реке, не стал долго думать, скинул с себя сапоги, повесил на шею и побрел по воде. Только дошел до средины — спотыкнулся о камень, упал в воду, да и поминай как звали!
   Остался у него сын Петруша. Видит Петруша, что отец пропал без вести, потужил, поплакал, отслужил за упокой души панихиду и принялся хозяйничать. Раз в воскресный день пошел он в церковь богу помолиться. Идет себе по дороге, а впереди его тащится баба: шла-шла, спотыкнулась о камешек и заругалась:
   — Кой черт тебя под ноги сует! Петруша услыхал такие речи и говорит:
   — Здорово, тетка! Куды путь держишь?
   — В церковь, родимый, богу молиться.
   — Как же тебе не грешно: идешь в церковь богу молиться, а поминаешь нечистого! Сама спотыкнулась, да на черта сваливаешь...
   Ну, отслушал он обедню и пошел домой. Шел-шел, и вдруг откуда ни возьмись — стал перед ним молодец, поклонился и говорит:
   — Спасибо тебе, Петруша, на добром слове!
   — Кто ты таков и за что благодарствуешь? — спрашивает Петруша.
   — Я дьявол, а тебе благодарствую за то, что как спотыкнулась баба да облаяла меня понапрасну, так ты замолвил за меня доброе слово.
   И начал просить:
   — Побывай-де, Петруша, ко мне в гости. Я тебя во как награжу! И серебром и златом, всем наделю!
   — Хорошо,— говорит Петруша,— побываю.
   Дьявол рассказал ему про дорогу и пропал в одну минуту, а Петруша воротился домой.
   На другой день собрался Петруша в гости к дьяволу. Шел-шел, целых три дня шел, и пришел в большой лес, дремучий да темный — и неба не видать! А в том лесу стоял богатый дворец. Вот он вошел во дворец, и увидела его красная девица — выкрадена была нечистыми из одного села,— увидела его и спрашивает:
   — Зачем пожаловал сюда, доброй молодец? Здесь черти живут, они тебя в клочки разорвут.
   Петруша рассказал ей, как и зачем попал в этот дворец.
   — Ну, смотри же,— говорит ему красна девица,— станет давать тебе дьявол золото и серебро — ты ничего не бери, а проси, чтоб подарил тебе того самого ледащего коня, на котором нечистые дрова и воду возят. Этот конь — твой отец. Как шел он из кабака пьяной да упал в воду, черти тотчас подхватили его, сделали своей лошадью да и возят теперь на нем дрова и воду!
   Тут пришел тот самый молодец, что звал Петрушу в гости, и принялся угощать его всякими напитками и наедками. Пришло время отправляться Петруше домой.
   — Пойдем, — сказал ему дьявол,— я наделю тебя деньгами и славной лошадью, живо до дому доедешь.
   — Ничего мне не нужно,— отвечал Петруша,— а коли хочешь дарить — подари ту ледащую клячонку, на которой у вас дрова и воду возят.
   — Куда тебе эта кляча! Скоро ли на ней до дому доберешься, она того и смотри околеет!
   — Все равно, подари. Окромя ее, другой не возьму!
   Отдал ему дьявол худую клячонку. Петруша взял и повел ее за узду. Только за ворота, а навстречу ему красная девица:
   — Что, достал лошадь?
   — Достал.
   — Ну, доброй молодец, как придешь под свою деревню — сними с себя крест, очерти кругом этой лошади три раза и повесь ей крест на голову.
   Петруша поклонился и отправился в путь. Пришел под свою деревню — и сделал все, что научила его эта девица: снял с себя медный крест, очертил кругом лошади три раза и повесил ей крест на голову. И вдруг лошади не стало, а на месте ее стоял перед Петрушей родной его отец. Посмотрел сын на отца, залился горючими слезами и повел его в свою избу. Старик-ат три дня жил без говору, языком не владал. Ну, после стали они себе жить во всяком добре и счастии. Старик совсем позабыл про пьянство и до самого последнего дня ни капли вина не пил.

Как жена мужа вызволила

   На Толвуе пропал муж у жены. Долго она понапрасну его отыскивала. И вот сжалился над нею сусед и указал ей такого колдуна, больше которого никто не мог отыскать ее
мужа. Стала она просить колдуна о своем деле, а тот и говорит ей:
   — Да что Иван-то Васильевич тебя ко мне посылает: он твоего мужа лучше меня отыскать может.
   Пала баба в ноги к Ивану Васильевичу и упросила его пособить ее горю. Накануне Иванова дня отправились они оба к Ишь-горе и пришли туда в полуночную пору. Колдун научил бабу, что ей нужно делать, и остался сам внизу, а она поднялась вверх на гору — и видит большое село. Была темная ночь, а стал белый день; конца нет строению. На улицах пляски и игрища, расставлены столы, на столах яствам и питья м счету нет.
   Как завидели черти чужую женщину, окружили ее со всех сторон и стали у ней выспрашивать:
   — Зачем пришла к нам?
   — Я-де мужа разыскиваю.
   — Ну,— говорят,— ладно, так разыскивай: только держи ухо востро.
   Стали рядами целые их тысячи: платья у всех одноличные, точно с одного плеча; нельзя их различить одного от другого ни по волосу, ни по голосу, ни по взгляду, ни по вы-ступке. И никак бы не могла баба признать между ними мужа, да на счастье вспомнила наказ соседа. У всех платье застегнуто с левой стороны и нет ни кровинки в лице, а у мужа правая пола вверху, а кровь на щеках так и играет. Как узнала она мужа, ее честью отпустили с ним домой. И пока они шли до суседа, не спускала с рук руки мужа.

Мужик и Чорт

   В некотором царстве, в некотором государстве жил-был муж и цок-лес ни цок; он ходив лесовать недалеко и бив дици немного. Вот он и говорит сам сибе:
   — Надо сходить подальше, можоть (быть) побью побольше.
   Отправивсе по один день подальше и бьет всяково звиря много и слышит в одной стороне и крик, и рев, но не смев тово дни пойти туды. На второй день опеть-жо идет в ту сторону лесовать и тожо бьет всяково звиря ощо тово больше и чиет тот-жо крик и рев в той стороне; он опеть не смев туды идти, так оставив. Вот и на третий день идет туды-жо и тожо бьет всяково звиря много и опеть слышит рев и крик; распо-ложивсе: што будет — схожу, што там такое. Приходит к этому месту и видит: дерутце лев-звирь и чорт. Вот этот лев-звирь и давай просить мужичка, чтоб подсобив зттово чорта убить. И чорт просит мужицька-лесницька, штобы подсобив лева-звиря убить. Мужик думает сам сибе: «Не знаю, которо-во и убить?
   Если чорта убить, то лев-звирь съест меня, а лева-звиря убить — чорт помучит, помуцит, да живо-жо оставит», — и решив льва убить. Вот он взяв свое ружье, зарядив ево покрип-це и убив лева-звиря. Этот чорт и говорит:
   — Цем-жо я буду тебя, мужицок, награждать? Здесь наградить мне нечцем, — пойдем-жо, друг, домой, — там я награжу тебя цем нибудь'
   Приходят оне к чорту, бросает этот чорт шкуру лева-звиря о пол и говорит своему отцю:
   — Ах, батюшко! Сколько я не ходив, а все-таки лева-звиря погубив!..
   — Ах, дитя! — говорит отец, — где тибе лева-звиря погубить?
   — Да вот мне, батюшко, мужицок-лесовицок помог убить, я не знаю, цем-жо ево и наградить?
   — А вот што, дитя! — говорит старшой чорт, — Есть у нас серебряное кольце, с руки на руку переложить — выскочат 12 молодцей, що угодно, то и сделают, отдадим ему, пусть он повисит под правую пазуху.
   — Но этово, — говорит малой чорт, — мало ему; вот што, друг, пойдем к цярю, у цяря есть много пастушков, пасут стада и делают утраты во всякий день много, и порядись ты у этово цяря пасти скота и будешь пасти постоянно сохранно и жалованье он тибе положит большое.
   Приходит к цярю и говорит мужицок на этих пастухов, што «Вы, вот, ходите и много утраты делаете, а я буду ходить сохранно!» Вот ево цярь этот и порядив в пастухи и рядив
ему сто рублев в лето; он и став ходить сохранно. Этих, старых пастухов цярь посадив в тюрьму, им стало бедко на но-вово пастуха; и выходят цярские дети погулять к острогу, вот эти острожники и говорят:
   — Эй вы, цярские дити! Подьте-тко сюды, цево нибудь скажем про вашево новаво пастуха.
   Дити подошли, они говорят:
   — Ваш молодой (новой) пастух похваляетце достать из-за тридевять земель, из-за тридесять морей, из тридесятово цярства от бабки от довгоноски внуцьку Олену, прекрасну де-вицю.
   Вот дити пришли домой и сказали своему отцю. Доживают до вецера, пригоняет пастушок скота сохранно, и призывает ево цярь на-лице и говорит ему таковы слова:
   — Ну, вот што, молодець, достань мне сей-жо ноци невесту от бабки довгоноски внуцьку, Олену прекрасную, не достанешь — голова долой!
   Вот пастушок заплакав горьким горюцим слезами и вы-шев из цярства, да сам сибе и говорит:
   — Эх, кабы на эту пору, на это времецько, да старопрежний друг-чорт!
   А он тут и есть.
   — О цом, говорит, друг плацошь?
   — Да вот так и так, говорит, цярь службу накинув.
   — Однако, какую?
   — Да приказав достать из-за тридевять земель, из-за тридесять морей, из тридесятово цярства Олену, прекрасну девицю, взамуж.
   — Эх, друг! — говорит чорт, — это нам не служба, а службишка. Садись за плеци!
   Вот он сев за плеци к чорту, и потащились. Несет ево чорт и говорит таковы слова:
   — Вот што, друг! Придем мы с тобой туды, а мне в дом зайти неприступно; в этот дом ты пойдешь все равно, што поло; у ворот стоят цясовые, но я напущу на их сон, все равно, што мертвые будут. Когда в первую комнату взойдешь — спит простонародье; во вторую комнату взойдешь — спят солдаты; в третью комнату взойдешь — спят господа офицеры, и на всех я напущу мертвой сон; в цетвертую комнату взойдешь — спит она, прекрасная Олена; заверни ты ее с постелькой всей и тащи по ком хоцешь, хоть по народу, не кто не пробудитце.
Мужик так и сделав; прошов три комнаты, взошов в цетвертую, взяв ее с периной и потащив скорее, а все спят как мертвые; приносит на улицю, садитце к чорту за плеци и потащились к цярю.    Приходит он к цярю и кладет ее в прихожую. Эта девиця по утру встает и говорит сама сибе:
   — Ах, Боже мой! гле же я теперь лежу? у цяря в прихожей ...
   Вот приходит цярь к ней и говорит:
   — Што-жо, Олена, прекрасная девиця, идешь-ли взаму-жество за меня?
   — Ах, ваше цярское величество! отцево-жо я нейду за вас, только есть-ли у вас винцельное платье?
   — Как-жо, говорит, нет у нас платья?
   Вот он отвел ей комнату с платьем; она день выбирает, другой и третий и не могла по уму прибрать платья.
   — Ну, говорит, ваше цярское величество, когды умили меня достать, так умийте и мое винцельное платье достать!
   Вот этово пастушка цярь опеть призывает к сибе на-лице и посылает опеть туда-жо за платьем.
   — Представь-жо, говорит, к утру, а не представишь — голова с плець долой!
   Пастух выходит из царства и плацет тово тошняя.
   — Ах, говорит, кабы на эту пору, да на это времяцько, да старопрежной друт-чорт!
   Он тут и есть.
   — О цом друг плацешь? — говорит.
   — Да вот цярь опеть службу накинув: приказав достать платье винцельное.
   — Ну, говорит чорт, эта служба ницево-таки служба! Но, давай постараемся, можот достанем.
   Вот пастушок сев к нему за плеци, и потащились опеть. Несет ево чорт и говорит:
   — Вот што, друг, это платье у ней в каменном соборе и в алтаре под престолом. Вот мы когды придем к этому собору,
у этово собора (есть) каменная ограда и лежит тут обломков кирпицю много, ты бери один которой поматеряя; в этом соборе будет совершатце служба, ты взойди в собор и встань за пецьку, а мне идти туды неприступно. Вот я обвернусь златорогой ланью, буду вокруг собора бегать и служба остано-витце, пойдут меня ловить и выйдут из собора все, останетце один монах, да и тот станет в окно смотрить. Вот ты (в это время) из-за пецьки выйди и этим кирпицем в тиме ево ударь и сними с ево монашеское платье и надинь на себя; тогды и возьми это платье из-под престола, выходи вон и лови меня, я тибе половлюсь.
   Вот приносит ево чорт к этому собору, — тоцьно, што в соборе служба идет, и взяв он кирпиць, которой поматеряя, заходит в собор и встает за пецьку, штобы некто не видав ево. А чорт обвернувсе златорогой ланью и став бегать вокруг собору. Певцие увидали эту лань и остановили службу, друг по дружке и вышли все; оставсе один монах и тот смотрит в окно. Вот этот мужицок выходит из-за пецьки, этим кирпицом и зашиб монаха, сняв с ево монашеское платье и надев на себя; потом достав подвинецьное платье из-под престола, сунув ево за пазуху, выходит вон и ловит эту лань. А люди ему и говорят:
   — Эх, монах! где тибе поймать эту лань? — есть полутше тебя, да не могут половить!..
   Он одно: пробираетце к ней да дружелюбит, а эта лань подвигаетце к нему да лащитце. Поймав эту лань и сев на ее. Народ крицит:
   — Монах, вались! не то увезет тебя — а он держитце да думает, как бы скоряя уехать. Выехали на заполье, сняв с себя монашеское платье, повесив на кол, а сам сев к другу за плеци, и потащились опеть.
   Приходит пастушок к цярю и кладет это платье в прихожую. По утру встает Олена, прекрасная девиця, и говорит:
   — Ах, Боже мой! Где мое платье было, а топерь у царя в прихожой лежит.
   Приходит к ней цярь.
   — Ну, што-жо, говорит, Олена прекрасная девиця, идешь-ли за меня взамуж топерь?
   - Отцево нейду, говорит, ваше цярское величество, но есть-ли у вас винцельные кони и карета?
   — Как-жо, говорит, у нас нет коней и кореты?
   Вот он отвел ей конюшну, другу и третью; она день выбирает, другой выбирает и третий, — не могла по уму прибрать не коней, не кореты, и говорит опеть цярю:
   — Когда умили ваше цярское величество меня достать, умили и мое подвинцельное платье достать, так умийте-жо и моих тройку коней и корету достать!
   Вот цярь опеть своево пастуха призывает и наказ наказывает, штобы к утру достать тройку коней и корету, а не то — голова с плець долой! Выходит пастушок из цярства и плацот ишо тово тошняя, да и говорит:
   — Эх, кабы на эту пору, на это времецько старопрежний друг-чорт!
   А он тут и есть.
   — О цом, говорит, друг плацошь? Он сказав, што так и так, царь службу накинув опеть.
   — Какую-жо службу накинув?
   — Приказав, говорит, тройку коней винцельных достать и корету.
   — Ага, говорит, — да это служба! Ну, да все-таки пойдем, можот достанем.
   Вот и потащились добры молодци опеть. Эти кони и ко-рета были у ней в синем море под каменной плитой. Приходят к синю-морю, чорт посылает этово мужицька в лафку купить две свици воску ярово. Мужицек принес две свици вос-ко-яровых; одну свицю затеплив сибе, а другую товарищу. Чорт и говорит ему:
   — Вот што, друг! когда вся свиця изгорит, а меня из моря все-т нет, то и ты валейся в воду, и тибе не жира! — сказав это и укурнув в море. Этот мужицок и давай ходить по берегу и дожидает своево товарища. Вот у ево половина свици сгорела, а чорта все нет; вот ужо и немножко стает, — ево все нет; и став он уж к нокотку прилипать свицюшку и заплакав горькими да горючими (слезами):
   — Видно и мне не жира, думает...
   Вдруг по морю волна заходила, — это чорт и идет на тройке; выехав на берег и вскрицяв:
   — Успевай садитце, друг, скоряя!
   Мужицек успев вскоцить ему в карету, и понеслись добры молодци: где у дома угол захватят — угол проць, где у церквей прихватят угла — главы покривятця. Вот чорт и говорит своему другу:
   — Вот што, друг! ни дойдем до цярства, ты их тпрруукни, а то все ваше цярство разнесем.
   Не доехали оне до цярства, мужик и крикнув (лошадям) «тпррру!» — кони остановились...Вот оне доехали до цяря. Мужицек-пастушок вышов из кореты, привел этих коней к столбу тоценому и привязав к кольцю золоценому, надавав пшеници белоярыя и заходит к цярю в палаты, и дает знать государю, што привел таких-то коней. Царь призывает Олену, прекрасную девицю, на лице к сибе:
   — Ну, што-жо, Олена, прекрасная девиця! Идешь-ли теперь за меня взамуж?
   — Отцево-жо, говорит, нейду, ваше цярское величество, — коли вы умили меня достать, и мое винцельное платье, и моих коней с коретой, ну, так ищо у этово своево верново слуги отрубите голову, — тогда я за вас иду взамуж.
   — Нет, девиця Олена, не подымаютце у меня руки срубить головы ево,— сказав ей цярь.
   Вот она взяла саблю и срубила голову самому цярю и взяла этово пастушка за ушка и поцеловала ево во уста:
   — Пусть-жо ты мой муж, а я твоя жона!
   Вот он и сев на цярство. Вот ево старопрежний друг чорт и приходит (к нему) да говорит:
   — Ах, друг! Сев на цярство, да не на руки куделя...
   Мужицек день прожив, наступила ноць, ложитце с молодой жоной спать... Эта бабка довгоноска изозналасе там, што ее внуцька увезена и за цяря взамуж отдана, и отпустила она своей силы три корабля, штобы это цярство все пленить, головней покатить, и цяря опалить. Старопрежнои друг чорт приходит к нему и колотитце:
   — Ах, друг, — говорит, — спишь, да свою голову проспишь!
   Вот он встав, в свою подзорную трубку поглядев (и видит:) идет морем три корабля силы; он взяв это кольцо из-под правой пазушки, с руки на руку переложив и выскоцили двенадцеть молодцей:
   — Цево угодно, ваше цярское величество? — говорят.
   — А вот что, братци, — говорит он, — эту силу всю разбить и по воде разметать!
   Вот эти молодци и пошли по морю, все равно как по земле, и всю силу разбили и по воде разметали, и приходят на прежнее место. Переночевали ноць, как ницево и не было; наступает день, живут (молодые) преспокойно; наступает опеть вечер и, как только-што спать легли, эта бабка довго-носка отпустила шесть кораблей силы, надо ей цярство покорить. Вот старопрежний друг чорт опеть колотитце и говорит такие слова:
   — Эх, друг, спишь, да свою голову проспишь!
   Цярь встает, в подзорную трубку поглядев (и видит:) идет шесть кораблей силы и тово ближе. Он торопесь кольцо с руки на руку переложив, выскочили 12 молодцей.
   — Цево изволите, ваше цярское величество?
   — Надо, братци, эту силу всю розбить и по воде разметать!
   Вот оне эту силу разбили и по воде разметали и воротились на старое место. Переноцевали (молодые) ноцьку, как нецево не бывало, живут и день преспокойно, наступила третья ноць. Вот бабка довгоноска отправила 12 кораблей силы и сама в легкой лодоцке поехала: надо ей узнать, куда сила девается. А старопрежний друг чорт опеть приходит и колотитце:
   — Эх, друг, спишь, да голову проспишь! — крикнув.
   Царь встав, в подзорную трубку поглядев: идут 12 кораблей силы, а сзади идет и сама бабка довгоноска в легкой ло-доцьке. Он кольце с руки на руку переложив, — выскочило 12-ть молодцей:
   — Цево изволите, ваше цярское величество?
   — А вот што, братци, — говорит, — надо эту силу разбить, и по воде разметать, а бабку довгоноску в гости созвать.
   Оне эту силу всю разбили, по воде разметали, а бабку дов-
гоноску в гости созвали. Вот зять ее молодой стал угощать всякими напитками, в том цисле и сам напивсе, сделавсе оцень пьян и лег спать.
   — Как-жо ты у моия бабушки силу губив?
   — А своей, — говорит, — русской храбростью.
   — Врешь, што нибудь да есть у тебя?
   Он с пьяна то и сказав, што «У меня под правой пазушкой на шовковой лентоцьке есть серебряное кольце, — с руки на руку переложу, выскочит 12-ть молодцей, што надо, то и сделают». Вот и заснув. А жона ево возьмет да это колце и сре-жот и выйдет с этой бабкой вон. Бабка возьмет это кольце с руки на руку переложила, — выскочило 12-ть молодцей:
   — Цево изволите, бабка довгоноска? — спросили те.
   — Это царство, — говорит, — все покорить, попленить, головней покатить и цяря опалить!
   Вдруг это цярство и загорело, головней все покатило и самово цяря опалило. Эта бабка со соей внуцькой села в лодку да и обратилась в свое место. Вот старопрежной друг чорт и приходит к своему товарищу и говорит:
   — Ах, друг! Я тибе говорил, што не на руки куделя... Взял ево, посадив на плеци и унес домой. Принес домой
и говорит своему отцю:
   — Ах, батюшко! У меня што над другом-то сделалось — всево опалило!
   — А вот што, дитя, слезай-ко в подполье, у меня есть там кувшинцик о двенадцати рыльцях — принеси.
   Чорт этот кувшинцик достав и став лецить своево товарища, и вылецив, тот сделавсе ищо лутше прежнево; вот и говорит ему:
   — А, што, друг, не желаешь-ли своей жоны повидать? А он отвицеет:
   — Эх, друг! Да где-жо мне теперь своя жона повидать?
   — Да ежели желаешь, — говорит чорт, — так садись за плеци, сицяс посмотрим.
   Вот он тут сев за плеци и потащилисе добры молодцы. Дорогой и говорит чорт ему:
   — Вот что, друг! Оне топерь с дорожки в бане моютце, а в баню мне зайти тут можно; возьми-жо ты свою саблю и встань в передбанье, а жона твоя из бани пойдет, ты не тронь ее, а бабка пойдет, то как только она в двери голову покажет, я с за-ди немножко подпехну, — ты не зевай, руби ей голову саблей. Приходят добры молодцы к этой бане, как есть оне с дороги моютце в ней; чорт и забравсе в баню к ним, а мужицек встав в передбанье. Вот выходит жона ево из бани, сунула в двери голову и говорит своей бабке довгоноске:
   — Ах, бабушка! Русским духом пахнет!
   — Што ты, дитя, — отвицеет бабка, — какой здись русский дух? Ты жила там, — тибе все русский дух и цюетце...
   Вот жона и ушла из бани; бабка одна осталась в бане. Вот и она покатилась водой и пошла вон; во двери только-што голову показала, чорт с зади немножко попехнув, а мужицек и отсек ей голову, взяв за нос и бросив в море; на ногу встав, другую раздернув и тожо в море бросив. Пришов он к своей молодой жоне, берет ее за руку и отправляютце в свою местность, и построив он опеть свое цярство ищо лутше прежнево, и став он со своей жоной жить да цярствовать, тем и сказка концеетце!..
(Вельский у. Зап. со слов Матушкина. 90-ые годы)

Иван крестьянский сын и Марья царевна

   Жили были старик со старухой, у них был один сын Иван. Этот Иван вздумал вить веревки. Пришел на берег реки и вьет веревки. Вдруг из воды вышел чертенок и спрашивает:
   — Чево, Иван, делаешь? Иван сказал:
   — Веревки вью, стану море моршить, да вас чертей корчить.
   Чертенок сказал:
   — Что тебе надо за это? — и пошел чертенок к старшему чертенку спрашивать. Старший велел:
   — Перво побегайте с Иваном. А Иван сказал:
   — У меня есть маленький сивенький старичек, так ты с им побегай наперво.
   На то время выскочил из кустов заяц и побежал, чертенок и кричит:
   — Ой, ой, нет не угонится.
   Чертенок и думает, за стариком сивым не угонится, а за молодым Иваном нечего и думать; этот чертенок испугался и убежал опять к старшему и рассказал старшему.
   — Ну, ступай, покидайте палки.
   Этот чертенок принес палку толстую и большую и кинул палку высоко. Иван сказал:
   — Ты низко кинул, а я кину из виду вон.
   Чертенок думает, что и правду кинет высоко, испугался и убежал. Пришел к старшему и сказал; старший сказал:
   — Сходи и поборитесь и узнай силу. Когда пришел к Ивану, чертенок и говорит:
   — Давай боротся. Иван сказал:
   — Мне не стоит марать руки, а у меня есть дед семидесяти пяти лет, так ты хоть с ним-то справься.
   В то время из лесу вышел медведь. Этот чертенок и схватился. Медведь все его изуродовал. Чертенок говорит старшему, когда пришел от медведя:
   — Больше не пойду к Ивану. Старший сказал:
   — Сходи, что надо еще Ивану.
   Чертенок пришел, а Иван тем времянем выкопал яму, свою шляпу изорвал и разтянул по яме, чертенок и говорит:
   — Иван, моря не морши и нас чертей не корчи, что надо, то и бери.
   Иван сказал:
   — Вот эту шляпу наноси полную золота.
   Этот чертенок обрадел, стал носить мешком золото, носит, носит, и подачи нет, и говорит Ивану:
   — Какая у тебя большая шляпа-та! Иван сказал:
   — Ничего не велика.
   Чертенок полную яму наносил золота и принес колечко и говорит:
   — Вот тебе еще подарок, когда тебе что надо, все тебе будет, только с руки на руку перенадень.
   Иван взял колечко, распрощались, чертенок ушел, Иван золото увез домой. Иван и говорит своей матери:
   — Сходи сватом к царю, — а у царя было (так) дочь, звали Марьей, — не отдаст-ли за меня.
   Мать пришла к царю и говорит:
   — Царь, великий государь, отдай за моего Ванюшку свою дочь Марью, у его денег не меньше твоего.
   Царь и говорит:
   — Пусть сделает дом точно такой, как у меня, чтобы сегодня ночьей, вутре я выйду на бавхон, чтобы видно было его дом.
   Мать когда пришла домой и заплакала и разсказала Ивану. Иван и говорит:
   — Не тужи, утро вечера мудреняе.
   Мать отстала плакать и легла спать, а Ванюшка вышел на улицу, с руки на руку перенадел колечко, вдруг пришло страшно народу и стали работать, к утру дом лучше царева сделали. Мать    Ивана утром встала, смотрит — все не по старому, и пошла мать к царю, пришла к царю и говорит:
   — Вот, царь, экой хитрой у меня Ванюшка, в одну ночь экой дом заворотил.
Царь сказал:
   — Пусть в одну ночь церковь сделает.
   Еще пуще запечалилась, пришла домой, сказала Ванюшке. Иван сказал:
   — Не тужи.
   Вышел ночьей на улицу, перенадел с руки на руку колечко, вдруг сделалась церковь и зазвонили и царя разбудили. Мать пришла к царю и говорит:
   — Вот, царь, великий государь, все сделано, отдай твою Машеньку.
   — Можно отдать, только с тем, чтоб от вашего дому до моего дворца были мосты хрустальные и сукнам устланы, а по ним чтобы ходила карета-самоката и всякия птицы пели.
   Мать испугалась и заплакала и пошла домой, пришла домой и разсказала Ивану. Он и говорит:
   — Утро вечера мудреняе, не тужи.
   Когда легли спать, вышел на улицу, перенадел колечко,
вдруг стали мосты хрустальные и сукном устланные и карета-самоката до самого дворца царского, и всякия птицы поют, и отдал царь за Ивана Машеньку.
   Не долго после свадьбы пожили, Машенька у Ивана все выпытала, как все он устроил. Когда он уснул и положил колечко под подушку, эта Машенька колечко взяла и с руки на руку перекинула, выскочило несколько молодцов:
   — Снесите меня за тридевять земель, в пятидесятое царство; — когда ее снесли и у Иванушка ничего и не стало. Когда Иван пробудился, то все стало худое, и заплакал и пошел к тестю:
   — Машеньки, — говорит, — нет, не знаю, куда и девалась; — царь испугался, не знают, куда и девалась Машенька. Иванушка сходил к кузнецу, сковал три костыля и испек три просвиры и пошел разыскивать Машеньку. Долго он шел, подходит к избушке, пришел в избушку, лежит баба-яга из угла в угол и нос в потолок, когда Иван заходит в избу, и кричит баба-яга:
   — Фу, фу, фу, русскаго духа слыхом не слыхала и видом не видала, а сам ко мне на дом пришел, съем-погублю, на белый свет не опущу.
   — Ишь, старая чертовка, не сердись, не ерись, а напой, накорми.
   Эта старуха напоила, накормила и стала спрашивать:
   — Куда пошел и куда правишься? 0(н) ей:
   — Свою Машеньку розыскиваю. Она ему говорит:
   — Ой, дитятко, трудно тебе до нее доступить, она у моей старшей сестры живет, она чему порадела, и житье-то, житье ей худое, идти-то назад нельзя, все с моим племянницам ходит.
   Она дала ему скатертку-самолетку. Он пока до ее шел, так железную трость исподпирал и просвиру изглодал, и подходит к избушке, и идет в избушку, лежит баба-яга, из угла в угол и нос в потолок и говорит баба-яга:
   — Русскаго духа видом не видала и слыхом не слыхала, а сам ко мне на дом пришел, съем-погублю, на белый свет не опущу.
   Ванюшка и говорит:
   — Ишь, старая чертовка, ты бы с дорожки напоила, накормила.
   Эта старуха встала, Ванюшку напоила и накормила, стала спрашивать:
   — Откуда и куда путь-дорогу держишь?
   Ванюшка бавшке обсказал все, как и как стала. Бавшка Ванюшку пожалела и дала ему меч-складенец, и говорит:
   — Твоя Машенька живет у старшей сестры моей, — она его подняла, и распростилась. Ванюша пошел, долго он шел и опять просвиру изглодал и трость изподпирал; вдруг подходит к избушке, заходит Иван в избушку, лежит баба-яга из угла в угол и нос в потолок, когда зашел в избу:
   — Фу, фу, фу, русскаго духа слыхом не слыхала и видом не видала, сам русский дух ко мне на дом зашел, съем-погублю, на белый свет не опущу.
   Он говорит:
   — Старая чертовка, ты бы не торопилась со своей по-ежой, а ты бы дорожнаго человека напоила и накормила и добро поучила.
   Сейчас старуха соскочила, напоила и накормила Иванушка и стала спрашивать:
   — Откуда и куда путь держишь?..
   Он все разсказал, как что было. Старуха пожалела и сказала:
   — Трудно тебе будет до ее доступить, она живет у старшей моей сестры, отсюда не далеко.
   — Ну ладно, — говорит старуха, — скоро твоя Машенька придет в голове искать, а ты лезь под кровать к ей в сундук и посиди в сундуке.
   Когда Иванушка залез в сундук, вдруг пришла Машенька к старухе, и Ванюшка слышит. Машенька стала у бавшки в голове искать, бавшка и спрашивает:
   — Что же бы ты, Машенька, поглядела ли бы на своего Ванюшеньку?
   — Поглядела бы, хоть одним глазком да взглянула бы. А Ванюшка сидит и слушает.
   Машенька от бавшки уж ушла, Ванюшка вышел из сундука. Бавшка научила Ванюшку, что:
   — Иди в сад и продавай меч-складенец, — и дала клубочик, — потом, на другой день, клубочик станут покупать мои племянницы, а ты с тем продавай, чтобы ночь спать с Машенькой, также складенец и скатертку.
   Пришел в сад, разсклал на скатертку меч-складенец и клубочик; пришли покупать и купили за то, что Ванюшке надобно с Машенькой ночь проспать. Они взяли Машеньку, напоили до пьяна и повалили спать. Ванюшка будил да плакал, что:
   — Марья-царевна, как я до тебя доступал, три просвиры изглодал и три трости железные изподпирал, а ночь прошла.
   Те девки пришли и его прогонили. Когда Иван ушел от них опять в сад, выложил скатертку-самолетку и клубочик, пришли эти девки, клубочик купили с тем, что ему с Машенькой ночь проспать.    Оне Машеньку опять пьяную напоили и спать повалили и булавкам у Машеньки платье к постеле приколотили, и Иванушко опять лег с Машенькой, а Машенька опять пьяная, он будил да плакал, разбудить не мог. Опять ночь прошла, Иванушка опять прогнали, а Машенька когда разбудилась, стала допытыватся. Этот Ванюшка опять в саду скатертку последнюю продавать, и пришли девки покупать скатертку, и продав Ванюшка за то, чтобы ночь с Машенькой спать. Когда Машеньку стали поить, то она будто пьет, а сама в рукав льет, она притворилась пьяная и повалили с Ванюшкой спать. Ванюшка заплакал и говорит:
   — Как я до тебя доступал, три просвиры изглодал и три трости железные изподпирал, — как вдруг одна слеза попала Машеньке на лицо, она пробудилась, сразу воровски вышли и кольцо с руки на руку перекинули и оказались дома, и у Ванюшки дом опять стал хороший. Царь увидел, что и мосты хрустальные и сукном устланные и бегает карета-самоката, царь обрадел, сел на карету и приехал к зятю и дочери, и сделали пир на весь мир.
(Кадниковский у. 1907 г.)

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

Черт

   (чорт, от черный) — термин, употребляемый народом как родовое название для обозначения всякого рода злых духов старинной дохристианской веры, а также в смысле христианского образа сатаны, дьявола, искусителя и врага рода человеческого ("нечистая сила"). В обоих этих значениях, генетически связанных между собой и переживших целую эволюцию, фигура и идея Ч. проходит через историю всех религий, начиная с самых первобытных. Начало этой идеи кроется в самых ранних стадиях человеческого мышления. Еще задолго до возникновения каких бы то ни было религиозных идей, в уме первобытного человека, под влиянием опыта, сложилось представление о двух категориях явлений и деятелей окружающей его среды: одних — благоприятных и полезных для него, других — вредных, страшных, гибельных. С возникновением анимизма, одухотворявшего явления и объекты неодушевленной природы и наделявшего их психикой и волей человека, указанные две категории явлений и живых деятелей природы обращаются в категории высших существ, с одной стороны — добрых, т. е. сознательно благодетельствующих человеку, а с другой — злых, т. е. сознательно ему вредящих и несущих гибель. В природе, действительно, немало явлений, заставляющих первобытного человека, не поднявшегося до понимания ее законов, видеть во всех явлениях, близко его затрагивающих, результат целесообразной воли разумных существ, вызывающих эти явления. Рыбы, являющиеся в определенные сезоны, без чего на севере человек не мог бы существовать, гигантские плодовые деревья тропических стран, дающие человеку пищу и кров, бушующее море, выбрасывающее на берег съедобные водоросли, моллюсков и даже огромных животных, и масса тому подобных явлений вызывают представление о добрых божествах, сознательно благодетельствующих ему. С другой стороны, первобытный человек не может себе представить, например, чтобы близкий ему человек, которого он только что видел здоровым и бодрым, вдруг стал корчиться от боли или пал бездыханным трупом, без того, чтобы тут в дело не вмешалось могучее злое существо, сознательно злоумышляющее против него. Точно так же должны ему рисоваться грозные явления природы — грозы, бури, наводнения, землетрясения — действиями страшных божеств, злоумышляющих либо против него, либо против равных им существ, вступивших с ними в борьбу. Всякие неприятности и бедствия, возможные в житейском обиходе, даже случайная потеря какой-нибудь вещи, случайное спотыкание, усушка масла в сосуде, порча провизии в амбаре и т. п. мелочи — все это дело духов, которые кишмя кишат вокруг человека, принимая тысячи образов, начиная с мелкой мухи, ящерицы, жабы и кончая крупными зверями вроде медведей, тигров, крокодилов и т. д. Первобытные представления не знают, однако, единого общего представителя зла позднейших религий; да и в этих последних единый представитель зла — например Ариман Заратустры — только хозяин, начальник целого сонма злых духов. Злые существа, главным образом животные, чаще всего живут целыми родами, породами, как люди, и хотя каждый род имеет своих хозяев (см. Хозяин), но последние вовсе не управляют злыми делами своих сородичей. Очень часто творцами зла в первобытных религиях, как и в позднейших, являются своего рода падшие ангелы, отвергнутые своими "хозяевами" и действующие вопреки их воле. Так у северных народов медведи считаются добрыми божествами, и если случайно медведь задерет человека, то это медведь сумасшедший, изверг, отверженец, покинутый на произвол судьбы своими хозяевами. Еще в одном отношении первобытные религии предупредили позднейшие: многие губительные для жизни явления они рассматривают как знаки мудрого благожелательства богов. Так, например, смерть от утопления, от нападения диких зверей считается у многих первобытных племен результатом желания тех или других богов (водяных, лесных) приобщить к своему роду тех или других индивидов, как специальных избранников.

   В кознях злых существ нет ничего фатального, предопределенного, но все бедствия, сопутствующие жизни, всецело дело их рук: люди никогда не умирали бы, если бы не козни этих существ, которые то забираются в тело человека, медленно поедая его, то внезапно уносят его душу или одним ударом уничтожают его тело. Позднейшее представление о том, что смерть внесена в этот мир особым духом зла, ведет, таким образом, свое начало от самых первобытных религиозных представлений. Там же коренится идея борьбы со злыми духами, целиком перешедшая и в мировые религии. До недавнего времени думали, что первобытные племена относятся совершенно равнодушно к своим добрым богам, между тем как именно злым они действительно поклоняются и приносят жертвы. В действительности это не так. Поклонение и жертвы воздаются обыкновенно только добрым божествам; со злыми ведется борьба, приемы которой сложились в грандиозную систему шаманства (см. Шаманы). Рыцари этой борьбы — избранники-шаманы, любимцы благодетельных божеств, с помощью которых изгоняются духи болезни из тела больного, отыскиваются унесенные души и вообще предотвращаются все козни злых духов. Поле деятельности злых духов не ограничивается только человеком: сами боги, благодетельные для человека,несвободны от посягательств злых божеств; и им приходится защищаться против них всякими средствами. Амурские инородцы часто изображают своих величайших богов (хозяев тигра и медведя) с амулетами на груди, которые их должны защищать от злых духов. Чаще всего между ними происходит открытая борьба, иногда бесконечная. Этой борьбой наполнена история всех религий. Герои ее — везде одни и те же грандиозные или грозные явления природы, олицетворенные в образы животных и человекоподобных существ: Вишна и Шива, Ормузд и Ариман, Осирис и Сет, Зевс и Тифон, Юпитер и Сатурн, Тор и Локи, Белбог и Чернобог, многочисленные аналогичные божества первобытных народов — почти тождественные представители благодетельных и губительных начал света и тьмы, дождя и засухи, жизни и смерти и т. п. За ними стояли целые сонмы меньших богов и демонов, боровшихся между собой. Тождественны также у самых различных народов часто даже образы животных, в которые облекаются представители злых существ. Достаточно упомянуть универсальный образ змея и дракона, ведущий свое начало от сходства молнии со змеем: он встречается у самых отдаленных друг от друга народов, как североамериканские индейцы (змей, поедающий яйца гигантской благодетельной птицы), египтяне (Сет, в виде змея Апопа, собирающийся проглотить солнце), греки (Аполлон, начинающий свою карьеру борьбой с драконом) и т. д. Таким образом, зрелище объективной борьбы стихий и животного мира и субъективное ощущение благодетельности и губительности тех или других явлений природы, в связи с общим анимистическим мировоззрением, послужили тем фундаментом, на котором постепенно выросло дуалистическое мировоззрение о борьбе двух противоположных начал. Дуализм этот, результат долгой эволюции, в начале не имел никакого отношения к этическим категориям добра и зла, ограничиваясь сферами полезного и вредного для человека, светлого и мрачного, веселого и страшного, открытого и обманчивого в деятелях природы. Мало того: чертами дуализма отличаются даже сами представители того и другого начала. Достаточно немногих примеров из греческой мифологии. Отец богов, благодетельный Зевс, источник тепла и влаги — в то же время гневный громовержец. Лучезарный Аполлон, победитель тьмы — в то же время истребитель, насылающий эпидемии и внезапную смерть. Богиня чистого ясного неба, всеобщая оплодотворительница Афина — в то же время кровожадная богиня войны. И наоборот, Гефест, типично-демоническое существо, является насадителем культуры среди людей. То же мы видим во всех мифологиях европейских народов, в том числе и славянских, у которых, несмотря на наличность дуализма в лице Бело— и Чернобога, Перун — такая же двойственная фигура, как и греческий Зевс. Только постепенно дуалистические представления приобретают этический характер, и сферы деятельности обоих элементов начинают строго разграничиваться. Свое высшее выражение чистый дуализм нашел в религии Зороастра, оказавшей такое огромное влияние на все мировые религии. Здесь мы уже видим и полное разграничение сфер деятельности, и яркую этическую окраску. "В начале была пара близнецов, два духа, каждый с особым родом деятельности. Это добро и зло в мыслях, словах и делах. И в этом учении, однако, немало следов более грубых материальных представлений, и первоначальной двойственности самого родоначальника добра Ормузда, о котором в одном месте Зенд-Авесты читаем, что как добрый, так и злой дух созданы Ормуздом. О дуализме в великих монотеистических религиях см. Сатана, Дьявол, Манихейство, Гностицизм.

   С введением христианства в Европе к старым "черным" богам язычества присоединились и все добрые боги старых мифологий, перечисленные в слуги дьявола, под знаменем которого объединилось все то, что упорно продолжало жить в двоеверии масс от старого языческого быта. С течением времени образовался настоящий тайный культ дьявола, немало обязанный препирательствам теологов и глубокому невежеству средневековья. Споры с гностическими сектами о роли дьявола, обилие сект, взаимно обвинявших друг друга в служении нечистой силе, злоупотребление экзорцизмом со стороны невежественного духовенства,появление дьявола на церковной сцене, где он вместе со своим защитником (advocatus diaboli) вел процесс с Триединым, всеобщая вера в чародейство и магию, нелепая легенда о возможности не только насильственного подчинения дьяволу в виде одержимости, но и свободного договора с ним, жестокие преследования за мнимое общение с дьяволом, наконец, тайное исполнение деревенским населением языческих обрядов, исполнение, которое, вследствие своей таинственности и странного смешения языческих и христианских элементов, выросло в чудовищные сказки о шабашах ведьм, — все это сделало Ч. конкретным, вездесущим и всемогущим героем средневековья. Сами теологи формально облекли его телесностью и наделили всеми атрибутами старого язычества. В XIII в. Ч., как громовик в германской и славянской мифологии, является среди вихря и бурелома, прокладывая себе путь через чащу, принимая вид лошади, собаки, кошки, медведя, обезьяны, жабы, вороны, филина, быка, летающего дракона, бестелесной тени. Он охотно является и в образе человека, то в пышном воинском одеянии, соблазняя женщин, то с лицом мавра в темной одежде, то в виде женщины и т. д. Особенность его телесности — отсутствие задней части тела. Христианские черты в этом изображении: нетвердое знание молитв и символов веры, грубость голоса вследствие вечного горения, боязнь креста, святой воды, молитвы, освященного воска и т. п. Что касается его деятельности, то она носит черты грубого смешения языческих с христианскими представлениями: он — творец всякого физического и морального зла,но он не гнушается и более мелкой деятельностью; он — и вор, и лекарь, изготовляет любовные напитки, насылает дурную погоду, соблазняет женщин и мужчин, принимая соблазнительные образы, готов служить всем и каждому за простое поклонение, унижается до ролишута и т. д. Его боялись все, заискивали в нем люди всех положений и профессий, начиная с папы, епископов, монахов, королей и кончая невежественными крестьянами. В течение целого ряда веков усиленно работали юристы и палачи, борясь с Ч. и предавшимися емупосредством пыток и костров. Даже реформация не могла остановить этой эпидемии. Достаточно вспомнить вождя реформации, Лютера, бросавшего в Ч. чернильницей и верившего в козни ведьм и в договоры с дьяволом. С ростом гуманизма и рационализма образ Ч. начинает бледнеть; образованные классы перестают верить в его существование. Только в народных массах продолжает жить вера в козни Ч. и всяких его разновидностей — водяных, леших, эльфов, гномов, русалок, — но и она в значительной степени потеряла свою реальность, изредка только оживая с особой силой в исключительные моменты народных бедствий — холеры, чумы, голода и т. д. Любопытна юмористическая черточка в отношении к Ч., которого часто именуется "глупым", "придурковатым" (Dummer Teufel), легко одурачиваемыми и обманываемым. Это не результат скептицизма, а пережиток старого языческого отношения к злым духам, которые вовсе не предполагались непременно одаренными высшими умственными способностями и с которыми можно было бороться хитростью и обманом.

   В представлениях нашего народа о Ч. живо сохранились остатки индогерманской мифологии в смешении с христианскими представлениями о дьяволе. В представлениях о Ч., как о кузнеце (во многих сказках и пословицах), в эпитете "хромой" узнаем греческого бога подземного огня,ковача молний, хромого кузнеца, повредившего себе ногу при низвержении его с Олимпа Зевсом — Гефеста, и тождественного с ним германского Локи. Подобно последнему, и у нас Ч. рисуется, кроме того, лгуном, шутником и насмешником. Точно так же живо сохранились черты старых богов грома, туч, грозы (Зевс, Тор, Перун). Teufelskind и Donnerkind (дитя Ч. и дитя грома) — синонимы. Эпитет Ч. лукавый (буквально — изогнутый) происходит от слова лук, которым Перун бросает свои стрелы (Афанасьев). Вихри, бури и грозы — пляски и свадебные празднества Ч. "Коли дождь иде крозь солнце, то Ч. дочку замуж виддае" (малороссийская пословица). Вихрь на Украине называется "чертово веселье"; в Великороссии думают, что во время вихря Ч. с ведьмой венчается. В более старых поверьях во время грозы молниеносные духи вступали в брак с облачными женами; в грозах видели свадебные торжества и непристойные игры ведьмы с дьяволом. Связывание Ч. с образом козла (на шабашах ведьм Ч. является в виде козла) живо напоминает любимых животных Тора, которыми он утолял свой голод и из костей которых их снова воскрешал. Черти принимают вид и других животных старого животного культа — волков, псов, воронов, змей и т. д. Ч. одинаково легко превращается в великана и в карлика, пролезает в замочную скважинуили пустой орех. Часто он является мельником, мелет скоро и бесплатно, но подмешивая к муке песок; еще чаще — кузнецом, превращающим на горне старух в красавиц, калек и уродов в стройных и здоровых красавцев. Ему же приписывают поднятие гор, бросание скали камней, хранение золота и оберегание кладов. Черти захватывают маленьких детей и уносят в дебри или подземные пещеры, взрослых девиц похищают себе в жены. В связи со старыми представлениями, что болезни и смерть причиняются злыми духами, не только смерть и болезни часто отождествляются с Ч., но каждая болезнь в отдельности называется синонимом Ч.: ср. стрел — Ч. и стрелы — ревматизм, чёморь-Ч. и чемер — боль в пояснице, чемерь — головокружение, черная смерть — мор и черный - эпитет Ч. (черный шут). Холера, оспа, чума часто рисуются в образе женщин или животных. Оспа ходит с клювом и пятнает человека щедринками (Великороссия). К болезни обращаются: "прости меня, оспица, прости, Афанасьевна" (Вологодская губерния). Грыжа — от грызть (злой дух грызет больного — чисто анимистическое представление). К старым языческим представлениям о Ч. присоединились и христианские, иногда странно перемешанные. Так, в Михайлов день кузнецы, оканчивая работу, ударяют трижды по наковальне молотом, чтобы закрепить наложенные на дьявола оковы (Ч. — языческий кузнец и Ч. — дьявол, связанный в преисподней). Христианские представления создали синоним Ч. "нечистая сила" и придали ему характер искусителя, соблазнителя, совратителя душ, сеятеля зла, но пасующего перед священными обрядами и знаками. Вот несколько пословиц, рисующих христианское влияние: "Много в Ч. силы, да воли ему нет", "Ч. и век не пьет, а людей искушает", "Не с ветру говорится, что Ч. ладана (или правды) боится", "Как Ч. за душой тянется", "Богатому Ч. деньги кует", "Ему Ч. лыки дерет, а он лапти плетет", "Кого Ч. рогами под бока не пырял" (соединение христианского с языческим элементом). Интересно и старинное насмешливое отношение к Ч., которого в сказках любой служивый умеет обходить и надувать. Ср. Сравнительное изучение религии, Фетишизм, Теротеизм, Тотемизм.

Ср. Roskoff, "Geschichte des Teufels" (Лейпциг, 1869) и Афанасьев, "Поэтические воззрения славян на природу" (М., 1866-69, особенно т. III, гл. XXII).

Л. Штернберг