Газета мартыновских краеведов КАЦКАЯ ЛЕТОПИСЬ

"Быт русского народа" А. Терещенко "Русская книга" 1999

"Мужики и бабы" Иллюстрированная энциклопедия С-Пб. "Искусство-СПб" 2005

В. И. Даль "Толковый словарь живого великорусского языка"

"Кацкая кукла" Лен, ткань. L=10 см. h=30 см. № П/23

Газета мартыновских краеведов КАЦКАЯ ЛЕТОПИСЬ № 11-12 (30-31) Август 1995 года

КУКЛЫ БАБУШКИ НЮРЫ

Из очерка «Мышкины потешки»

На улице осенняя изморозь, как говорят здесь — темно, наволошно». Хожу по домам и, в унисон с погодой, результаты неважные. Задержалась только у Анны Васильевны Щениковой. Она с 1915 года, родом из соседней деревни Кузьмадемьянка. Теперь одна; наезжают дети, внуки. Вот и приходится делать запасы: сидит за столом, крошит на засол капусту.
Разговорились. Бабуля оставила крошенину — будем делать куклу. Тряпки есть и кудель найдется, а вот льна на косу нет. Припоминает, что у соседки вроде был припрятан еще с колхозных времен. Ей даже не приходит в голову простая догадка: набить куклу тряпками — все равно не видно. Нельзя — тогда будет не по настоящему. Я иду с просьбой к Екатерине Васильевне. Великолеповой и получаю шелковистую прядь чистого льна —: на горке хранился, завязан в мешочке, сама трепала и чесала Пока ходила, Анна Васильевна «заваляла» кудель в белую тряпку, перевязав крестиком грудь льняной ниткой. Нашла-таки!
— Титьки-то сами выйдут, как перевяжешь потуже. Мы катышки не пришивали. Как мама покажет, так и делали.
Потом перебираем лоскутки, ищем подходящую тряпочку на юбку. Наблюдаю и поражаюсь как из тканей с современными рисунками старушка находит кусочек ситца с зелеными и малиновыми цветами. Излюбленное красочное сочетание — в эти цвета красили здесь лен для ткачества — на постельники те же цвета перебирали и в половиках.
Теперь Анна Васильевна пришивает на лоб льняную прядь, перекидывает ее назад, заплетает косу зеленой вязкой.
— Вот и кукла. Мужиков не делали, только девушек. Нарядим кукол и поедем в гости к подругам. Играли на лавках, стульев в избах не было. И убирали потом кукол, клали, на свое местечко. Кто — в корзиночку, в ящичек какой, в коробочку кто куда.
Получаю подлинный, этнографический образец местной крестьянской куклы. Даже набивка ее непременно куделью, и коса из льна, и перекрещйвание груди льняной нитью полны значения, свидетельствуя о традиционных занятиях кацкарей льноводством Не случайно маленькие снопики льна называли раньше одушевленно «куколки», а сам процесс околачивания семян превращали в семейный ритуал,.
Мышкинский уезд в прошлом веке славился по губернии как самый льноводный. Знаменитый «брагинский» лен, из которого получали шелковистое волокно длиной 90 сантиметров, шел и на экспорт, в Англию. И в советское время здешние колхозы специализировались на выращивании льна.
Но постепенно, еще с тридцатых годов, прекратилась селекция льна, понизилась культура
работы с ним, очистка семян, уход за посевами. И в конце концов не стало брагинского льна с его тонким, на диво длинным волокном. А теперь и вовсе перестали сеять даже обычный лен — трудоемко, невыгодно. Столько сил он отнимал, круглый год мучились, но не встретилось мне ни одного человека, кто не пожалел бы об этой утрате.
Прячу куклу, благодарю, и Анна Васильевна, едва перебирая ногами в огромных валенках, шаркает за мной, чтобы закрыть дверь.
Я сразу еще заметила на окне другую куклу, обычную пластмассовую красавицу с рыжим прошивным париком( в цветастом капроновом платье. Такие игрушки меня не интересуют, но тут на самом выходе почему-то решила спросить:
А этой куклой внуки играют? — Когда приезжают, играют. Но с собой не берут. Пусть, говорят, тут живет. У меня сестра старшая померла лет 13 назад, Маня. Я тосковала — вместе жили. И вот как-то пошла на почту, а туда игрушки привезли. Облюбовала я эту куклу, купила и, думаю, пусть живет заместо сестры. Имя ей не давала, думаю, пусть на память живет. Маня-то так девушкой и померла, она как мать мне была. Теперь как посмотрю на куклу и вспомню сестру то. Так и живет у меня заместо Мани.
Поразили меня на прощание Анна Васильевна. Смотрю на нее во все глаза, будто только увидела, старушка раже перепугалась. Пришлось вернуться и вспомнить вместе с нею сказку «Василиса Прекрасная» которую знаю уже наизусть. В этой сказке, умирая, мать «призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
— Слушай, Василисушка! Помни и исполни мой последние слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставлю тебе вот эту куклу. Береги ее всегда при себе и никому не показывай, а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она — и скажет тебе, чем помочь, несчастью. Затем мать поцеловала дочку и померла».
И потом... «Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая:
— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я дома у батюшки — не вижу себе никакой радости. Злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня как мне быть И жить И что делать?
Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а на утро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочку а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой».
И в других русских сказках действуют куколки волшебные помощники. «Князь Данила-Говорила», «Морской царь и Василиса Премудрая», «Царевна в подземном царстве», «Грязнавка» — во всех этих сказках кукла кого то спасает, кому-то покровительствует или охраняет обществен¬ную мораль и нравственность. И еще, как давно заметили ученые фольклористы В. Я. Пропп, Е. Н. Елеонская, сказочные куколки генетически связаны с подземным миром, с царством мертвых. Они служат как бы заместителем умершего и всегда требуют к себе почтительного отношения.
Вот и мартыновская кукла — напоминание о сестре, заменявшей мать, не что иное, как отзвук древнего культа предков.
Сидит кукла на почетном месте (всегда на одном), красуется на виду — в окне и сохранилась в чистоте. Даже внуки обраща¬ются с ней бережнее! чем с обычными игрушками. И безымянная она не зря, в этом тоже ее тайна. А сама Анна Васильевна — редкий носитель традиции, прешедшей века и воскресшей из глубин народной памяти на исходе XX в.
Ни в одной экспедиции не было у меня подобной находки. Выходит, напрасно обходить вниманием современную пластмассовую игрушку. Не всегда сама вещь — ценность. Отношение к ней тоже может обернуться открытием.
Г. Л. ДАЙН
г. Хотьково Московской области.
На снимке: Александра Васильевна Щеникова к ее кукла, так удивившие известную- иссле-довательницу. Фото автора.

 

"Быт русского народа" А. Терещенко "Русская книга" 1999

КУКЛЫ
Делают изображения деревянные, представляющие девушек, мальчиков, малышей; всех их наряжают в платья и дарят девочкам, которые нянчат свои куклы, ходят с ними в гости или сами угощают их.
Эта игра составляет приятное препровождение времени для детей, но вместе с тем приучает девушек с малолетства видеть в себе самих будущих матерей. Под куклами они воображают своих малюток, а себя мамками, няньками и матерями. Сколько для них слез, если увидят, что кто-нибудь ударит их куклу! Они рыдают по ним, как нежные матери по детям.
 

"Мужики и бабы" Иллюстрированная энциклопедия С-Пб. "Искусство-СПб" 2005

КУКЛА. Антропоморфное изображение, использовавшееся в магической практике и обрядах жизненного и календарного циклов.
В земледельческих ритуалах при помощи действий с человекоподобным чучелом, носящих, как правило, деструктивный характер, осуществлялся диалог между социумом и природой, направленный на перераспределение сил в последней. Это уничтожение К. «Масленицы» в масленичной обрядности и русалки — в троицко-семицкой; похороны кукушки, Костромы, Марены, Ярилы, Купалы в весенне-летний период; закапывание в землю в момент завершения уборки хлеба мужского чучела — аналога последнего снопа (Николиной бороды). Целью таких ритуалов было воздействие на силы природы для обеспечения будущего урожая. При этом К. олицетворяла природную энергию, сосредоточенную в растениях.
Подобному механизму «обмена» подчинены факты применения К. в магии, направленной на благополучие не только в сфере земледелия, но и в области других жизненных интересов человека. Так, например, если в семье один за другим умирали два человека, то в гроб последнего покойника для предотвращения третьей смерти клали специально приготовленную антропоморфную К.
Вплоть до 1930-х гг. на территории бывшей Воронежской губ. существовала традиция изготовления К., олицетворяющих болезни, в частности двенадцать лихорадок. Их сворачивали из разноцветных лоскутков в виде небольших (около 5—б см) девичьих фигурок. Эти К., обозначавшие симптомы лихорадки, по местным поверьям, являлись изображениями двенадцати девушек — дочерей царя Ирода, которые за смерть Иоанна Крестителя подверглись Божьему проклятию и были превращены в болезни. К. «лихорадок» вешали в хате возле печки, и они, по народным представлениям, должны были защищать от болезней хозяев дома.
Использование К. было широко распространено в профессиональной магии: если плотники, построившие дом, остались недовольны оплатой за работу, они могли в последний венец бревен, под балку, подложить маленькую тряпичную К. Жить в таком доме становилось невозможно, так как ночью беспрерывно слышался детский плач.
Повсеместно бытовал обычай подсовывать в постель молодоженов К., изображающую младенца. При этом над молодыми смеялись: мол, не успели пожениться, как родили ребенка. Шуточное по форме, это действие по сути являлось одним из многочисленных магических приемов, направленных на обеспечение потомства новой брачной пары.
Использование К. в традиционной магии и в обрядах, фиксирующих переходные моменты в жизни человека, по большей части предполагало отношения между членами социума, а изготовляемое антропоморфное изображение, как правило, было индивидуализировано, то есть К. соотносилась с конкретным человеком: создавая ее для той или иной цели, ориентировались на определенную личность. И хотя не всегда удавалось в точности воспроизвести это лицо, К. становилась двойником человека. Иногда достаточен был лишь намек на половую природу индивида, чтобы воздействие на изображение обеспечивало намеченный результат. Так, на Русском Севере, в Заонежье, для порчи жениха и разлада в отношениях молодоженов колдун отыскивал около дома невесты щепку, напоминающую по форме человека и имеющую отверстие от сучка, прятал ее в поленницу дров, произнося заговор. Предполагалось, что «как молодой не в состоянии найти эту щепку, так он будет не в состоянии найти и... у жены» (4, с. 19).
Довольно поздним в русской традиции являлось использование К. в функции девичьей красоты в свадебной обрядности. Судя по рукописным источникам, обычай изготовления К.-красоты возник не раньше последней четверти XIX в. и был распространен на ограниченной территории, включающей Костромскую, Ярославскую, Тверскую губ. В ряде локальных традиций, где материальным воплощением девичьей красоты было деревце, обычно елочка, К. выступала аналогом таких элементов ее убранства, как коса из кудели, лента.
К.-красоту изготавливали подруги невесты в период от сватовства до кануна свадьбы. В Тверской губ. эту К. называли «невестиной красой»; в день свадьбы подруги приносили ее в дом невесты и ставили на стол, покрытый скатертью. «Кукла эта бывает величиною чуть не в аршин (около 70 см. — Е. М.)) делается она просто из одних тряпок, а иногда с фарфоровой головкой, если таковую представляется возможным достать. Наряжают эту куклу в бумажную тряпку-юбку, как это делают дети, чтобы кукла стояла, и на эту-то юбку нашивают всякую всячину ярких цветов. Все это сделано очень грубо, аляповато, да зато пестро, красно, золотисто. Эту куклу, эту «красу» невестину... охраняют все девушки, и за нее берут выкуп с жениха». Когда приезжали жених и гости, две девушки садились рядом с невестой, пододвигая к себе К. и требуя подарка. Сват со стороны жениха доставал деньги и говорил: «Мы за выкупом не постоим, а только уж красу невестину беречь — таперича не их дело: нареченный супруг убережет лучше ихнего, уж череда их таперича отошла, полно — своего не уступим... ну-те-ка, красные девицы, продайте нам ваши местечки; чай, не дорого за них возьмете? Вот и денежки». После некоторого торга девушки поднимались с места: одна брала деньги, другая — «красу». Цена выкупа за К. обычно составляла от сорока копеек до рубля. Это была плата за время, потраченное на ее шитье и украшение.
В некоторых местах Тверской губ. красивую К. в вуали — «невесту» — прикрепляли к верхушке украшенной елочки, а по бокам располагали еще одну или две К. — «шафериц». Восхваляя невесту, девушки требовали у дружек жениха заплатить за место за столом. Елку убирали со стола, когда платили выкуп.
В Ярославской и Костромской губ. К. меньшего размера также прикрепляли к верхушке красоты-«елочки» или к бутылке, в которой стояла «елочка». К. делали с косой, в платье из хорошего лоскутка, с бусами. В день свадьбы девушки вносили ее в дом невесты и требовали за нее выкуп у каждого из окружения жениха. В этих традициях были хорошо разработаны приговоры на «вынос» свадебного деревца-красоты. В них упоминалась и К.:
На нашей елочке,
На золотой верховочке
Сидит кукла,
Кукла-то — плут,
Она не смотрит в кут,
Она смотрит тут,
Где денежки кладут! <...>
Позвольте елочку принять,
По свечке погасить,
Девью красоту посеребрить,
Нас, красных девушек, одарить!
После исполнения приговора гость, к которому обращались, тушил одну свечку и одаривал девушек деньгами. Получив со всех выкуп, подружки невесты выносили «елочку» на крыльцо; деньги за девичью красоту шли в их пользу. В некоторых местах «елочку» с К. ставили на свадебный стол и после венца, так, чтобы К. была повернута лицом к жениху и невесте.
Во Владимирской губ. «К.» называли переодетую родственницу невесты, которая, как и девушки-подружки в поволжских традициях, требовала выкуп со стороны жениха за место за столом: «Выкупая место, дружка берет ковш квасу, кладет на дно монеты — грош и копейку — и говорит «К.»:
Попей-ко, попей-ко,

на дне-то найдешь копейку.

А побольше попьешь, еще грош найдешь.

Выпив квас, «кукла» уступает место жениху и невесте, которые садятся на баранью шубу» (6, с. 258).
Несмотря на позднее происхождение, этот феномен К.-красоты имел определенные предпосылки, что связано с традицией изготовления человекоподобных чучел для обрядов календарного цикла. При сопоставлении их с К.-красотой можно отметить равноправную взаимозаменяемость антропоморфных и растительных (дерево, ветвь дерева) атрибутов, а также мотив их полного уничтожения или извлечения из сферы обрядовой ситуации в конце или на определенном этапе ритуала.
Претерпев некоторую смысловую трансформацию, К.-красота сохранилась до настоящего времени: в городской среде широко распространен обычай украшать свадебную машину К. в наряде невесты. Только здесь она выступает уже как символ свадьбы. Подобное изменение назначения ритуального предмета, иногда в процессе одного обряда, нередко имело место и в традиционной свадьбе. Это относится прежде всего к образу свадебного деревца, которое могло выступать и в функции девичьей красоты, и как знак свадьбы вообще.
На Русском Севере и в Костромской губ. существовал типологически близкий обычай изготовления К., выполнявшей функцию заместителя отсутствующего человека, обычно родственника. Так, в Костромской губ. при проводах парня в армию его девушка делала К., которую помещала на углу его дома, нередко вместе с «елочкой», подобной свадебному деревцу-красоте: «девушки из тряпок и хлопка делают солдатика в виде куклы с принадлежностями рекрута: полотенцем на груди или в руках и платочком. Если же парень, кроме того, был музыкант, то кукле дают в руки и соответствующий музыкальный инструмент — гармонину, балалайку, — сделанные из бумаги или из дерева соразмерно с куклой; елочку и солдатика прибивают гвоздиками к стене, к карнизу или на налобыше, близ подволощного окошка того дома, откуда взят новобранец, причем прибивают таким образом, чтобы солдатик находился под елочкой» (2, с. 22—23). В плане сравнения рекрутской и свадебной обрядности показательно, что проводы новобранца и конструкция «елочки» с К. назывались «девишником».
Материал такого рода записывался этнографами и в конце XX в.: «Вот когда он пойдет в армию, в тот день и прибивают, когда провожают ёо в армию дивчата. Они и делают и елочку, они и этоо „солдатика" делают, они прибивают ко стене... И вот пока с армии не придет, не убирали» (5, с. 277).
Подобные примеры сохраняются до сих пор на Вологодчине: «Вот ты поэхала, мать да отец об тебе росстраиваюц-ця, жалеют, сделают куклу и хранят... на грядки посадят... эту куклу никуда не девают, с места ни стрясут! Все на иё глидят... Из глины делали <...> Одевали, платьё сошьют, наложат <...> У коо дак из глины, а у коо дак вот так, навертят тряпки на павки [палки], куделю... и ждут до тех пор, пока она [или он] не вернецца домой. Она [кукла] сидит все там, стоит. А вернецца. <...> Как приэжжаэт он домой... сразу куклу ему подают в руки. Он садицца за стол, куклу берет в руки. А потом отдает ребятишкам [играть]. <...> Раныпы... дак или на полицу посадят к иконам, штёбы было видно, как зайдешь... А покажут ему — посмиюцца да выбросят, да и все. <...> А это у нас в диревни-то, раныпни-ти старухи... старше матери нашей, они делали» (5, с. 276).
По судьбе К. судили об участи отсутствовавшего члена семьи: если она падала или разрушалась, то считали, что человек погибнет или пропадет.
К. использовалась не только в обрядах, но и в сфере воспитания детей. Для девочек от 7 до 14 лет характерным развлечением были сюжетные игры с К. Располагаясь с ними на окне избы, в амбаре или просто на улице, девочки с большой точностью воспроизводили обрядовые, праздничные и бытовые сцены, которые наблюдали в реальной жизни взрослых. Самой излюбленной была игра «в свадьбу», в которой разыгрывались отдельные эпизоды свадебного обряда: сватовство, богомолье, баня, девишник, венчание, свадебный пир и др. Девочки воспроизводили настоящие свадебные приговоры, диалоги, песни и даже причитания в голос. Подобным образом играли также «в беседу» [посиделку), «в метище» [гулянье), «в похороны». Они сами изготавливали К. из лоскутков или получали их в наследство от старших сестер. Во время игры наделяли К. именами, отчествами и фамилиями знакомых односельчан или своими собственными. Такие игры с К. оказывались своеобразной формой передачи коллективного опыта и подготовкой детей к типичным жизненным ситуациям, в которых им предстояло оказаться в будущем.
В современной деревне К., которыми некогда играли дети, выставляют на окне, располагают в красном углу, в серванте или другом видном месте. В данном случае К. является украшением интерьера, а также, подобно фотографии, знаком-памятью о покинувших дом близких.
Литература:
1. Еремина В. И. Ритуал и фольклор. Л., 1991; 2. Завойко Г. К. В Костромских лесах по Ветлуге-реке. (Этнографические материалы, записанные в Костромской губ. в 1914—1916 гг.) // Труды Костромского науч. об-ва по изучению местного края. Вып. VIII. Этнографический сб. Кострома, 1917; 3. Комарова С, Катушкин М. Кукольные люди: Культурологический очерк. СПб., 1999; 4. Логинов К. К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. Петрозаводск, 1993; 5. Морозов И. А. Кукла в современном интерьере (к проблеме эволюции статуса вещи) // Музей. Традиции. Этничность. XX—XXI вв. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию Российского этнографического музея. СПб.; Кишинев, 2002; 6. Мыльникова К., Цинциус В. Северно-великорусская свадьба // Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Л., 1926; 7. Фирсов Б. М., Киселева И. Г. Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева (на примере Владимирской губ.). СПб., 1993; 8. Шаповалова Г. Г., Лаврентьева Л. С. Обряды и обрядовый фольклор русских Поволжья. Л., 1985; 9. Архив РЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 2091.
Е. Мадлевская

В. И. Даль "Толковый словарь живого великорусского языка"

КУКЛА ж. куколка, кукляшка, —шечка ж. кукленок, —ночек м. умалит. сделанное из тряпья, кожи, битой бумаги, дерева и пр. подобие человека, а иногда и животного. Детская кукла, игрушка. Живая кукла, автомат. Анатомическая или повивальная кукла, фантом, разборное подобие человека, для обучения. || У валялыциков и др. мастеровых: болван, форма. || Пск. около 20 фунтов чистого льна, в связке. || калужск. орл. завертка, закрутка, закрута в хлебе, завой колосьев знахарем, колдуном, на порчу и гибель того, кто снимет куклу. || В конном вороте, куклы, брусья, на коих висит беседка погонщика. Выпускная кукла, механическая, что сама бегает, живая; || *щеголеватая, но глупая или бездушная женщина. Одеться куклою, шегольски. Ворочается солдат направо, и делает кукла лесная все браво! приговаривает поводильщик медвелю. Куколка умалит. Ты моя куколка досужая! ласка, похвала. || Насекомое, в предпоследней степени развития своего, в состоянии замирания: первая степень яичко, вторая гусеница, третья личинка, или куколка, четвертая мотылек, муха и пр. Кукла сл. переводное, сбивчивое и лишнее: гусеница (Rauре; сhenillе) и личинка (Lavrе, Рuрре; nутрhа, сhrysalidе). Чtртова кукла! бранное Хорош: перед чертом — куколка! Куклин, кукле прнадлежщ., как бы принимая ее за уечто живое. Кукольный, к куклам относящ. Кукольный театр? представление посредством кукол. Кукольная комедия, то же: говор. о какой либо притворной и пошлой человеческой проделке. Кукольник м. —ница ж. кто делает куклы, игрушки. Кукольначать, заниматься куклами, играть ими.


Кукла. Керамика, хлопок, воск. Индейцы каража (Бразилия). Музей Паулиста. Сан-Паулу.

Кукла "Кокэеи" (Япония).