Пропп В. Я. Русский героический эпос

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

Григорий Базлов

Проф. А. П. СКАФТЫМОВ. ПОЭТИКА И ГЕНЕЗИС БЫЛИН ОЧЕРКИ

Пропп В. Я. Русский героический эпос

 СОЛОВЕЙ БУДИМИРОВИЧ

   Рассмотрение древних русских былин о сватовстве привело нас к заключению, что эти былины обладают известным единообразием и закономерностью. Брак или вообще не происходил, или он оказывался трагически неудачным. Причина этого состоит в том, что в эпосе эпохи становления и первоначального

168

развития русского государства преодолевается и отрицается старая традиция эпоса эпохи распада родового строя, где женитьба героя стояла в тесной связи с идеологией и требованиями этого строя.
   Изменения, вносимые в старый эпос, продиктованы самой жизнью и прежде всего интересами русского государства. Насколько тесна связь раннего русского эпоса с жизнью и интересами Киевской Руси, мы неоднократно видели при анализе отдельных песен.
   Можно ли, однако, утверждать, что в таком случае должна быть верна и обратная связь и что эпос свидетельствует о том, что неудачные браки были характерным явлением эпохи Киевской Руси? Ясно, что такое заключение будет ошибочным. Насколько в эпосе тверды семейные устои, мы уже видели и неоднократно увидим при рассмотрении более поздних песен. Гибель женщин-чародеек и иноземок в русском эпосе происходит во имя торжества здоровых семейных устоев. Браки в древней Руси бывали, конечно, как более, так и менее счастливыми. Если же в эпосе мы пока не видели счастливых браков, то это происходит не потому, что в древней Руси их не было, а потому, что эпос их не отражает. Счастливый конец и брак характерны для сказки, но не для былины. Счастливый брак не может быть предметом эпоса в Киевской Руси, как недостаточно высокий и значительный предмет для воспевания.
Но и в этом отношении могут быть исключения. Яркое свидетельство тому — былина о Соловье Будимировиче. Принадлежность ее к героическому эпосу может оспариваться. Эту былину можно было бы назвать былиной-идиллией. Она носит балладный характер, лишена какого бы то ни было трагизма, она весела, шутлива и этим выделяется среди суровых, драматически напряженных песен, уже рассмотренных нами выше. И тем не менее она должна быть отнесена к области эпоса. Появление былины о счастливом браке героя связано со всем развитием былин о сватовстве и образа невесты. Невеста, как мы видели, не принадлежала к тому миру русских людей, к которому принадлежит герой. В древнейших случаях она, как русалка Чернавушка в былине о Садко, трогательно прекрасна, но жизнь с ней навсегда разлучила бы героя с родным Новгородом, и герой ее отвергает. Позднее невеста — отвратительная колдунья, притом колдунья-иноземка (Потык), или, еще позднее, просто иноземка (Иван Годинович). В былине о Добрыне и Маринке (как мы увидим ниже) она уже русская, но она русская колдунья. Дальнейший шаг будет состоять в том, что невеста окажется и русской и не колдуньей, и браку с такой невестой уже ничто не препятствует; создается былина о счастливом браке героя.

169

   Былина о Соловье Будимировиче не принадлежит к числу распространенных. Известно 28 записей ее, рассеянных по всем областям, где вообще имелся эпос.¹
   Литература, посвященная ей, чрезвычайно обширна. Сделано некоторое количество правильных частных наблюдений, но по самым основным вопросам в изучении этой былины царит разнобой.
   Былина о Соловье Будимировиче объявлялась то киевской (Майков), то новгородской (Всев. Миллер), то московской (Халанский). Соловей Будимирович изображался как индийское божество (Стасов), как норманский пират (Буслаев), как итальянский зодчий (Майков). Даже в тех случаях, когда утверждалось исконно русское происхождение, этот взгляд не выдерживался до конца: Халанский, когда-то его отстаивавший, от него отказался.*
   Наши данные привели нас к иным результатам. В свете рассмотренных ниже материалов мы должны признать былину о Соловье Будимировиче весьма древней, киевской, то есть общерусской, а не новгородской и не московской. Мы должны признать ее исконно русской, тесно связанной со всей русской эпической традицией и с исторической жизнью древней Руси. Генетически она связана с традицией именно эпической поэзии, а не свадебной, как это утверждалось; однако это не исключает того, что былина впитала многое из свадебной поэзии. Анализ самой песни оправдывает высказанные положения.
   Героем этой песни является не только жених, ищущий себе невесту, но и невеста, ожидающая для себя жениха. Наперекор традиции, согласно которой жених отправляется искать себе невесту, песня о Соловье Будимировиче начинается не с выезда героя, а с приезда его в Киев. Он прибыл в Киев, чтобы посвататься к племяннице самого Владимира, Забаве или Запаве Путятишне.
   Во многих записях описанию приезда жениха предшествует высоко поэтический запев. В этих запевах воспеваются русские моря, реки, горы, леса, мхи и болота.

Высота ли, высота поднебесная,
Глубота, глубота океан-море;
Широко раздолье по всей земле,
Глубоки омуты днепровские.
(К. Д. 1)

Хотя в данном запеве упоминается Днепр, в целом в запевах преобладает северная природа:

Сноски к стр. 169
1 См. А. М. Астахова. Былины Севера, т. I, стр. 630. См. также Рыбн. II, 206; Крюк. 47; Кон. 19; Шахм. 11; Сок. 19, 40, 73, 86.

170

Мхи и болота к Белу-озеру,
Широки раздолья ко-о Пскову,
Щелья-каменья по сиверну страну,
Высоки горы Сорочинские.
(Рыбн. 163)

   Запев этот внешне как будто совершенно не связан с песней. Он мог бы отсутствовать и действительно часто отсутствует без особого ущерба для повествования. И тем не менее запев этот нужен и, по-видимому, он так же древен, как и сама песня. Упоминание Днепра и широкого степного раздолья не могло создаться на Севере. Мы не можем понять этот запев иначе, как гимн родной стране, такой, какая она есть, с ее морями и озерами, лесами, мхами и болотами. Повествование мыслится совершающимся не просто на земле, а на родной земле, которая как родная и воспевается.
   Запев иногда незаметно переходит в повествование. По морю или по той реке, которая воспевается, к Киеву приплывает корабль. Корабль этот не совсем обычный, и он подробно описывается. На этом описании надо несколько остановиться: изучение корабля даст многое для понимания былины.
   Кораблей бывает иногда тридцать или три, или тридцать три и т. д., но один из них всегда лучше других. Наиболее полное и художественно яркое описание корабля мы имеем в сборнике Кирши Данилова.

Хорошо корабли изукрашены,
Один корабль получше всех:
У того было Сокола у корабля
Вместо очей было вставлено
По дорогому каменю по яхонту;
Вместо бровей было прибивано
По черному соболю якутскому,
И якутскому ведь, сибирскому;
Вместо уса было воткнуто
Два острые ножика булатные;
Вместо ушей было воткнуто
Два востра копья мурзамецкие,
И два горностая повешаны,
И два горностая, два зимние.
У того было у Сокола у корабля
Вместо гривы прибивано
Две лисицы бурнастые;
Вместо хвоста повешано
На том было Соколе корабле
Два медведя белые, заморские.
Нос, корма по-туриному,
Бока взведены по-звериному.
(К. Д. 1)

   Описания корабля, с различными вариациями и с разной степенью обстоятельности, имеются решительно во всех записях. Они придают всей песне весьма яркий и своеобразный колорит.

171

   Корабль этот имеет звериный облик. У него глаза, грива, хвост. Он имеет облик не какого-нибудь определенного зверя, а фантастического. Усы придают ему вид морского животного.
   Несмотря на кажущуюся фантастичность, тип этого корабля вполне историчен. Именно такой вид имели суда в раннем русском средневековье. Мы не располагаем почти никакими русскими источниками, но мы имеем источники скандинавские. Наиболее предприимчивыми мореплавателями того времени были норманны. Тип скандинавского корабля хорошо известен.
   А. А. Котляревский пишет: «По свидетельству Снорри Стурлусона — суда строили заостренными с обоих концов и давали им вид драконов, змей, буйволов и других животных; передняя часть судна была головою, задняя — хвостом его. Всего обыкновеннее сравнивали такой корабль с конем, оленем, медведем, волком, быком или хищною птицею; целый особый отдел носил название драконов... Передняя часть корабля украшалась изображением головы или гривы этих животных, а задняя — хвоста животного, рыбьего или змеиного. Всем этим изображениям приписывали сверхъестественную силу».¹ Совершенно очевидно, что между типом старинного скандинавского корабля и типом русского корабля, каким он описан в былине, имеется сходство. Какой же вывод можно сделать из этого сходства? Некоторые ученые заключили, будто корабль Соловья Будимировича не русский, а скандинавский и что сам Соловей Будимирович варяг. Такое заключение явно неверно. Из этого сопоставления можно сделать два заключения. Первое, что тип корабля в былине о Соловье Будимировиче не фантастичен, а историчен и воспроизводит действительность. Здесь необходимо упомянуть, что в былине о Садко имеется тот же тип корабля, хотя описание его в этой былине менее ярко и подробно. Этот тип характерен не для какого-нибудь одного сюжета, а для русского эпоса вообще. Второе заключение, которое можно сделать, состоит в том, что типы древнерусского и древнескандинавского корабля были сходны. Такое предположение может быть подкреплено иконографическими материалами. На одной из миниатюр так называемой Кенигсбергской летописи изображены ладьи Олега, на колесах по суше идущие к Царьграду. Эти ладьи имеют звериные (птичьи) головы.² Представление корабля в виде животного не обязательно

Сноски к стр. 171
1 А. А. Котляревский. Славянский корабль на Руси. Соч., т. II, СПб, 1899, стр. 555—569. См. также возражения Костомарова. — «Вестник Европы», 1866, II, стр. 2—5.
2 См. «История культуры древней Руси». Под общей редакцией акад. Б. Д. Грекова и проф. М. И. Артамонова, т. I, изд. АН СССР, 1948, стр. 304; В. В. Мавродин. Начало мореходства на Руси, изд. ЛГОЛУ, Л., 1949, стр. 35.

172

заимствуется одним народом у другого: оно основано на древних анимистических представлениях, свойственных многим народам. Подобного рода суда известны из античности. По мере падения этих верований звериные детали становятся уже только украшениями, а в былине о Соловье Будимировиче, где корабль украшен настоящими дорогими мехами, эти украшения должны свидетельствовать о богатстве хозяина корабля. Все это показывает нам, что корабль Соловья Будимировича — вполне исторический, раннекиевский тип богатого торгового судна.
   Откуда приплывает этот корабль? Географические приурочения в нашей былине на первый взгляд могут казаться весьма фантастическими. Однако, как показал Халанский в специальной работе,¹ эти приурочения отнюдь не столь фантастичны. Мы можем разбить их на три группы. Соловей Будимирович в некоторых песнях прибывает с Севера: упоминается Нева и море Вирянское или Верейское, в котором большинство исследователей усматривает море Варяжское, то есть Балтийское. С другой стороны, более часто упоминается Днепр и Турецкое море, то есть море Черное. Соловей прибывает из Веденецкой земли или из города Леденца или Веденца. Об этих названиях писалось очень много, но, по-видимому, прав А. И. Лященко, отведший этимологию, предложенную Халанским, будто Леденец — ледяной остров — Island, то есть Исландия. Он пишет: «Земля Веденецкая, то есть Венедицкая, — или город Венеция, вообще владения венециан. Припомним кстати, что с половины XI века начинается развитие могущества Венецианской республики».² Подводя итоги целому ряду географических сопоставлений, Лященко пишет: «Итак, пока все географические названия (южной группы) не представляют ничего фантастического и могут быть вполне реально объяснены из номенклатуры Архипелага, Сирии и Адриатического (Веденицкого) моря».
   Мы не будем перечислять некоторых фантастических названий, не поддающихся локализации и составляющих как бы особую, третью, группу, а также некоторых явных искажений, когда, например, Соловей Будимирович по Волге через Турецкое море приплывает в Киев.
   Между северным плаванием Соловья Будимировича и его южным путем обычно усматривается противоречие. «Осталось

Сноски к стр. 172
1 См. М. Халанский. О некоторых географических названиях в русском и южнославянском эпосе. — «Русск. филолог. вестник», 1901, I, № 1—2, стр. 318—328.
2 А. И. Лященко. Былина о Соловье Будимировиче и сага о Гаральде. Sertum bibliologicum в честь проф. А. И. Малеина, Петроград, 1922, стр. 94—137.

173

необъясненным существование двух вариантов пути Соловья Будимировича: южного и северного» (Лященко). Однако никакого противоречия не получится, если предположить, что здесь отразился путь «из варяг в греки», путь из Балтийского моря в Черное. Былина, таким образом, приобретает совершенно реальный исторический фон. Киев данной былины не только эпический, но и вполне исторический Киев эпохи расцвета до монгольского нашествия.
   Путь, по которому приезжает Соловей Будимирович, есть путь торговый, и сам герой, хотя он и приезжает не для торговли, носит черты богатого торгового гостя.
   Иноземный характер Соловья Будимировича утверждался почти всеми исследователями. Однако можно указать только один случай, когда он представлен не русским. Это — запись из Пудоги от Сорокина. Здесь Соловей прибывает из «земли Веденецкия» и туда же уезжает.

Тут-то млад Соловей сын Будимирович
Не венчался во славном городе во Киеве,
Поехал в свою землю Веденецкую
На тех-то на черныих на кораблях.
(Рыбн. 132)

   Никакие другие записи не дают права говорить о Соловье Будимировиче как об иностранце. Если он приезжает из чужой земли, то это еще не значит, что он иностранец. Он приезжает не как чужеземец, а как русский торговый гость с иноземными товарами из далеких заморских земель. Это не значит, что в данной былине идеализируется купец и купеческое сословие. Он приезжает издалека не столько как купец, сколько как жених: жених в народной поэзии всегда представляется приезжим издалека. Эту фикцию расстояния сохраняет и свадебная обрядовая поэзия. Жених представляется приезжим из далекой земли, хотя бы он был ближайшим соседом. Поэтому прав был Халанский, вскользь заметивший: «Соловей Будимирович заезжий богатырь потому, что он жених». С развитием торговли и морского судоходства жених, прежде являвшийся из неведомой дали, теперь приезжает в качестве богатого гостя из далеких, но все же определенных заморских стран.
   Соловей Будимирович прибывает в Киев всегда очень торжественно. Его приезд описывается весьма подробно. Он везет с собой дружину, и с ним прибывает его мать. Исследователи иногда указывали на то, что мать в дальнейшем развитии хода действия не играет никакой роли и что она, собственно, лишний персонаж. Однако она упоминается в подавляющем большинстве песен, и, следовательно, она почему-то нужна. Она нужна не для развития хода действия, а как свадебный персонаж при сватовстве, так как брачная сделка совершалась не между

174

молодыми, а между их родителями. Присутствие матери как бы выражает народную санкцию этого сватовства: оно есть сватовство благочестивое и правоверное. Соловей Будимирович всегда оказывает своей матери большой почет.
   С богатыми подарками Соловей со своего корабля идет прямо во дворец Владимира, вызывая восхищение всех киевлян.
   Во дворце Соловей никогда, ни в каких случаях не высказывает своих целей. Это он делает не из хитрости, а потому, что это не принято в древнерусском свадебном обиходе. Объясняться можно только обиняком и подходить к делу издали. Прежде всего он выкладывает Владимиру свои подарки. Эти подарки заслуживали бы специального историко-бытового исследования, но для наших целей в этом нет необходимости. С одной стороны, подарки носят чисто эпический характер. Это три мисы с золотом, серебром и жемчугом. С другой стороны, подарки совершенно реалистические и русские: на первом месте здесь стоит пушнина.

Князя дарил куницами и лисицами.
(Рыбн. 123)
А на-ко ти подарочки великие мои,
А на ти сорок сороков моих черных соболев,
А ино мелкого зверю еще смету нет.
(Гильф. 53)

   Особый подарок запасен для княгини Евпраксии. Это — «камка». Камку эту иногда несет сама мать Соловья.

Матушка несет подарочки,
Тую ли камочку заморскую,
Заморскую камочку узорчатую.
(Рыбн. 163)

   Краткую сводку о том, что такое камка, дает Лященко. «Камка... означает: 1) шелковую цветную ткань с разными узорами и разводами; 2) дамасский шелк одного или разных цветов. В разных росписях и расходных книгах старого времени (XIV—XVII в.) упоминается камка Венедицкая, Веницейская, Индейская, Царегородская, Астродамская, Мисюрская (то есть египетская), Кизилбашская и другие. Перед нами несомненно товар восточного происхождения, шедший на Русь преимущественно через Царьград, быть может при посредстве венецианских купцов, имевших большое число торговых заведений в Константинополе».¹ Таким образом, Соловей Будимирович, хотя он и нигде не назван купцом или гостем, все же представляет собой торгового человека, а не богатыря. Товары, привозимые Соловьем, отражают реальную торговлю и реальные торговые связи древней Руси как киевского, так и более позднего времени.

Сноски к стр. 174
1 А. И. Лященко, ук. соч., стр. 119.

175

   Владимир всегда очень доволен подарками и спрашивает, чем он может его отблагодарить или отдарить.

А чем-то мне-ка тебя жаловати
А за эти подарочки великие?
Города ль тебе надо с пригородками,
Аль села ли тебе надо с приселками,
Али много надо бессчетной золотой казны?
(Гильф. 53)

Соловей отвергает все милости Владимира и просит только об одной: он хочет в саду Забавы (Запавы) Путятичны, племянницы Владимира, выстроить златоверхий терем. Это — один из центральных моментов всей былины. В сборнике Кирши Данилова это выражено так:

Не надо мне дворы княженецкие,
И не надо дворы боярские,
И не надо дворы дворянские;
Только ты дай мне загон земли,
Непаханые и неораные,
У своей, осударь, княженецкой племянницы,
У молодой Запавы Путятишной,
В ее, осударь, зеленом саду,
Вишенье, в орешенье,
Построить мне, Соловью, снаряден двор.
(К. Д. 1)

   Это место вызвало особое внимание исследователей. Указывалось на то, что «вишенье-орешенье», сад невесты — свадебный символ. В свадебных песнях этот сад вырубается (как иногда и Соловей вырубает сад Забавы, чтобы построить в нем терем), в саду жених, названный в некоторых песнях Соловьем, строит невесте новый терем. Таким образом, просьба разрешить выстроить терем рассматривается как иносказательное сватовство.¹
   Связь нашей былины со свадебной обрядовой поэзией не может быть отрицаема. Но мы не можем признать, что вся былина состоит из кусочков свадебной поэзии. Она не имеет мозаического строения, композиция ее чрезвычайно стройна и целостна. Мы не можем также признать генетическую связь сюжета как такового с обрядовой поэзией. Былина о Соловье Будимировиче восходит не к свадебной поэзии, а к эпической традиции. Характер сюжета повлек за собой сближение со свадебной поэзией, но сюжет не возник из нее.
   В своем увлечении аналогиями со свадебной поэзией исследователи не обратили внимания на сходство со сказкой. Эта аналогия отнюдь не означает, что былина восходит к сказке.

Сноски к стр. 175
1 См., например, Халанский М. Е. Великорусские былины киевского цикла. Варшава, 1886, стр. 148.

176

Но она имеет с ней общие черты, и эти черты должны быть рассмотрены. Они так же способствуют лучшему пониманию былины, как и аналогия со свадебной поэзией. Волшебная сказка очень часто кончается свадьбой героя с царевной. Перед свадьбой жених подвергается испытанию. Он должен выполнить ряд трудных задач. Одна из таких задач — выстроить за одну ночь дворец перед окнами царского дворца, иногда еще и мост к нему. Разрешить задачу герою помогают невидимые духи, являющиеся из кольца, или он из тридесятого царства привозит с собой волшебное золотое яичко: если бросить такое яичко об землю, оно превращается в золотой дворец.
   Аналогия со сказкой сразу показывает нам, к чему восходит постройка терема в былине. Она не восходит ни к свадебной поэзии, ни к заезжим итальянским архитекторам, — она восходит к древней русской эпической традиции, а именно к испытанию жениха в эпической поэзии.
   Постройка терема есть один из рудиментов такого испытания.
   Но сходство со сказкой оттеняет и отличия от нее. В сказке дворец выстраивается после сватовства, в былине — до него. В сказке постройка дворца входит в состав трудных задач, задаваемых жениху, то есть представляет собой испытание жениха. В былине характер испытания уже утрачен. Герой выстраивает чудесный златоверхий терем или дворец по собственному почину — чтобы поразить невесту, прельстить ее, обратить на себя ее внимание, показать свое молодечество. Отличия эти не случайны. В сказке дворец выстраивается при помощи волшебных духов или волшебных предметов, в эпосе же давно нет никаких волшебных духов, нет волшебных талисманов. В былине дворец выстраивается необыкновенно искусной дружиной героя.

Что вы, братцы, дружинушки хоробрые!
А хоробрые дружинья Соловьевы!
А вы слушайте-ка большого атамана-то вы,
А скидывайте с себя платьица цветные,
А надевайте на ся платьица лосиные,
А лосиные платьица, звериные,
Да взимайте-тко топорички булатные,
А стройте-то ставьте, братцы, три терема,
А три терема-то златоверхиих.
Середь города да середь Киева,
Что верхи бы с верхами завивалися,
А что к утру, к свету, чтоб готовы были,
А готовы были мне-ка жить перейти.
(Гильф. 53)

   Терем всегда выстраивается, как и в сказке, за одну ночь. Но выстраиваются эти терема не духами, а работными людьми и мастерами Соловья Будимировича. Как и в сказке, царевна

177

утром подходит к окну и не верит своим глазам. Если златоверхие терема построены не в саду, а где-нибудь на базарной площади или середь города Киева, она берет подзорную трубу и смотрит на эти дворцы. Если же дворцы построены в ее саду, она просто далеко высовывается из окна, чтобы лучше видеть. В обоих случаях она не может объяснить себе происшедшего чуда.

А что это чудо-то счудилося?
А что это диво-то сдивилося?
А вечор-то стоял да мой зеленый сад,
А стоял-то сад да он целым-целой,
А теперичу-то сад он полоненый стал,
А построено в нем да три терема,
А три терема златоверхиих.
(Гильф. 199)

   Она немедленно отправляется гулять в свой сад. В первом тереме обычно молится матушка Соловья, во втором лежит его золотая казна, в третьем пирует и играет на гуслях сам Соловей Будимирович.
   Приход Забавы в терем Соловья представляет собой момент наивысшего торжества героя. Мы ожидали бы, что он встретит Забаву с величайшим почетом и что вслед за свиданием с нею Соловей пошлет свою матушку к Владимиру сватать ее за него. Но происходит совсем не то. Забава, ослепленная блеском терема, богатством Соловья и его красотой, забывает о всяких условностях и приличиях древнерусской свадебной обрядности и прямо предлагает себя в жены Соловью.

Ай же, млад Соловей сын Будимирович!
Женат ли ты или холост есть?
Возьми ты меня во замужество!
(Рыбн. 132)

   В разных выражениях такое самопросватанье мы имеем почти во всех записях. Оно, следовательно, здесь не случайный, а закономерный элемент.

Тут девица не стыдилася,
За Соловья замуж подавалася.
(Рыбн. 149)

   В редких случаях прямолинейность девушки шокирует певцов и, например, М. С. Крюкова заставляет самого Соловья просить руки Забавы.

Много времени я жил ведь все ведь на свете,
Не видал я таких людей хороших-то,
Как ведь вас, Забава дочь Путятична.
Извините-тко се, что я вам все скажу-то ведь;

178

Я хочу на вас ведь свататься у дядюшки;
Вы желаете ли за меня идти в супружество?
Вы ведь ответьте-тко, дайте мне скорой ответ.
(Марк. 65)

   Самый стиль этого обращения («извините» и пр.) выдает поздний характер этого нововведения. Соловей Будимирович несколько озадачен такой прямолинейностью своей невесты. Он этого не одобряет и иногда укоряет ее:

Всем ты, Любава, во любовь пришла,
Одним ты, Любава, не в любовь пришла:
Сама себя, Любавушка, просватываешь!
(Рыбн. 132)

   Ей становится стыдно, и она убегает, а на следующий день Соловей идет к Владимиру свататься.
   Эти укоры имеются в большинстве вариантов и обычно носят шутливый характер. Забава выставляется не очень далекой; Соловей слегка издевается над ее простоватостью, но эта простоватость его нисколько не останавливает. Так, например, в одной из мезенских записей Забава, прцдя в терем, садится на порог и сидит.

Говорит-то тут Соловей Будимирович:
«Да сказали, Забава-та хитра-мудра,
Нам сказали, Забава да очень хоробра,
А заправо Забавы да глупей не нашел».

Ответ Забавы как будто подтверждает оценку Соловья:

Уж ты ой еси, Соловей Будимирович!
Мне казалось у тебя да все по-небесному.
(Григ. III, 27)

В былине, записанной в Пудожском районе, Соловей на самопросватанье девушки отвечает:

А твое бы дело да не здеся быть,
А дома бы быть да коров кормить,
Коров кормить да телят поить.
(Милл. 85)

   Строго говоря, самопросватанье не вытекает из ситуации данной былины: в нем нет никакой непосредственной необходимости. В традиции русского эпоса, как мы видели, женихи невест себе не ищут: герою невесту предлагают. Или ее предлагает отец (Садко), или она предлагает себя сама (Потык, Добрыня и Марина); здесь Соловей Будимирович сам ищет себе невесту, самопросватанье же принимает шуточный характер. В сватовство Соловья оно вносит легкий диссонанс, маленькое недоразумение, к которому Соловей Будимирович относится

179

отнюдь не трагически, тем более что он понимает, что девушка потеряла самообладание именно ослепленная его, Соловья, достоинствами.

Как Соловей, сын Будимирович,
На то ведь уж не сердится.

Он вместе с матерью идет к Владимиру, высватывает Забаву и благополучно с ней уезжает.

Стали жить-то быть,
Семью водить да детей плодить.
(Милл. 85)
А начали тут они да жить-то быть,
А жить-то быть да семью сводить,
А семью сводить да детей наживать.
А стал-то он тут по-здоровому,
А стал-то он да по-хорошему.
(Гильф. 53)

   Так кончается эта замечательная и своеобразная песня о сватовстве Соловья Будимировича и о его счастливой женитьбе. Если герой кончает тем, что основывает семью, то в данной песне это певцами безусловно одобряется. Все кончается «по-здоровому» и «по-хорошему». Одобрение это вызвано тем, что и жених и невеста — оба обыкновенные русские люди, эпически идеализованные (он — богатый гость, она — племянница Владимира), но близкие народу и оба русские. Забава Путятична уже не Лиходеевна, не колдунья и не иноземка, она обыкновенная русская девушка, и брак с такой девушкой и воспевается в былине.
   Эта былина прекрасно завершает целый цикл, большую ступень в развитии русского эпоса. Завершая этот цикл, она вместе с тем обнаруживает и внутренние границы цикла и необходимость их расширения. Как бы хороши ни были некоторые из былин этого цикла, развитие русского эпоса на них не остановилось и дало еще более совершенные создания народного гения.
 

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

Соловей Будимирович

— герой былины, известной в 10 записях, из которых старейшая принадлежит Кирше Данилову. Как обстоятельно выяснено проф. В. Ф. Миллером, эта былина — северного, новгородского происхождения, хотя по своему действию и приурочена к киевскому циклу; это объяснение подтверждается и географическими данными былины (море Варяжское — Финский залив, город Леденец — замок Линдаписса около Ревеля, остров Кодольский — Котлин), как это указал П. H. Милюков. С. Будимирович приезжает на Соколе-корабле в Киев сватать племянницу князя Владимира, Запаву Путятичну, строит в ее саду в одну ночь три чудесно изукрашенных терема и этими теремами, а также игрой на гуслях так прельщает Запаву, что она сама к нему приходит; они целуются, милуются и меняются золотыми перстнями, но мать С. уговаривает его, отсрочив свадьбу, съездить за синие моря; во время этой поездки, по варианту Кирши Данилова, благодаря такому же обману, как в былинах о Добрыне Никитиче, Запава соглашается выйти замуж за Давида Попова, но возвратившийся во время свадебного пира С. Будимирович разрушает план Попова и Запава идет за настоящего своего жениха. Как отметил проф Халанский, былина о С. Будимировиче имеет тесную связь со свадебными песнями по своей символике, по сюжету же она близко совпадает с повестью о Василии Златовласом, так что можно для повести и былины предположить общий источник, если не считать былины, возникшей под влиянием повести. В некоторых других былинах и у Кмиты Чернобыльского С. Будимирович смешивается с Соловьем разбойником (см.).

См. Веселовский, "Южно-русские былины" (I и II); его же, "Заметки по литературе и народной словесности"; Вс. Ф. Миллер, "Очерки русской народной словесности" (М., 1897); его же, "Экскурсы в область русск. эпоса"; Халанский. "Великорусские былины киевского цикла"; его же, "Южно-славянские сказания о Кралевиче Марке"; Милюков, "Что такое "море Варяжское" и "город Леденец" (в "Юбилейном сборнике в честь В. Ф. Миллера", М., 1900).

А. Б.

Григорий Базлов

Соловей Будимирович

    В русской эпической традиции есть немало былин, которые традиционно относят к былинам киевским, тем не менее, по ряду признаков их можно отнести и к северному – новгородскому былинному циклу. Некоторые из них не сохранили такие убедительные признаки северного происхождения как былина о Дюке Степановиче, но, тем не менее, имеют черты, позволяющие нам сделать предположение, что былины эти не только были сохранены народной памятью на русском Севере, но и созданы были там же.

   Былина о Соловье Будимировиче, который, между прочим, ещё и гусляр, известна в 28 записях. Самая старая из записей принадлежит Кирше Данилову. Ещё профессор В.Ф.Миллер¹ убедительно утверждал, что эта былина северного, Новгородского происхождения. Тем не менее, по основному месту действия её приурочили к Киевскому циклу. П. Н. Милюков обратил внимание на то, что в былине упоминаются такие географические реалии как: море Варяжское - Финский залив, город Леденец - замок Линдаписса около Ревеля, остров Кодольский – Котлин. С нашей точки зрения, гидроним «Варяжское море» в этой былине следует понимать шире, нежели Финский залив. Варяжским морем называлось всё море Балтийское или, как минимум, его часть от Финского залива до земли славянского племени варинов, которых немцы именовали ваграми, а на Руси традиционно называли варягами.

   Прежде чем перейти к рассмотрению упомянутых в былине топонимов, хочется отметить, что по сюжету былина очень близка именно к великорусским свадебным песням, в которых жених приезжает откуда-то из-за моря.² Это обстоятельство мы можем считать так же прямым свидетельством того, что былина создавалась в среде великорусской и мифопоэтическими конструкциями была укоренена в устойчивых мифологических формулах великорусской традиции.

   Одна из наиболее распространенных записей былины перечисляет такие топонимы: Соловей Будимирович приплывает из города «Леденца», из земли «Веденецкой».

«Из-за славного синя моря Волынского,

Из-за того Кодольского острова,

Из-за того Лукоморья зеленова...»³

   С.В. Рогачев в своей работе «Гледен- Леденг» так определяет прототип былинного города Леденца: «Скорее всего, название древнего города — предшественника Устюга — Гле’ден есть результат некоторой перекомпоновки финского полунарицательного топонима Ле’денг.»

   Он предлагает считать прототипом города Леденца либо Великий Устюг, либо населенный пункт находящийся ныне на полпути между Никольском и Тотьмой в селе в 200 км к юго-западу от Устюга. Он стоит на речке Леденге (текущей к Сухоне), деревня выше по течению именуется Леденга. Другой топоним, предложенный С. В. Рогачевым, в качестве прототипа расположен в 200 километрах к югу от Великого Устюга, так же называется Леденгск, но уже в бассейне Ветлуги.

   Распространено так же мнение, что город Лединец, это Линданисса одно из названий древнего Таллина.

   Былинный «Кодольский» остров П.Н. Милюков считал островом Котлин (Ketlingen)⁴. В.Б. Вилинбахов подразумевал под топонимом «Кодольский» - «…искаженное название острова Готланда, мимо которого действительно мог плыть Соловей Будимирович, отправлявшийся на Русь из западнославянских земель.»⁵

   Можно сказать, что, несмотря на отличные мнения, большинство исследователей локализуют упомянутые топонимы на севере России и в балтийском регионе, расходясь в местонахождении отдельных мест, но всегда связывая их расположение или с Русским Севером или с Балтийским морем.





Вид на залив с Арконы


   Былинное «зелёное Лукоморье», всегда единодушно помещается исследователями так же на Балтийском море, только одни (В.Б. Вилинбахов) видят в нем искаженное название - «Зеландское лукоморье (поморье)»⁶, другие (Е. Нефедов) берег острова Руяна (Рюгена), залив между полуостровом Виттов (на котором стояла та самая Аркона) и полуостровом Ясмунд, имеющий четко очерченную дугообразную форму. В настоящее время он называется Тромпер Вик (Tromper Wiek).⁷




Карта Руяна


   Присмотревшись к описанию флота богатого гостя, мы обязательно обратим внимание на оформление кораблей Соловья Будимировича. Они роскошно украшены и, что характерно, все эти богатства подчеркнуто северные:

У того было сокола у корабля

Вместо бровей было прибивано

По черному соболю якутскому,

И якутскому ведь сибирскому;

Вместо уса было воткнуто

Два острые ножика булатные;

Вместо ушей было воткнуто

Два востра копья мурзамецкие;

И два горностая повешены,

И два горностая, два зимние;

У того было сокола у корабля

Вместо гривы прибивано

Две лисицы бурнастые;⁸

Вместо хвоста повешено

На том было соколе-корабле

Два медведя белые заморские»⁹

   Соловей Будимирович сидит на кресле из «дорогого рыбьего зуба», то есть из моржового клыка, который добывали только на Русском Севере, на Баренцевом и Карском море.

   Соболя, горностаи, бурые лисицы, шкуры белых медведей, моржовые клыки, все говорит о том, что Соловей Будимирович приехал с Русского Севера и с Варяжского (Балтийского моря).

   Начинается былина так же с описания севера и северной природы:

«А мхи были, болота в поморской стороны,

А гольняя щелья в Бели́-озери́,

А тая эта зябель в подсиверной страны,

А ‹...› сарафаны по Моши по реки́,

Да раструбисты становицы в Ка́ргополи,

Да тут темные лесы что смоленские,

А широки врата да чигиринские.»¹⁰

   Сказитель как бы описывает откуда и куда плывут корабли Соловья Будимировича: Поморье, Белое озеро, река Моша (Архангельская область, приток р. Онеги), Смоленские леса, уездный город Киевской губернии Чигирин, Днепр, Киев.

   Учитывая перечень этих географических названий можно утверждать, что Соловей Будимирович – «больший атаман» (кстати, тоже северная - новгородская должность предводителя дружины) прибыл с Русского Севера. Очевидно, что его город Леденец находился где-то там. Или, как предполагает С.В. Рогачев, в Великом Устюге или как П. Н. Милюков - это замок Линдаписса около Ревеля, остров Кодольский – Котлин.

   Существует так же мнение, что легендарный город Леденец - это старорусский Веденец, древнее русское название Венеции. Логично предположить, что в этой былине так же как в былине о Дюке Степановиче речь идёт не о Венеции, а о знаменитом, крупнейшем в средневековье, торговом славянском городе Винете (Волине, Юмне), превратившемся со временем из Веденца в Леденец. В упомянутом море Волынском многие исследователи видят море Балтийское, названное так в честь знаменитого острова Волин.¹¹

   Можно так же предположить, что былинный город Леденец – это торговый город в южной Швеции, на берегу реки Лёдде. Город назывался Лёддечёпинг, что на Руси могло быть запросто сокращено до «Леденца». Тем более, что это поселение, находилось не далеко от острова Руяна, можно сказать, «напротив» и располагалось в точности на пути предполагаемого путешествия Соловья Будимировича. О связи Соловья Будимировича с Балтийскими славянами свидетельствует и тот факт, что наряду с традиционными северорусскими дарами князю: «сорок сороков соболей», «мелкого зверя и сметы нет», он ещё дарит дорогие ткани. Известно, что дорогие ткани выполняли в экономике балтийской Руси ту же функцию, что и меха на Руси северной, они были прообразом денег, эквивалентом стоимости. Не случайно, в языческих храмах балтийских славян накапливалось такое огромное количество дорогих тканей.

   « …драгоценные металлы не допускались у ран в обращение. Деньгами служили у них не меха, как у русских в старину, а полотна…»,¹² «… по словам Саксона Грамматика, кроме множества денег (в храмах. Г.Б.) хранился великий запас драгоценных тканей, распадавшихся от ветхости.»¹³

   Былину о Соловье Будимировиче сближает с былиной о Дюке Степановиче, не только их северное - варяжское происхождение, похожие названия их городов, упоминание о Балтике, но и неслыханное, баснословное богатство главных героев. Это так же наводит на мысль, что оба богатыря прибыли из какого-то крупнейшего, богатейшего торгового города на Балтике, а таким городом там был именно Волин – Винета.





   И если Дюк Степанович, в былине, просто хвастался своим богатством, то атаман Соловей Будимирович с дружиной приезжает сватать племянницу киевского князя. Вероятно, что не только богатство, но и знатное происхождение позволяли ему так поступать. Это обстоятельство позволило А. Я. Лыщенко увидеть в былине параллели со Сватовством к дочери Ярослава Мудрого норвежского королевича Гарольда III. Нам кажется, что в былине идет все-таки речь о славянском герое. С этим согласен, например, и В.Б. Вилинбахов:

   «…мы отказываемся видеть в Соловье, носящем чисто славянское имя, скандинавского путешественника. Гораздо более вероятным представляется то, что он был западнославянским мореплавателем; во всяком случае, это был славянин, прибывший на Русь с Балтийского моря.»¹⁴

   Вряд ли русские северные былины стали бы с симпатией воспевать сватовство традиционно враждебного норвега к киевскому князю. Разумнее было бы ожидать подобное восхищение от скандинавских сказителей.

   Если допустить, что в перечне топонимов, в зачине былины, подразумеваются не Новгородские земли, а, возможно, южное побережье Балтийского моря – Балтийская Русь, то и там мы сможем отыскать некоторые аналогичные названия. Например, «поморская сторона» может оказаться не только землёй беломорских поморов, но так же, и Балтийским поморьем¹⁵. Город Леденец (Лёддечепинг) окажется так же, не далеко.






Следующий топоним из былинного зачина описан так:

«А гольняя щелья в Бели́-озери́,»

   Новгородцам, конечно хорошо известно, что на Белом озере, которое у города Белозерска, нет «гольных щелей» то есть – прибрежных, гранитных, покатых скал. Именно такие скалы на Севере называют «щелья». Видимо, в былине подразумевается какое-то другое Белое озеро. Возможно, что это озеро Имандра, на Кольском полуострове, в старину оно называлось так же Белым, там подобных скал множество. А не исключено, что речь идет и об озере Белом, расположенном на балтийском острове Руяне (современный Рюген).

«А тая эта зябель в подсиверной страны,»¹⁶

   Снова, в былине говорится о северной «зябели», от слова «зябнуть», то есть о холоде, может быть и о ветре.

«А ‹...› сарафаны по Моши по реки́,»¹⁷

   Река Моша протекает в Архангельской области, в Плесецком и Няндомском районах. Является правым притоком Онеги. В четырёх километрах от места впадения находится село Федово. Опять северный топоним.




Река Моша


«Да раструбисты становицы в Ка́ргополи,»¹⁸

   Каргополь – город расположенный на правом берегу реки Онеги, в Архангельской области. Каргопольский район граничит с Вологодской областью и республикой Карелия.

   Обратите внимание, почти везде речь идёт о водных путях. Этим, кажется, сочинитель былины хотел подчеркнуть, что былина о людях флотских, много путешествующих на кораблях.




Город Каргополь, на берегу р. Онеги.


   Большинство упомянутых топонимов (а их можно без натяжки назвать и гидронимами) находятся на территории древней Новгородской земли, теперь это Карелия, Вологодская и Архангельская область.

   Далее в былине говорится о смоленских лесах и «Вратах чигиринских» подразумевая, видимо, дальнейший маршрут кораблей Соловья Будимировича в Киев.

«Да тут темные лесы что смоленские,

А широки врата да чигаринские.»

   Ещё одним характерным маркером, подтверждающим северорусское происхождение Соловья Будимировича, является его страсть к игре на гуслях.

«Струну к струночке натягивает,

Тонцы по голосу налаживает,

Тонцы он ведет от Новагорода,

А другие ведёт от Еросолима,

А все малые припевки за Синя моря,

За синя моря Волынскаго,

Из-за того Кодольского острова,

Из-за того Лукоморья зелёного.»¹⁹

   Интересен перечень старинных музыкальных терминов и приёмов:

«Тонцы по голосу налаживает» - то есть настраивает гусли не по камертону, а под собственный голос. Так, действительно поступало большинство народных исполнителей, вплоть до конца ХХ века. При таком строе инструмента, легче петь.

   «Тонцы он ведет от Новагорода,» - видимо, использует гусельный строй, известный тогда как «новгородский».    Скорее всего, это именно тот строй, который этномузыкологи чаще всего находили в экспедициях по северо-западу России в конце ХХ века, хорошо известный строй «по звукоряду». Можно предположить, что под «новгородский строй» Соловей исполнял именно северные исторические песни и былины, сложившиеся в Новгородской земле.

   «А другие ведёт от Еросолима,» - по нашему мнению, тут говорится, что гусляр – Соловей умеет перестраивать гусли на «Иерусалимский лад», видимо, для исполнения христианских духовных стихов и псалмов, так как это было принято делать на инструменте псалтыре (от греч. Ψαλτήριον). Вероятно, этот строй напрямую ассоциировался с исполнением религиозных произведений. Не случайно шлемовидные гусли, наиболее близкие по конструкции к библейскому инструменту псалтирь, получившие широкое распространение среди духовенства, в народной традиции назывались - «гусли поповские».




1696 г. Буква «Пси». Псалтирь.

« А все малые припевки за Синя моря,

За синя моря Волынскаго,

Из-за того Кодольского острова,

Из-за того Лукоморья зелёного»

   Показательно, что «малые песни», вероятнее всего, это припевки и песни «под пляску», лирические и весёлые частушки, географически привязаны к Лукоморью зелёному, к морю Волынскому, то есть Балтийскому. Даже больше, они из-за моря Волынского, из земель находящихся за морем, то есть из Балтийской Руси. Подобные песни, на Руси часто назывался песнями «елинскими», то есть языческими. И не мудрено, ведь до 13 века обширная часть земель Балтийской Руси оставалась в языческой вере, в то время как остальная Русь, была уже крещёной. Видимо весёлые пляски и припевки устойчиво ассоциировались с дохристианской религией и соответственно, с Балтийской Русью и по этому выделялись в особый жанр, отстоящий от исторических песен, былин и духовных стихов. Однако в былине к этому песенному жанру, происходящему из-за моря Волынского, с Лукоморья зелёного, отношение одобрительное и это видно в описании музыки, которая слышна из теремов, построенных в Киеве Соловьём Будимировичем. Там играют «во гуселька яровчаты» и опять повторяется перечисление трёх жанров гусельной игры: новгородской, иерусалимской и Лукоморской.

«Тонцы ведут от Нова города,

Другие ведут-то от Еросолима,

Припевы припевают хороши.»²⁰

   Как мы видим, даже в теме гусельной игры, из трёх «тонцев» - строев и жанров исполнения на гуслях, два происходят из Новгородской земли и Балтийской Руси. Третий, так же не киевский, а Иерусалимский - традиция исполнения псалмов. В некоторых вариантах былин, отчество Соловья совсем «гусельное» - «Соловей да сын Гудимирович!». Можно осторожно предположить, что его отец – Гудимир, мог быть назван в честь инструмента гудка или гуслей, двух наиболее сакральных инструментов древней Руси.

   По свидетельству фольклорных экспедиций этномузыкологов консерватории им. Римского- Корсакова, на территории современной северо-западной России, гусли были наиболее распространены и популярны. Аналогичные инструменты найдены в Балтийской Руси и даже оставили свой след в Дании, где некогда находились славянские колонии. «Очевидное сходство с новгородскими древними гудками и гуслями, их частями, деталями или заготовками обнаружено археологами в Хедебю — это граница Германии и Дании, в Польше в городах Ополе и Гданьске,..»²¹

   Традиция игры на гуслях сохранилась в России до конца ХХ века и была благополучно перенята нашими современниками. На Украине же, традиции гусельной игры слабо прослеживаются и в фольклорном материале и исторически.

   События былины выстроены по классической кольцевой композиции, как большинство русских богатырских сказок. Выйдя из дома, богатырь совершает подвиги и возвращается домой, проделав гигантский круг. Мы помним, что повествование начинается с севера, с описания мест – родины Соловья. В записи былины сделанной Сорокиным в Пудоге Соловей не только приезжает из «земли Веденецкия», но и возвращается на северо-запад с невестой.

«Тут-то млад Соловей сын Будимирович

Не венчался во славном городе во Киеве,

Поехал в свою землю Веденецкую

На тех-то на черныих на кораблях.»²²

Э   то обстоятельство так же приводят нас к выводу, что Соловей Будимирович – человек с северо-запада.




М.П. Чевалков. Соловей Будимирович и Забава Путятична. 2003.


   Основные противоречия внимательных исследователей сосредотачиваются на споре, откуда же всё-таки пришли корабли атамана Соловья в Киев? С русского Севера или с Балтийского побережья? Нам кажется, что это противоречие можно устранить, вспомнив о том, что некогда Русь Новгородская была заселена славянами именно с южного побережья Балтийской Руси, с того моря Варяжского, Волынского, Синего, по замечанию Повести временных лет новгородцы происходят – «от рода варяжского». Довольно продолжительное время связи Земель Новгородских и Балтийской Руси были очень крепкими. Об этом свидетельствуют и археологические открытия последнего времени, и северный русский эпос.²³ Весьма вероятно, что атаман Соловей мог жить на Балтийском побережье, а «коммерческое дело» своё вести в районе современной Вологодчины и Архангельской области. Именно там добывалась драгоценная пушнина и чрезвычайно дорогой моржовый бивень. Традиционно считается, что в VI веке на земли Новгородского княжества, с запада, пришли племена кривичей, а в VII веке, в процессе славянского заселения Восточно-Европейской равнины, пришло племя ильменских словен. Если наше предположение верно, то время происхождения былины можно с определенной степенью вероятности датировать периодом с 6 по 10 век. Если же упомянутого в былине князя Владимира Красное Солнышко предположительно считать реальным историческим персонажем - князем Владимиром Святославичем (который стал новгородским князем в 970, а в 978 году захватил киевский престол), то былину следует отнести к 10 веку. Князь Владимир, родившийся под Псковом и имевший весьма тесные связи, как с Новгородом, так и варягами Балтийской Руси, вполне мог благосклонно отнестись к сватовству своей племянницы, каким-нибудь князем или родовитым и богатым атаманом из Варяжской (Балтийской) Руси, из Леденца или Волина.

   Былина о Соловье Будимировиче, безусловно, северорусского происхождения, имеющая очевидное отношение к Балтийской Руси и сохранившая воспоминания о былой близости, об административных, хозяйственных и культурных связях древней Новгородчины не только с Киевским княжеством, но и со славянскими княжествами Балтийского Поморья. Несмотря на то, что основные события повествования происходят в Киеве, её всё же корректней отнести к былинам Новгородского цикла, вслед за былинами о путешествиях Садка, Василия Буслаева и Дюка Степановича.




Н. Кочергин. Автолитография. 1949.


Григорий Базлов. Тверь. Январь 2011 года.


Примечания:

   1Ф. Миллер Очерки русской народной словесности. Москва. 1897 ; его же: Экскурсы в область русского эпоса.

   2М. Халанский. Великорусские былины киевского цикла. Варшава, 1885, стр. 148; В.Ф. Миллер. Очерки русской народной словесности. М., 1897, стр. 211; А.Н. Веселовский. Южнорусские былины. Сб. ОРЯС, т. XXII, № 2, СПб., 1881, стр. 77-78.

   3Из собрания песен П.Н. Рыбникова, т. I М., 1862, стр. 318.

   4Милюков П. Н. Что такое море Вирянское и город Леденец? // Юбилейныйсборник в честь В. Ф. Миллера. М., 1900, стр. 315.

   5В.Б. Вилинбахов. Былина о Соловье Будимировиче в свете географической терминологии.

   6В.Б. Вилинбахов. Былина о Соловье Будимировиче в свете географической терминологии.

   7Е. Нефедов. Лукоморье - где это с точки зрения южно-балтийской версии происхождения Руси?

   8То есть «бурые», с бурым мехом, а не рыжие, как в средней полосе.

   9Текст публикуется по изданию: Сборник Кирши Данилова. Серия «Литературные памятники». М., 1977.№ 1.

   10Соловей Будимирович // Былины: Сборник. — Л.: Сов. писатель, 1986. — С. 226—232. — (Б-ка поэта. Большая серия).

   11В.Б. Вилинбахов, Н.В. Энговатов. Где была Индия русских былин. В кн.: Славянский фольклор и историческая действительность. М., 1965, стр. 99-109.

   12Когда Европа была нашей: история балтийских славян / А. Гильфердинг. - М. : Эксмо: Алгоритм, 2010. С. 187.

   13Когда Европа была нашей: история балтийских славян / А. Гильфердинг. - М. : Эксмо: Алгоритм, 2010. С. 188.

   14В.Б. Вилинбахов. Былина о Соловье Будимировиче в свете географической терминологии.

   15Pòmòrzé – историческая область, выходящая на южное побережье Балтийского моря, примерно соответствующая нескольким северным воеводствам Польши — польск. Pomorze; и прибалтийским землям Германии — нем. и швед. Pommern, идентифицируемым на русском языке как Померания

   16Соловей Будимирович // Былины: Сборник. — Л.: Сов. писатель, 1986. — С. 226—232. — (Б-ка поэта. Большая серия).

   17Там же.

   18Там же. Соловей Будимирович // Былины: Сборник. — Л.: Сов. писатель, 1986

   19П.Н. Рыбникова, т. I. М., 1862, С. 324.

   20А. Ф. Гильфердинг. Онежские былины. СПб. 1873. С. 370.

   21Поветкин В. И. Слово о музыкальной археологии России.

   22П.Н. Рыбникова, т. I. М., 1862, С. 132.

   23Например былины о Садке и о Дюке Степановиче.

Проф. А. П. СКАФТЫМОВ. ПОЭТИКА И ГЕНЕЗИС БЫЛИН ОЧЕРКИ

 

Соловей Будимирович.

   Былину о Соловье Будимировиче Вс. Ф. Миллер (№ 196, стр. 201—219) считает принадлежащей к северному репертуару. Вот его аргументы: 1) былина известна только на севере; 2) Соловей-богатырь — мореход, собственник кораблей с богатыми товарами (ср. Садко); это могло произойти только из местности, где процветало судоходство и торговля; 3) украшения корабля составляют пушные богатства северного края; 4) былина обнаруживает хорошее знакомство с судоходным делом (щупанье луд); 5) Соловей гусляр (ср. Садко); 6) Соловей строит при теремах „гостинный двор“ (торговля Новгорода); 7) корабли бегут по морю Вирянскону (Варяжскому); иногда едут по Днепру, но в таких случаях в былине всегда путаница; 8) отводя южную географию былинного города Леденца (см. мнение М. Е. Халанского, отождествляющего Леденец с сербским и болгарским Ледяном — „Южно-слав. сказ. о кр. Марке“, II, 327—336), Миллер считает его северным городом; 9) облик матери Соловья напоминает ему свободную суровость и решимость новгородской женщины. Источником фабулы Вс. Миллер считает иностранную повесть о Василии Златовласом (ср. М. Е. Халанский,

186

там же, стр. 327). Через Новгород легче всего могло произойти знакомство с повестью. Временем создания былины Миллер считает XV—XVI в.

   П. Н. Милюков (№ 236), в соответствие к статье В. Ф. Миллера, дает справку к топографии былины; Море „Вирянское“ или „Веряйское“, искажение имени „Варяжское“, есть не что иное, как море Балтийское или, точнее, Финский залив. „Славный город Леденец“, это — древняя эстонская столица Линданисса, замок, стоящий на месте теперешнего города Ревеля. Остров Кодольский — остров Котлин. Временем создания был тот момент, когда старинный эстонский замок — Линданисса еще имел о себе память, а это автор считает вероятным в перой половине XIII века.

   А. М. Лобода в исследовании о былинах, о сватовстве (№ 128) посвятил главу сватовству Соловья Будимировича (гл. III). Большую часть главы занимает обзор предшествующих изучений этого сюжета. Соловья считает он „заморским лишь в том смысле, как вообще жених в песнях называется „чужим чужанином“. „Купечество“ Соловья, это — обычная черта свадебного обряда. Сад Запавы — ср. в песнях у невесты сады, поле не ораное. Постройка теремов тоже входит в свадебную символику. Соловей Будимирович — в песнях жених приходит будить. Украшения терема: месяц, солнце, звезды параллельны колядкам и соответствуют общей средневековой символике. Гусли и свирель в песнях обозначают символический призыв невесты к удовольствиям, которые ждут ее в обществе молодежи и жениха. Шахматы, шашки обычная принадлежность свадебной символики: проигрыш невесты обозначает помолвку. Отлучка Соловья и история с Давидом Поповым или Грубиянищем является придатком, перенесенным из былины о Добрыне в от‘езде. К иноземным параллелям, указанным ранее (Ягич, Халанский) автор прибавляет параллели: 1) добывание Гильды в Кудруне, 2) женитьбу Освальда, 3) сказки о Кощее, о семи Семенах. Со Всев. Миллером А. М. Лобода не соглашается: с торговым и судоходным делом были знакомы не только новгородцы (ссылка на свидетельство Константина Багрянородного „De adminictrando imperio“); известность былины на юге свидетельствуется грамотой Кмиты Чернобыльского. Отвергает автор и топографические раз‘яснения Н. П. Милюкова (с. 43 и сл.). Ср. А. З. Вольтер „Что такое Линданисса“ (№ 56).

   А. Лященко былину о Соловье Будимировиче ставит в связь с сагой о Гаральде (см. № 138). Автор приходит к следующим выводам (формулировано автором):

   1) Наша былина отражает исторический факт пребывания на Руси Гаральда, впоследствии короля Норвегии и мужа Елизаветы, дочери Ярослава.

   2) Былина появилась в дружинной среде, окружавшей князя Ярослава; составитель ее знал, по всей вероятности, сагу о Гаральде,

187

которая рассказывалась еще при жизни Гаральда. Она отразилась некоторыми чертами на былине; но, при всем том, былина не переделка и не перепев скандинавской саги, а оригинальное по сюжету (по сравнению с сагой) произведение.

   3) Древнейшая редакция былины должна была заключать в себе описание приезда с севера в Киев Гаральда, его сватовства, от‘езда в Византию, возвращения и свадьбы. Вполне возможно появление уже в древней редакции драматического элемента: борьбы с соперником.

   4) Установление факта двойного приезда героя былины в Киев — с севера и с юга — помогает разобраться в кажущейся спутанности географических имен былины.

   5) Чертами, общими в былине и саге, являются: мотивировка отсрочки свадьбы, собирание героем богатств, его паломничество в Св. Землю, заключение царем заморским в тюрьму за скрытие богатств, прибытие, от‘езд и возвращение в Киев на кораблях, описание корабля. Сага отмечает службу Гаральда у Ярослава по охране государства против „язычников“, что составляет идейное содержание русского былевого эпоса.

   6) На родине Гаральда (в Норвегии) существовал рассказ о нем и невесте, ждавшей его по условию 15 лет.

   7) Нормандско английские поэтические произведения о Горже и о Гереварде и Гаральде известны в редакциях XII—XIV веков; вполне вероятно предположение, что в них отразилась история любви Гаральда и Елизаветы.

   8) Имя Соловей могло быть придано герою былины, как певцу и поэту; отчество Будимирович — „строитель“ — указывает на его чудесные постройки в саду Запавы.

   9) Наиболее ярко скандинавское влияние отразилось на нашей былине в описании корабля Соловья.

   Ссылки:

12. — Вс. Миллер. Очерки р. народной словесности. Былины I (См. № 196). Изв. От. Р. Я. и Сл., 1898, 3 (III), стр. 905—923 и отдельно. (П.).

56. Вольтер, Э. А. Что такое Линданисса. И. О. Р. Яз. и Сл., 1900, IV. (Б.).

128. — Русские былины о сватовстве. Киев. 1905. Рец. см. № 250, 325. (П.). (Б.).

138. Лященко, А. И. Былина о Соловье Будимировиче и сага о Гаральде. Sertum bibliogicum в честь проф. А. И. Малеина. Петербург. 1922, с. 94—136.

175. — Обзор трудов В. Ф. Миллера по народной словесности. Изв. О. Р. Я. и Сл., 1914, 2; 1915, 1, с. 291—349. Ср. Древности. Труды Слав. Ком. М. А. О., т.V, протоколы, стр. 57—58, доклад А. В. Маркова о кн. В. Ф. Миллера. Очерки, т. II. (П.).

196. — Очерки русской народной словесности. Былины, I—XVI. М. 1897. Отзыв см. № 12, 175 (П). (Б).

236. Милюков, П. Что такое „море Вирянское“ и „город Леденец“? Юбил. сб. в ч. Миллера, 1900 г. (П.). (Б.).

250. Перетц, В. Рец. на кн. А. Лободы „Былины о сватовстве“ (см. № 128) Киевск. Унив. Изв., 1904. (П.). (Б.).

325. Трубицин, Н. „Пересмотр“ русск. был. о сватовстве. (По пов. кн. Лободы № 128). Ж. М. Н. П., 1905, дек.