Энциклопедический словарь "Славянский мир I-XVI века" В. Д. Гладкий, Москва Центрополиграф 2001 г.

"Древняя Русь в лицах боги, герои, люди" Б. Путилов - СПб, Азбука, 1999.

Пропп В. Я. Русский героический эпос

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

Проф. А. П. СКАФТЫМОВ. ПОЭТИКА И ГЕНЕЗИС БЫЛИН ОЧЕРКИ

Энциклопедический словарь "Славянский мир I-XVI века" В. Д. Гладкий, Москва  Центрополиграф 2001 г.

   ВОЛЬГА СВЯТОСЛАВИЧ, Волх Всеславьевич - персонаж двух былин, князь-дружинник. В образе В. С. объединились сказочные черты идеального воина-охотника с чертами богатыря-оборотня (отсюда его второе имя — Волх, т. е. волхв, чародей). В. С. — сын Змея; при рождении В. С. животные в страхе попрятались. В. С. собирает дружину, охотится вместе с ней; при походе в Индийское царство превращает дружину в муравьев, а сам оборачивается сперва птицей, потом горностаем. В былине о встрече В. С. с Микулой Селяниновичем идеальный охотник и непобедимый воин-оборотень В. С. со своей дружиной оказывается слабее крестьянина-пахаря. В этом эпизоде ярко отразилась крестьянская идеология создателей былин, противопоставивших образу князя-дружинника цельный, обобщающий образ богатыря-крестьянина. Записанные варианты былин о В. С. (около 20) сложились не ранее 15 в. в Новгородской земле и отразили ряд бытовых черт древнерусской жизни: охоту как основное занятие, земледелие лесосечного типа, собирание князем дани, торговлю солью, переход к денежному обращению.

"Древняя Русь в лицах боги, герои, люди" Б. Путилов - СПб, Азбука, 1999.

Волх Всеславьевич

   В былине о герое Волхе, которая дошла до нас в текстах XVIII—XIX веков, все дышит глубокой стариной и пронизано древними мифологическими мотивами. Подобно многим персонажам мировой мифологии, Волх обязан своим рождением фантастическим обстоятельствам.

По саду, саду зеленому
Ходила-гуляла молода княжна
Марфа Всеславьевна.
Она с каменю скопила на лютого на змея,
Обвивается лютой змей
Около чебота зелен сафьян,
Около чулочика шелкова,
Хоботом бьет по белу стегну¹⁰,
А втапоры княгиня понос понесла¹¹,
А понос понесла и дитя родила:
А на небе просветя светел месяц, —
А в Киеве родился могуч богатырь.

   Итак, Волх родился от фантастического змея и от него унаследовал способности, которые обыкновенному человеку не свойственны. Что родился великий герой, которому предстоят чудесные деяния, — об этом сразу же узнала природа:

Подрожала сыра земля...
А и синее море сколыбалося
Для-ради рожденья богатырского...
Рыба пошла в морскую глубину,
Птица полетела высоко в небеса,
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицам,
А волки, медведи по ельникам,
Соболи, куницы по островам.

   Звери испугались еще и потому, что знали: Волх будет великим охотником и им от него не станет спасения.
   Второе после рождения чудо с Волхом заключалось в его невероятно быстром росте и взрослении. Ему еще не было полутора часов, а он уже попросил мать, чтобы она пеленала его «в крепки латы булатные», надела бы на голову золотой шлем и положила бы ему «по праву руку» «тяжку палицу свинцовую» весом в «триста пуд».
   И, наконец, третье чудо, завершившее формирование богатыря, — это быстрота, с какой Волх овладел науками — грамотой и волшебными премудростями:

А и первой мудрости учился —
Обвертываться ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учился он, Волх,—
Обвертываться серым волком,
Ко третьей-то мудрости учился Волх —
Обвертываться гнедым туром —
золотые рога.
 

   Так оправдалось имя, которое ему дали: Волх, то есть волхв — волшебник, кудесник, колдун. Но также — и жрец в языческом храме. Нашему Волху от рождения предстало быть великим воином — недаром он уже младенцем потребовал воинское снаряжение и оружие. В древние времена — докняжеские — ему была уготована роль вождя племени. Но в Киевской Руси вождей уже не было, на смену им пришли князья. И вот былина делает Волха киевским князем: он набирает дружину и во главе ее совершает свои подвиги. Обратим внимание на его отчество: Всеславьевич. Летопись сохранила имя полоцкого князя Все-слава Брячиславича: в 60—70-е годы XI века он принимал деятельное участие в княжеских междоусобицах, и его считали князем-кудесником. Это о нем говорилось в «Слове о полку Игореве» как о князе, что волком рыскал ночами по Русской земле, успевал «до петухов» преодолеть расстояние от Киева до Тмутаракани, перебегая по-волчьи путь солнцу, на момент захватывал киевский княжеский стол и тут же соскакивал с него «лютым зверем»... Конечно же, Волх Всеславьевич — персонаж вымышленный, пришедший в историю из древней мифологии. Но, может быть, перекличка его отчества с именем реального князя, которому приписывали способности кудесника, и не случайна...

   Богатырь Волъга с дружиною. Художник И. Билибин, 1902 г.

   Итак, набрав дружину, Волх отправляется в поход к чужому царству. В былинах, записанных в XVIII—XIX веках, оно называется Индийским. Как оно звалось в древнерусских былинах, мы не знаем, но это и не имеет значения, потому что речь идет ведь не о действительном, имевшем место в истории событии, а о вымышленном, фантастическом. Важно, что царство это — враждебное, Волх хочет напасть на него, чтобы пограбить либо предупредить поход индийского царя на Русь.
   Самое интересное — в описании похода и в рассказе о победе. На пути в чужую страну дружина не терпит никаких трудностей: ночами, пока она спит, Волх, обернувшись «серым волком», охотится на зверей, кормит мясом дружину и одевает ее в шубы соболиные; а ради перемен оборачивается «ясным соколом» и бьет на синем море гусей, лебедей, уток. Когда нужно разведать вражеские силы, он же оборачивается сначала гнедым туром и в несколько скачков достигает чужеземного царства, а затем превращается в сокола и, усевшись на окошке, подслушивает разговор царя с царицей; наконец, оборачивается горностаем, пробирается в царские арсеналы и портит все оружие.
   Когда его войско подходит к городу, перед ним оказывается каменная стена с железными воротами, и тогда Волх обращает всю дружину в муравьев, и они легко преодолевают препятствие. И лишь в самом городе дружина, вернув облик добрых молодцев, проявляет свои воинские способности. После полной победы Волх становится царем. Снова повторим: ничего исторического — в смысле событийном, летописном — былина о Волхе не заключает. Ее можно было бы счесть за сказку, если бы не одно очень важное обстоятельство: сам народ и к ее герою, и к описываемому в ней относился с полным доверием. И в этом смысле Волх — лицо историческое, он — персонаж народной устной истории. Образ Волха наглядно свидетельствует, что в Древней Руси сохранялась живая память о временах языческих, что герои языческих преданий занимали в этой памяти свое место. Но они не оставались такими, какими их создала народная фантазия языческих времен. Волх соединяет в себе черты героя мифологического и исторического. Заметим, что в нем нет никаких следов влияния христианского учения. Слияние ранней мифологии и поздней истории (уже княжеских времен) характерно для народного сознания Древней Руси; оно проявлялось в самых разных формах. В данном случае — в перенесении персонажа из языческих времен в эпоху Киевской Руси, в превращении древнего волхва (племенного вождя) в князя — предводителя дружины.
 

   Примечания:

   10 То есть хвостом бьет по бедру.

   11 То есть зачала ребенка.

Пропп В. Я. Русский героический эпос

1. ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ

   Былина о Волхе Всеславьевиче во многих отношениях представляет собой интереснейшую проблему. Выше уже приходилось указывать, что она, по нашим данным, принадлежит к числу древнейших, что она как целое сложилась задолго до образования Киевского государства. Ей присущи черты некоторой грандиозности, некоторого размаха, величия, воинственности, и этим она для народа сохраняла свою привлекательность в течение ряда столетий. Вместе с тем она по своему замыслу чужда новой киевской эпохе. Можно проследить весьма интересные попытки ее переработки: попытки эти должны быть признаны мало удачными и художественно малоубедительными.
   В науке не было недостатка в трудах, посвященных этой былине. Большинство ученых с полной уверенностью утверждало, что Волх этой былины не кто иной, как Олег. Такая точка зрения должна быть признана совершенно фантастической. Поход Волха на Индию отождествлялся с походом Олега на Царьград, хотя в походе Волха, описанном в былине, нет, как мы увидим, буквально ничего, похожего на поход Олега, каким он описывается в летописи. Легендарная смерть Олега от змеи сопоставлялась с рождением былинного Волха от змеи, хотя и здесь ровно никакого сходства нет, кроме того, что в том и в другом случае фигурирует змея. Были и другие теории, но данная теория преобладала. Несмотря на ее полную и очевидную несостоятельность, она была повторена и некоторыми советскими учеными.
   Былина о походе Вольги известна в 11 записях, но не все они равноценны.² Две записи сделаны повторно и по существу совпадают (Гильф. 91 = Рыбн. 38, от Романова, Сок. 76 = Кон. 12, от Конашкова). Из оставшихся девяти записей три отрывочны и содержат только начало. Похода в них нет (Гильф. 15, Онч. 84, Гул. 35). Запись от Конашкова также фрагментарна. В ней нет начала и нет описания похода. В этой записи содержится лишь описание того, как Волх подслушивает разговор турецкого султана и как он расправляется с ним. Из пяти остальных записей одна, а именно запись Маркова от Аграфены Матвеевны Крюковой несомненно восходит к книжному источнику — к тексту Кирши Данилова, хотя разработка и иная. Зависимость эта может быть доказана документально. Текст Марфы Семеновны Крюковой (дочери А. М. Крюковой) частично восходит к материнскому тексту, но сильно отличается от него. Отдельные детали образа Волха могут быть дополнены текстами былины о встрече Вольги с Микулой Селяниновичем. Некоторые из этих записей начинаются с рассказа о чудесном рождении Вольги и о его оборотничестве.
   Полученная картина показывает, что былина обладала какими-то достоинствами, которые не дали ей вымереть вплоть до XIX века. Вместе с тем мы видим, что о походе Волха фактически повествуется только в 4—5 записях. Чаще поется только о рождении Волха, поход отбрасывается. Это наводит на предположение, что былина о походе Волха обладала какими-то недостатками, особенностями, которые не удовлетворяли художественных запросов народа.
  Рассказ о рождении Волха (или, как он также иногда именуется — Вольги Всеславьевича или Святославьевича), каким оно описывается в былине, сохраняет древнейшие тотемические представления о животных как о предках человека и о возможности рождения великого охотника и волхва непосредственно от отца-животного. Волх рождается оттого, что мать, спускаясь с камня, неосторожно наступает на змея. Змей обвивается вокруг ее ноги, и она зачинает (К. Д. 6 и др. Волх рождается с восходом солнца или луны (К. Д. 6). При его рождении гремит гром (Марк. 51), колеблются земля и море. Сохранилось это начало, конечно, не потому, что сохранилась вера в такое рождение, а потому, что картина эта полна величественности. Художественность ее отметил В. Г. Белинский в своем пересказе сюжета этой песни. «Это — апофеоза богатырского рождения, полная величия, силы», — так пишет он об этом начале.⁴
   Имя героя, Волх, указывает на то, что родился великий кудесник, волхв. Он рождением связан с природой, как с природой и борьбой с ней была связана вся жизнь первобытного человека. Предки русских, раньше чем стать земледельцами, зависели от охоты, которая когда-то была основной формой добычи средств существования. Когда Волх рождается, звери, рыбы и птицы в страхе прячутся: родился великий охотник.

Рыба пошла в морскую глубину,
Птица полетела высоко в небеса,
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицам,
А волки, медведи по ельникам,
Соболи, куницы по островам.
(К. Д. 6)

   Волх умеет обращаться в животных: рыб он ловит в образе щуки, птиц — обернувшись соколом, лесных зверей — серым волком. Он чародей и оборотень.
   Песня о Волхе подтверждает точку зрения акад. Грекова на языческие верования восточных славян. «По-видимому, — пишет он, — у восточных славян долго сохранялись пережитки, связанные с тотемическими представлениями, например вера в оборотничество, то есть в превращение людей в зверей. Кроме зверей, славяне поклонялись камням, деревьям, ручьям, рекам. Пережитки этих верований долго существовали и после принятия христианства».⁵ В былине прямой веры в оборотничество уже нет, оно использовано только как поэтический прием, но создаться образ героя-оборотня мог только тогда, когда эта вера еще была.
   Родился герой, соответствующий идеалам первобытно-общинного строя: великий охотник и колдун, умеющий покорять себе природу, и в первую очередь — животных, от которых когда-то зависела вся жизнь человека.
   Но Волх не только великий охотник, он и великий воин. Как воин он, однако, совершенно не похож на воинов позднейшего русского эпоса — на Илью, Добрыню, Алешу.
   Он воюет так же, как охотится: путем волшебного умения, «хитрости-мудрости». Поход Волха, цель этого похода, определяются совершенно иной идеологией, чем те войны, в которых принимают участие основные герои русского эпоса. Правда, Волх или Вольга набирает себе дружину вовсе не как колдун. В одном варианте он даже возглавляет огромное войско в 40 000 человек. Но для Волха характерно не это. Для него характерны и специфичны черты волхва и кудесника. Победу он одерживает своим волшебным искусством, а не искусством военным, хотя он, едва родившись, уже просит пеленать его не пеленой, а в латы:

Ай и гой еси, сударыня матушка
Молода Марфа Всеславьевна!
А не пеленай во пелену червчатую,
А не пояси в поясья шелковые.
Пеленай меня, матушка,
В крепки латы булатные,
А на буйну голову клади злат шелом,
По праву руку палицу,
А и тяжку палицу свинцовую,
А весом та палица в триста пуд.
(К. Д. 6, ср. Марк. 51)

   Образ этот напоминает выражение из «Слова о полку Игореве»: «под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены». Образ пеленаемого в латы ребенка присоединен к Волху позднее, по он не изменил его природы оборотня.
   Решающим моментом для оценки и определения Волха являются, однако, не столько обстоятельства его рождения и воспитания, сколько характер и цель совершаемого им похода.
   Русский эпос знает и признает для своих героев только один вид войн — войны справедливые, войны, целью которых служит защита родины от нападения врага.
На первый взгляд может казаться, что и Волх совершает именно такой поход. В некоторых вариантах поход вызван похвальбой индейского царя, что он возьмет Киев и сожжет его церкви (К. Д. 6). В других случаях царь хвастает, что он поедет воевать на святую Русь, девять городов он похваляется подарить своим сыновьям, а Киев взять себе. Жене он обещает привезти дорогую шубу.
   Картина получается совершенно определенная: Волх отправляется в поход потому, что Киеву грозит опасность, и эту опасность он хочет предотвратить. Но это — позднейшее наслоение. Можно утверждать, что древнейшая основа песни была иной, и что эту основу народ отбросил. Волх первоначально совершал набег с совершенно иными целями: поход Волха был чисто хищнический. Достаточно сравнить защиту Киева от татар. Калина или Батыя Ильей Муромцем или Василием Игнатьевичем с той войной, которую ведет Волх, чтобы сразу увидеть разницу между подлинной защитой Руси и такой защитой, которая представляет собой лишь малоубедительный предлог для нападения. Волх сам ведет свою дружину к индейскому или турецкому царству и вплотную подходит к городу раньше, чем индейский царь вообще что-либо может предпринять. Можно было бы предположить, что Волх избрал наиболее совершенный способ защиты, а именно нападение. В таком случае он был бы более совершенным защитником родины, чем Илья Муромец. Явно, что это не так. О целях Салтана он узнает волшебным образом: он обращается в птицу и подслушивает разговор его с женой. Сказочный характер такой разведки совершенно очевиден. Но очевидно также, что намерение Салтана привезти жене из Киева шубу, подарить своим девятерым сыновьям девять русских городов не идет ни в какое сравнение с теми страшными и исторически реальными угрозами, с которыми в эпосе под Киев подступает Батый. Враг, на которого надвигается Волх, не имеет определенного исторического лица. На пять самостоятельных вариантов мы имеем три разные страны и трех разных врагов, против которых он воюет: это Индия, Золотая Орда и Турция. Былина отражает не те исторические войны, которые вела древняя Русь, а межплеменные схватки, набеги, которые в позднейшее время получили неустойчивое историческое приурочение.
   Волх — предводитель этого набега не как военачальник, а как кудесник. Его волшебное искусство обеспечивает успех предприятия. Чтобы снабдить свою дружину всем необходимым, он обращается волком и соколом; охотой он и кормит дружину и одевает ее в шкуры убитых им зверей. Воины, одетые в звериные шкуры, отражают древний охотничий быт. В Волхе, заботящемся о своей дружине, есть несомненная привлекательность. Такая строка, как «дружина спит, так Волх не спит», выражает идеал военачальника, всем существом своим преданного своему делу и своим людям. Дружина же по существу представляет собой не княжескую дружину позднейшего типа, а скорее беспорядочную орду завоевателей. Успех предприятия решается «хитростью-мудростью» их предводителя. Все это объясняет нам, почему эта былина была почти забыта, когда создался собственно воинский эпос. Волх летит в индейское царство соколом и там обращается в горностая или других животных. Здесь он портит оружие врага: в образе горностая он перекусывает тетивы у луков, от стрел он отламывает наконечники, в образе волка он перекусывает горла лошадям и т. д. У «ружей огненных» он вынимает кремни, причем наличие в одной и той же песне древних луков и стрел и нового огнестрельного оружия нисколько не смущает певцов. Такое неслаженное сосуществование старого с новым чрезвычайно характерно для этой песни.
   Совершив это дело, Волх будит свою дружину и ведет ее в индейское царство. Дружина робеет, увидев неприступные стены, но Волх обращает всю свою дружину в муравьев. Они перелезают через стены или сквозь ворота, а в индейском царстве Волх вновь превращает их в мо́лодцев. Призыв, с которым он к ним обращается, выдает цель похода, определяет его идеологию:

Гой еси вы, дружина хоробрая!
Ходите по царству индейскому,
Рубите старого, малого,
Не оставьте в царстве на семена!
(К. Д. 6)

   В описании похода Волха мы видим остатки тех варварских времен, когда совершались жестокие набеги одних племен на другие. Щадят только молодых женщин. Сам Волх расправляется с индейским царем Салтаном Ставрульевичем и берет за себя его молодую жену, а дружину он женит на девушках. Завоевателям достается богатая добыча, и песня кончается грандиозной картиной дележа этой добычи: Волх делается индейским царем и выкатывает для дружины золото и серебро; он наделяет дружину целыми табунами коров и коней, так что на каждого из дружинников приходится по сто тысяч голов. Если до сих пор мы видели охотничий характер дружины, то теперь имеем набег в целях добычи скота. О защите Киева уже нет и помину. Сам Волх в Киев не возвращается и остается здесь царствовать, и дружина, переженившись, также остается в Индии.
   Все это позволяет нам сделать следующее заключение: древнейшая основа песни о походе Волха — песня о набеге первоначально в поисках охотничьих угодий, позднее — в целях угона скота. И начальник дружины и сама дружина — охотники, питающиеся и одевающиеся охотой. Набег носит хищнический характер: все население перебивается, скот и имущество распределяются между победителями. Между ними же распределяются женщины, и победители не возвращаются, а остаются жить на занятых местах. Такое повествование обладает некоторой занимательностью, но оно уже не соответствует идеологии ни Киевского государства, ни киевского эпоса. Позднее самим народом была сделана попытка приурочить этот поход к своим позднейшим историческим интересам. Волх был представлен защитником Киева (теперь он мог получить имя Вольги и отчество Всеславьевича), его противник приобретает либо сказочно-фантастическую окраску, превратившись в индейского царя, либо мнимо-историческую — царя Золотой Орды или турецкого султана. Однако эта попытка не была доведена до конца, осталась незавершенной и поэтому неудачной, и песня о Волхе-Вольге была почти забыта и заброшена, вытесненная подлинно-героическими песнями об отражении русскими татар. Она принадлежит к числу наиболее редких песен русского эпоса. Часто о походе Волха совсем не поется, поется только о его рождении, «хитрости-мудрости», о наборе дружины. Это — не забывчивость, не искажение, а отбрасывание из песни идеологически не соответствующих историческому развитию народа элементов. Много позднее образ Волха был использован уже как чисто отрицательный и противопоставлен Микуле Селяниновичу.
 

   Примечания:

   2 К. Д. 6; Рыбн. 38 (ср. Гильф. 91), Рыбн. 146; Гильф. 15, 91 (ср. Рыбн. 38); Гул. 35; Онч. 84; Марк. 51; Крюк. I, 39; Сок. 76 (ср. Кон. 12); Кон. 12 (ср. Сок. 76).
   3 ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ
Количество работ, посвященных этой былине, очень велико. Большинство ученых возводило образ Волха к историческому Олегу. Основные аргументы следующие: сходство имен, слава Олега как мудреца-хитреца (что будто бы соответствует мудрости Волха, умеющего превращаться в животных). Легендарный поход Олега на Царьград сопоставлялся с эпическим походом Волха на Индию. Смерть Олега от змеи сопоставлялась с рождением Волха от змея и т. д. Ни один из этих аргументов не выдерживает критики. Другие ученые видели в нем фигуру не историческую, а мифическую. Так, А. И. Буслаевотождествляет его со змеем, по новгородскому преданию засевшим в Волхове и преградившим речной путь; от этого змея и река будто бы названа Волховом, а до этого она называлась Мутной (Историч. оч., I, стр. 8; Народн. поэзия, стр. 32—35, 268). Орест Миллер видит в Волхе одновременно и исторического Олега и индоевропейское божество; он сопоставляет его с Индрой. Волх рассматривается как божество охоты (Илья Муром., стр. 188 и сл). Некоторые искали происхождение образа Вольги на Западе. Веселовский сближает его с германским Ортнитом на том основании, что Ортнит — сверхъестественного происхождения и тайно проникает в город, где находится его невеста, хотя Вольга ни к какой невесте не проникает (Мелкие заметки к былинам, XV. — «Журн. мин. нар. просв.», 1890, III, стр. 24—26). И. Н. Жданов возводит образ Волха к новгородскому апокрифическому сказанию о Симоне-волхве. «Сравнение новгородского сказания с апокрифической легендою о Симоне-волхве дает основание догадываться, что наш Волх — Волхв, одно из превращений Симона-мага». По Жданову, Волх, совершающий поход на Индию, — другой герой. Этот герой возводится к западноевропейскому Роберту-Дьяволу, к которому Жданов возводит и Василия Буслаевича (Русский былевой эпос, стр. 404—424). М. Халанский подробно сопоставил все летописные сказания о Вещем Олеге и все данные эпоса о Вольге и пришел к выводу об их соответствии. Аналогии, приводимые Халанским, весьма искусственны. Так, призвание Микулы Вольгой приравнивается к призванию варягов и т. д. (К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем. — «Журн. мин. нар. просв.», 1902, № 8, 1903, № 11). С. К. Шамбинаго находит, что в образе былинного Вольги ассимилировались образы Олега и Ольги. Шамбинаго пытается установить существующие редакции былины, но делает это формалистически. По его мнению, Вольга — не оборотень. Былинные строки об оборотничестве Вольги Шамбинаго понимает как поэтическое сравнение (К былинной истории о Вольге — Волхе Всеславьевиче. — «Журн. мин. нар. просв.», 1905, XI). Н. И. Коробка возводит былинного Вольгу к летописной Ольге; образ этот, однако, по мнению Коробки, создался не в Киеве, а представляет собой киевское приурочение международных «поэтических формул» (Сказания об урочищах Овручского уезда и былины о Вольге Святославиче. — «Изв. Отд. русск. яз. и слов. АН», 1908, I).
В советское время утверждение, что былинный Волх — исторический Олег, повторил А. Н. Робинсон. Он считает, что образ Волха «отразил некоторые особенности исторического облика Олега «вещего» и, возможно, осложнился впоследствии легендарными чертами князя «чародея» Всеслава Полоцкого» (ИКДР, т. II, стр. 149). Такого же мнения держится Д. С. Лихачев. В образе Вольги он видит князя-кудесника. «К таким князьям-кудесникам в сравнительно уже позднюю эпоху причислялись двое князей — Олег Вещий в X веке и Всеслав Полоцкий во второй половине XI века. Их обоих, а может быть и еще кого-нибудь третьего, и соединил в своем образе былинный Вольга» (РНПТ, т. I, стр. 200—201). С нашей точки зрения таким механическим соединением художественные образы не создаются.

   4 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений. Изд. АН СССР, т. V, 1956, стр. 397—398.

   5 «Очерки истории СССР». Период феодализма IX—XV вв., часть I. Изд. АН СССР, М., 1953, стр. 102.

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

Вольга Святославович или Волх Всеславьевич

   — знаменитый богатырь русских былин, сын змея и княжны Марфы Всеславьевны. Уже само его имя Вольга, т. е. Волхв, указывает на мифический его характер, хотя другое имя Вольга напоминает исторического Олега. В личности В. смешаны мифологические элементы с историческими: само рождение В. от мифического отца, содрогание земли и ужасный страх всех живущих существ в ту минуту, когда В. увидел свет, указывают на него, как на олицетворение какой-нибудь стихийной силы. С этим гармонирует и то, что он растет не по дням, а по часам, что в скором времени он становится могучим богатырем, знающим не только искусство бороться с врагами, но и читать по книгам и оборачиваться разными животными. Напротив того, та часть былин о В., где он является победителем дальнего индейского царства или земли Турец-салтана, сильно напоминает поход Олега в Царьград. Главная былина о В. состоит из этих двух частей; но он еще появляется и в других былинах, посвященных другим богатырям, особенно же отведено много места описанию его встречи с Микулой Селяниновичем (см.). О разных взглядах на происхождение В. — см. статью Богатыри

И. Л.
 

Проф. А. П. СКАФТЫМОВ. ПОЭТИКА И ГЕНЕЗИС БЫЛИН ОЧЕРКИ

Вольга и Микула.

   Былины о Вольге и Мукуле вызвали довольно большую литературу.

М. Е. Халанский (№ 333: вторая половина 3-ей главы посвящена отношению былин о Вольге-Волхе к летописным сказаниям об Олеге Вещем) по вариантам конструирует связную биографию Вольги. Вольгу и Олега он сопоставляет в следующих пунктах: 1) чародейство Вольги соответствует

156

мудрости Олега, пример которой он обнаружил в походе на Царьград, поставив судна на колеса; 2) Поездка Вольги с Микулой в города соответствует государственной устроительной деятельности Олега. 3) Вольга в роли пахаря, призываемого Микулой на воеводство (вариант Прохорова, Рыбн. I, 4; Гильф., 45) обозначает идеализацию устроительной деятельности Олега и призвание варягов. 5) Поход в Индийское царство — поход Олега на Царьград. 6) Гибель Вольги от прыжка через камень (один вариант) соответствует гибели Олега от трупа коня.

Обстоятельное рассмотрение эти былины получили в ст. В. Ф. Миллера (№ 196, стр. 166—186). Связь Волха былин с новгородским преданием о городе Волхе говорит В. Ф. Миллеру за новгородское происхождение былины. Свидетельства новгородского происхождения былины Миллер указывает в деталях былины: 1) описание пахоты Микулы носит следы новгородской территории (каменистая почва, соха и др.; 2) рожь — новгородский северный злак; 3) поездка за солью — отражение соляного вопроса, который для новгородцев всегда имел существенное значение; 4) плата грошами — соответствует переходу от купной системы к денежной, происшедшему в начале XV века; 5) город Ореховец — исторический город Шлиссельбург—Орешек; 6) город Гурчевец — исторический Гюрчев (Юрьевец); 7) упоминание реки Волхова, это новгородские мосты на Волхов; 8) богатыри бьются с мужиками, своими, русскими, — это указывает на новгородские междоусобия; 9) былина иногда смешивается с былинами о Ваське Буслаеве, которые явно новгородского происхождения; 10) имя Селянинович из Селягинович, от „сельга“ — запущенная нива. — Наличность бытовой новгородской окраски не разрешает вопроса об оригинальности фабулы былины. В былине есть элемент чуждый быту: 1) описание роскошной сошки и костюма Микулы; 2) невыдержанность поведения Микулы (он быстро бросает свое дело). Эти черты указывают на какое-то механическое заимствование из захожего сюжета. В походе Вольги на Индейское царство Вс. Ф. Миллер тоже усматривает новгородские черты: 1) в былине отсутствует Владимир — это указывает на разрыв последней связи с югом (Киев в былине — результат поздней переработки); 2) Волх — не богатырь, его занятия — охота и рыбная ловля новгородские. Самый поход Вольги полон красок фантастического „размалевывания“ Вольга — оборотень. Это сказочный элемент. В. Ф. Миллер указывает некоторые параллели в восточных — тюркских и монгольских сказках. Наличность в былине грошей (исторически с 15 века) и сохи (14 век) дают В. Ф. Миллеру основание к суждениям о времени сложения былины. — Из двух былин хронологически более ранней нужно считать ту, которая представляет Волха героем (ловы, поход); уже впоследствии сделалось возможным усвоение другой роли Волху — не героической. — В особой заметке, в качестве особого приложения к книге (№ 196, стр. 443 и сл.).

157

В. Ф. Миллер дает былине параллель из персидской поэмы Низами „Счастье Искандера“.

В. Ф. Миллеру возражал Н. И. Коробка (№ 105). Н. И. Коробка приводит сказания об урочищах Овручского уезда. Все сказания говорят о Вольге — Юлге — Ольге, о поисках ею мужа. Коробка сопоставляет этот материал с летописными сказаниями об Ольге и древлянах. Далее привлекает былину о Вольге и находит, что сказания были одним из образующих элементов в создании былин о Вольге“. Полемизируя с Вс. Ф. Миллером указывает, что 1) картина пашни (камни, соха) „столько же картина Олонецкой губернии, как и Киевско-Волынского Полесья“; 2) рожь — преимущественный продукт Полесья, пшеницу и до сих пор там не сеют по неблагоприятным условиям почвы; 3) соль — „при отсутствии путей сообщения соляной вопрос был хроническим для Полесья до самого недавнего времени“; 4) гроши — „те же гроши в XV веке были в употреблении и в русских землях, подчиненных Литве“; 5) северная природа, звери: — „тур совсем не северный зверь, а вместе с зубром являлся отличительной чертой западно-русских лесов“; соболи, медведи, куницы водились и в Полесье, встречаются и теперь; барс чужд Полесью, но в такой же мере чужд и новгородской области“; „семжинки-белужинки нет и в новгородских водах“. „Вс. Миллер остановился на осетрине, но она встречается и в Днестре“; 6) топография: Гурчевец может быть и Овруч (ср. Безсонов) — Гуричев Черниговский (ср. Халанский), Крестьяновец Квашнин-Самарин считал Искоростенем, Ореховец в былинах заменяется Туринцем, это, может быть, Туров, Волхов встречается только в одной былине, а Киев гораздо чаще. „Нет никаких оснований считать былины о Вольге поздними и Новгородскими, наоборот, есть много оснований считать их ранними и Киевскими“. Сходство между Вольтой летописной и Вольгой былин: 1) оба ведут борьбу с мужиками, 2) Вольга — князь, а эта — княгиня, 3) отчество Вольги Святославьевич, — Ольгу в походах сопровождал Святослав, 4) мудрость Вольги — мудрость Ольги. — Орест Миллер сопоставлял былину со сказаниями Эдды о рождении и юности Гельги. Совпадающие эпизоды былин о Вольге и сказаний об Ольге с эпизодами германской поэзии, по мнению Н. Коробки, представляют собой варианты всемирно распространенных народно-поэтических сюжетов, иногда обнаруживающих свой мифический характер. Наши сказания, это — международные поэтические формулы.

Вс. Ф. Миллер еще раз вернулся „к крестьянству Микулы Селяниновича“ (№ 221, ст. 173—177). Он снова, после статьи Н. Коробки, все же настаивает на новгородском происхождении былины. Идеализация крестьянина Микулы могла иметь реальную основу в быте только в древней новгородской области, где существовал класс земцев, или своеземцев, землепашцев, владевших землей на правах собственности и имевших значительное количество десятин земли. Наличность

158

земцев указывается (в XV веке) как раз в Ореховском уезде. Былинное выражение выволочу рожь точно выражает способ вывозки снопов в новгородских местах посредством волокуши. В дополнение к прежним особенностям былины отмечается „характерное для новгородца“ независимое отношение к князю.

Совершенно иначе об‘ясняет былину С. К. Шамбинаго (№ 347), Анализируя варианты былины, С. К. Шамбинаго делит их на три группы. Первая группа — эпизод о встрече Вольги с Микулой: герой (только — Вольга) едет в города без всякой цели, на пути встречается с удивительным пахарем, оказавшимся значительно более сильным, чем он“. Вторая группа — разработанный мотив о встрече Вольги с Микулой. „Герой (только Вольга!) едет в города собирать дань, которую горожане отказались платить; по дороге он встречается с удивительным пахарем, неожиданно оказавшимся богаче, умнее, хитрее и сильнее его; этот пахарь — крестьянин; жители городов покоряются после боя, но скорее силе крестьянина, а не героя; собрав дань, герой уезжает“. Отличие этой группы от первой только в зачине, а зачин этот (о рождении Вольги) не соединен органически с рассказом. Вторая группа прославляет пахаря Микулу, на котором и сосредоточено главное внимание. Отсюда вытекает, что в старинах второй группы слито два разных мотива. И первая и вторая группа разрабатывают мотив о Микуле, встретившемся с каким-то княжеским дружинником, ехавшим за получкой дани. В третьей группе две редакции. Первая редакция в первой своей части представляет законченную песню об идеальном охотнике. Здесь автор отмечает, что черт оборотничества и чародейства нет у Вольги, как нет их и в образе Всеслава в Слове о полку Игореве. В обоих случаях фигура сравнения: Вольга ловит их не обернувшись зверем, птицей, рыбой, а так ловит, как ловит зверь и пр. Буквальное понимание фигуры сравнения потом позже заставило Вольгу быть оборотнем и послужило основанием для внесения этого образа в совершенно иной сюжет. Этот сюжет находится во второй части первой и второй редакций третьей группы. Он трактует о походе героя оборотня в чужеземное царство. Имя Волх присутствует только в этой группе. Здесь дается детская биография героя, и рассказывается о походе на Индийское царство. Здесь дается ясно выраженный образ чародея, и былинный герой здесь, несомненно, сказочный персонаж (автор дает параллель из сказок). Такое наслоение на Вольгу явилось результатом неправильно понятого сравнения (влияние песен об охотнике). — В былине сначала место Вольги занимал какой-то „безцветный и недогадливый князь“, отправлюящийся на полюдье. На него и давалась песня — памфлет, где Микула и должен был являться подлинным героем. Лишь потом, может быть под влиянием преданий об Олеге, изменилась фигура князя. Песня о Вольге охотнике отражает ассимилировавшиеся сказания об Олеге-Ольге. Об Олеге в летописях и былинах см. еще у Тиандера (№ 332, стр. 230 и след.).

159

Б. М. Соколов (№ 229) предполагает в сюжете Микула-пахарь апокрафический источник: компиляция попа Иеремии о древе крестном, эпизоды как Христос плугом орал и как Пров Христа братом назвал. Он же находит соответствие чудесной сошке Микулы из „Иного жития св. Николая Чутотворца“. Отчество Микулы — Селянинович вышло из Селевкинович от имени Селевкии, лица этого апокрифа.

Г. Н. Потанин (№ 265, 171 стр.,) указывает как на параллель былине встречу Карла с Гугоном у Солуни, отсюда прозвание Микулы — Селянинович (т. е. Солунянин) (ср. об этом ранее у А. И. Веселовского „Южно-русские былины. Сборник Академии Наук, т. 36, стр. 248 и сл.)

Е. В. Марков (№ 176, стр. 52—54) сближает Микулу Селяниновича с Миколой Можайским.

Ссылки:

12. — Вс. Миллер. Очерки р. народной словесности. Былины I (См. № 196). Изв. От. Р. Я. и Сл., 1898, 3 (III), стр. 905—923 и отдельно. (П.).

105. Коробка, Н. И. Сказания об урочищах Овручского у. и былины о Вольге Свят. И. О. Р. Я. и Сл., 1908, I. (П.). (Б).

134. Ляцкий, Е. А. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе (Исследование Г. Потанина. Изд. геогр. отд. Общ люб. естеств. М. 1899). Русское Богатство, 1900, № 5, с. 42—57. (См. № 265).

175. — Обзор трудов В. Ф. Миллера по народной словесности. Изв. О. Р. Я. и Сл., 1914, 2; 1915, 1, с. 291—349. Ср. Древности. Труды Слав. Ком. М. А. О., т.V, протоколы, стр. 57—58, доклад А. В. Маркова о кн. В. Ф. Миллера. Очерки, т. II. (П.).

176. — Микола угодник и св. Николай. СПБ. 1892.

196. — Очерки русской народной словесности. Былины, I—XVI. М. 1897. Отзыв см. № 12, 175 (П). (Б).

221. — Материалы для истории былинных сюжетов. К крестьянству Микулы Селяниновича, Стрелянье Ильи Муромца по церквам и др. Этн. Об., 1911, 3—4, XC—XCI. (П.) (Б).

229. — О некоторых песенных отголосках событий царствования Ивана Грозного. Ж. М. Н. П., 1913, VII. Перепеч., см. 235, с. 235—248

332. Халанский М. Е. Город Ледян, Леденец в слав. народн. поэзии. Слав. Обозр., изд. проф. Будиловичем. 1892

333. — К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем. Ж. М. Н. П., 1902, № 8; 1903, 11, (П).

235. — Очерки русской народной словесности. Том III. Былины и исторические песни. Госуд. Издат. Москва — Ленинград. 1924.

347. — К литературной истории былин о Вольге Волхе Всеславьевиче. Ж. М. Н. П., 1905, XI. (Б).

265. Потанин, Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М. 1899. Рец. см. № 134. (П.).